коллекционер, экс-владелец Удмуртской нефтяной компании
"Давно настало время принять закон о меценатстве"
— В 2003 году в результате судебных исков прокуратуры немецкого города Потсдама вы едва не лишились приобретенной вами картины Рубенса "Тарквиний и Лукреция". Она оказалась трофейной, и Германия требовала ее возвращения. Вы ощущали поддержку российских властных структур?
— Да, конечно. И Генеральная прокуратура, и Министерство иностранных дел меня, как гражданина России, защищали. Кроме того, меня поддержало Министерство культуры и Росохранкультура; после проверки они заняли принципиальную позицию: я являюсь добросовестным покупателем картины, никаких законов не нарушал, и методы немецкой прокуратуры, ославившей меня преступником на весь мир, неприемлемы.
— Передача Рубенса на временное хранение в Эрмитаж была отчасти способом обезопасить картину?
— В момент, когда наши органы по требованию немцев изъяли картину и проводили свое расследование, я не чувствовал никакого давления ни со стороны Генпрокуратуры, ни со стороны Минкульта и решение принимал сам. Такой шедевр неправильно держать в частном особняке, нужно, чтобы его видели люди.
— Три принадлежащих вам полотна Рубенса — на временном хранении в Эрмитаже, икона Дионисия — в Третьяковской галерее. Вы не боитесь за свою собственность? Вдруг вам их не вернут из музея по первому требованию?
— Ну, во-первых, есть договоры и с Эрмитажем, и с Третьяковской галереей. Да и в плане безопасности (я имею в виду кражи) меня больше устраивает хранить часть своей коллекции в музее.
— У вас не возникало желания создать собственный частный музей?— Конечно, возникало. Я работаю в этом направлении, с группой единомышленников хочу создать музей русского православия. В нем я бы разместил всю свою коллекцию древнерусской живописи, у меня есть выдающиеся иконы. Самая старая — первой половины XI века: это образ Христа, как считается, древнейший из всех, что есть на Руси. В музее смогут выставляться и другие частные собрания, а также монастыри, храмы. У нас сейчас есть несколько проектов — совместно с Министерством культуры и Росохранкультурой: осенью хотим показать мою коллекцию на выставках в провинции.
— Вы не думаете, что обнародование коллекции может привлечь к вам как к бизнесмену повышенное внимание налоговых органов?
— Ну, моя коллекция давно известна, я ее никогда не скрывал. А со своих доходов я плачу налоги.
— Сейчас в Росохранкультуре обсуждаются меры, которые бы привели к более жесткой ответственности арт-дилеров, экспертов и оценщиков перед покупателями. Вы каким экспертам больше доверяете: нашим или западным, частным или государственным?
— Это смотря по тому, что подлежит экспертизе. Если речь идет о древнерусском искусстве, то, наверное, логично искать экспертов в России; если о западном — имеет смысл обращаться к каким-то западным специалистам или в Эрмитаж. Вопрос не в том, государственный эксперт или негосударственный, а в его имени и репутации. Уважающие себя коллекционеры и сами со временем становятся знатоками, они понимают, что покупают. В своей области я считаю лучшими экспертами Адольфа Николаевича Овчинникова из реставрационного центра имени Грабаря и профессора МГУ Энгелину Сергеевну Смирнову.
— Вам нужен закон о свободе вывоза произведений искусства из России — хотя бы для того, чтобы иметь возможность производить экспертизу за границей?
— Я считаю, что произведения искусства должны перемещаться свободно при известном регулировании этого процесса. Ну что плохого в том, если я решу обменяться с каким-нибудь английским коллекционером — картину на икону? Разные страны по-разному подходят к этому вопросу. Например, при вывозе из Англии произведения искусства государство может воспользоваться правом его выкупа. Не воспользовалось — пожалуйста, вези. Наверное, английское право в этом отношении было бы приемлемо и в наших условиях. Или, скажем, заплатил какую-то пошлину — и вези свою коллекцию куда угодно. Сейчас, когда хочешь показать свою коллекцию за границей, сталкиваешься с колоссальными сложностями. Это можно сделать только в составе какой-то музейной выставки, частное лицо вывезти свое собрание не может. Конечно, России нужны либеральные правила в этом отношении. А опасения, что тогда все национальное достояние будет моментально распродано,— глупости. Есть шедевры, которые не имеют права принадлежать одному человеку, их надо показывать в мировом масштабе.
— Покупка произведений искусства — это способ инвестирования. Как вы думаете, либерализация в сфере антикварной торговли повлияет в России на развитие частного коллекционирования как формы вложения денег?
— Безусловно. Хотя человек, относящийся к коллекционированию цинично, только как к вложению денег, не сможет собрать хорошую коллекцию. Нужно любить и понимать то, что ты покупаешь. Иначе накупишь всевозможного барахла. Вложение денег в качественный антиквариат приносит 10-15% годовых как минимум. Видите, что происходит с русским искусством на западных аукционах? Буквально за три года оно в среднем раза в два выросло в цене.
— Да, но это русское искусство XIX-XX веков. Вы, кстати, не хотите изменить древнерусскому искусству и заняться более современным?
— Нет. Со временем все встанет на свои места. Памятников древнерусского искусства осталось не так много, и зачастую это действительно шедевры, имеющие большое культурное и духовное значение. Древнерусское искусство сейчас довольно дорого, но пока недостаточно оценено коллекционерами. Это очень узкое, специфическое направление. Картину того же Айвазовского или Шишкина вы можете повесить дома, где угодно. Икона — совсем другое дело. К древнерусскому искусству нужно относиться "на вы". Кощунственно повесить в салоне, где устраиваются вечеринки, икону, намоленную веками. Это другая энергетика.
— Есть ли у вас конкретные предложения к Росохранкультуре по законодательству в сфере частного коллекционирования?
— Давно настало время принять закон о меценатстве. Во многих странах такие законы существуют. У меценатов должны быть какие-то льготы — у настоящих меценатов, которые помогают культуре, например, дарят свои вещи музеям.