Детям, живущим в детских домах и интернатах, а также приемным семьям, которые взяли на воспитание сирот, нужна поддержка психологов, но получить ее непросто. В учреждениях таких специалистов часто нет в штате, а приемным родителям приходится искать психологическую поддержку самим у некоммерческих организаций. Директор благотворительного фонда «Здесь и сейчас» Татьяна Тульчинская рассказала «Ъ», что делают психологи фонда в детских домах, какую помощь оказывают приемным семьям и зачем выпускникам детских домов нужно сопровождение.
Директор благотворительного фонда «Здесь и сейчас» Татьяна Тульчинская
Фото: БФ «Здесь и сейчас»
Директор благотворительного фонда «Здесь и сейчас» Татьяна Тульчинская
Фото: БФ «Здесь и сейчас»
«У детей из детдома нет привычки выбирать»
— Фонд «Здесь и сейчас», которым вы руководите, помогает детям, живущим в детских домах, и сопровождает приемные семьи. А начинали вы сами много лет назад как волонтер. Как от раздачи подарков в детских домах волонтеры рано или поздно приходят к другим формам помощи: психологической поддержке, семейному устройству, сопровождению сирот во взрослой жизни?
— Я приходила в детские дома как волонтер еще со студенческих лет, после окончания аспирантуры некоторое время помогала в московском художественном центре «Дети Марии», но скоро поняла, что в Москве программ помощи много, а в регионах их совсем нет. Мне захотелось работать с детьми в региональных детских домах, поэтому 18 лет назад я зарегистрировала фонд. Начинали мы с оказания материальной помощи сиротским учреждениям: возили туда подарки, как и многие наши коллеги. Тогда это был единственный способ войти в детский дом, наладить диалог. Потом мы стали цепляться за какие-то конкретные запросы учреждения. При этом мы приняли решение, что помогаем детям, а не учреждениям, то есть красить заборы и перекрывать крыши мы не будем, а оборудовать мастерские, тренировочную кухню, построить систему обучения для ребят — на это мы готовы. Постепенно стало понятно, что наши вложения необходимо подкреплять регулярной работой с учреждением. Недостаточно просто оборудовать тренировочную кухню для детей и уехать. У персонала учреждения не всегда достаточно компетенций, чтобы они работали с детьми на этой кухне, им нужна наша помощь. Наши специалисты стали регулярно ездить в детские дома, проводить там занятия, обучать персонал.
За последние 15 лет мы поработали с учреждениями в Тульской, Рязанской, Ярославской областях. Сейчас у нас долгосрочные проекты в Кировской и Нижегородской областях.
Какие-то учреждения закрылись, из каких-то учреждений мы ушли по причине того, что не смогли наладить нормальный контакт с администрацией, по крайней мере мы не видели с их стороны заинтересованности в сотрудничестве. На материальную поддержку они откликались с удовольствием, но когда мы предлагали какие-то программы для детей, они отвечали: «Да-да, конечно, только у нас сегодня казаки пляшут, а завтра мэр приезжает, поэтому нам немножко не до вас». Стало понятно, что так работать нельзя. Мы исходим из того, что наша работа построена таким образом, что она требует регулярного присутствия наших коллег в учреждении.
Несколько лет назад мы начали работать с детским домом-интернатом в Рязанской области — там живут дети-инвалиды. К нам пришла компания «Джонсон & Джонсон», они в рамках своего проекта социальной ответственности поддерживали этот детский дом, но хотели, чтобы партнерский фонд помог им грамотно выстроить отношения с учреждением. И хотя на фоне последних событий в России компания «Джонсон & Джонсон», может, и не продолжит свою деятельность в России, мы уже бросать этот интернат не будем.
Работая с сиротами в детских домах, мы видели, что много детей возвращаются туда из приемных семей. Поэтому параллельно у нас открылось новое направление, которое сейчас стало ведущим,— поддержка приемных семей, которые взяли на воспитание детей с опытом раннего неблагополучия, детей с особенностями. Мы были одними из первых, кто начал это делать в Москве, сейчас нашему помогающему центру более 12 лет (в фонде два отдела — центр социальной адаптации для детей-сирот и помогающий центр, работающий с приемными семьями.— «Ъ»).
— Ваш фонд сопровождает выпускников детских домов. Как вы им помогаете?
На занятиях благотворительного фонда «Здесь и сейчас»
Фото: БФ «Здесь и сейчас»
На занятиях благотворительного фонда «Здесь и сейчас»
Фото: БФ «Здесь и сейчас»
— За 18 лет работы с детскими домами у нас накопилось большое количество выпускников, которые нуждаются в поддержке. С каждым, кто хочет сохранить с нами отношения, есть обязательный договор. Он не носит финансового характера — это исключительно организующий документ, в его рамках ставятся какие-то цели на год, и ребята понимают, на каких условиях они могут рассчитывать на ту или иную помощь.
Мы помогаем и психологически, и в бытовых вопросах. Очень многие выпускники, как вы знаете, имеют проблемы с жильем, с обустройством, мебелью, бытовой техникой.
— То есть вы покупаете им все необходимое?
— Иногда покупаем, но не «под ключ», и главное — не всем, а выборочно. Бывают чрезвычайные ситуации, когда без помощи не обойтись. Например, у одной выпускницы детского дома случился пожар, а у нее ребенок грудной, и из-за аварийного состояния квартиры ребенка хотели отобрать. Конечно, мы не могли этого допустить, включились. Или другой пример — девушка говорит: «Мне бы швейную машинку, я сама себе буду что-то шить, смогу экономить на одежде, а потом, может, и зарабатывать смогу». Ей мы тоже помогли, потому что это дает ей шанс стать самостоятельной. Но если вдруг кто-то захочет ремонт сделать, потому что пора освежить жилье — тут мы вряд ли поможем. Наша помощь все-таки скорее экстренная, чем плановая.
Еще мы помогаем ребятам с профориентацией и трудоустройством, учим их писать резюме, искать работу. Многим выпускникам требуется сопровождаемое трудоустройство, потому что они не могут самостоятельно справиться с разными проблемами.
Один выпускник у нас в программе медицинской поддержки: у него челюстно-лицевой дефект, требуется длительное лечение. Некоторые выпускники стали нашими волонтерами, приезжают на выездные программы, которые мы проводим в детских домах и интернатах.
— Вы говорите, что выпускникам детских домов требуется сопровождение. Почему? Чего им не хватило в детском доме?
— Когда человек выпускается, это такой прыжок с обрыва. Вот только что он был внутри какой-то системы, где все было регламентировано, а теперь — полная свобода, и в полный рост встает проблема выбора. До сих пор был определенный порядок: человек привык, что утром его кормят завтраком, потом он идет в школу, вечером ужин, уроки, и все под контролем, а теперь контроля нет — он сам должен готовить еду, сам делать уроки, его никто не заставляет, контроля больше нет, а значит, должна быть внутренняя мотивация делать что-то.
Когда мы только начали делать наши выездные программы для ребят из детского дома, мы придумали кормить их в сети ресторанов быстрого питания, где шведский стол и можно выбрать себе еду. Мы подумали, что это классно, ведь в детском доме им дают то, что приготовили повара, и никто не спрашивает, чего они хотят. Но оказалось, что именно в этом и проблема. Наши ребята заблокировали движущуюся ленту с едой, потому что были не в состоянии выбрать, что же им взять — котлету или рыбу, картофель или макароны. У детей из детдома просто нет привычки выбирать.
Программы фонда «Здесь и сейчас» продуманы так, чтобы сироты могли приобретать различные навыки, которые тяжело получить в условиях детского дома
Фото: БФ «Здесь и сейчас»
Программы фонда «Здесь и сейчас» продуманы так, чтобы сироты могли приобретать различные навыки, которые тяжело получить в условиях детского дома
Фото: БФ «Здесь и сейчас»
— А ведь во взрослой жизни им придется постоянно выбирать: работу, жилье, спутника жизни, детский сад или школу для ребенка. И, не имея навыка выбирать, они будут постоянно попадать в затруднительные ситуации.
— Именно. Эту проблему мы и обнаружили во время наших выездных программ. Еще одна закономерность — отсутствие мечты, невозможность ее сформулировать. У нас была программа, небольшой квест «Москва — город исполнения желаний». В Москве довольно много всяких точек, где принято загадывать желания: нулевой километр, сердце в театре «Эрмитаж», скульптура собаки на станции метро «Площадь революции». Оказалось, что сформировать желания ребята не могут. Это было одним из моих первых открытий — я поняла, что исходное представление о проблемах детей из детских домов у меня было неверным. Мне казалось, что их основная проблема — отсутствие возможностей. У моего ребенка есть возможность поступить в МГУ, а у ребенка из детдома такой возможности нет. Значит, надо дать ему эту возможность, уравнять их в стартовых позициях, и тогда все будет правильно. Но оказалось, что есть еще проблема нулевого уровня: у детей из детдомов нет образа будущего, мотивации, желаний. Технически можно обеспечить поступление ребенка в институт, но нельзя заставить его этого захотеть. Это как в притче: один человек может привести лошадь на водопой, но даже десять не смогут заставить ее пить.
— С чем связано отсутствие мотивации и образа будущего у детей из учреждений?
— В учреждении ребенок все время в колее, там слишком много решений принимается за него. Любую мышцу, любой навык нужно тренировать, а у этих детей такой тренировки нет. Я не хочу сказать плохого об администрации учреждений — мы работаем только с теми, с кем мы выстраиваем хорошие партнерские отношения. И среди сотрудников этих учреждений очень много прекрасных людей, которые искренне стараются что-то сделать для детей. Но они отвечают за учреждение в целом, а не за каждого конкретного ребенка. И у них есть задача сохранить порядок в учреждении. А порядок в большой группе сложно сохранить без жесткого контроля.
У нас был случай: мы пригласили группу ребят на «Робинзонаду». Дети две недели жили в палатках на берегу озера на Валдае. Один из основных принципов этой программы — свобода выбора и коммуникации. Например, на программе не было отбоя как такового, но мы договаривались с ребятами, что те, кто хочет спать, должны иметь такую возможность.
Примерно на третий день стало понятно, что те, кто хочет спать, разберутся с теми, кто не дает им спать, без нас. Конечно, до драк не доходило, но договариваться пришлось.
Точно так же они договаривались насчет еды: вы не хотите есть третий день подряд гречку — прекрасно, вот список продуктов, которые у нас есть, договоритесь между собой, что вы хотите есть, а также договоритесь, кто будет готовить завтрак на костре в семь часов утра и как это у вас будет выстроено. И если первые дни кашеварили одни и те же ребята, а другие вылезали из палатки к завтраку со словами: «А что у нас на завтрак?», то к концу программы все изменилось. С ними были сопровождающие из детского дома — понятно, что никто их не отпустил бы с нами без сопровождения. И один из сопровождающих в первый день распорядился: «Так, сегодня дежуришь ты, завтра — ты», но мы сказали: нет, так не пойдет, у нас все по-другому. И к концу программы дети приобрели навыки, которых у них не было. Они научились принимать решения, договариваться, ставить задачи, формулировать желания.
— Но потом они вернулись в детский дом, где их опять стали водить строем.
— Да, и мы понимали, что это непростая задача — транслировать детям наши ценности, когда потом в детском доме они вернутся к прежнему опыту. Это задачка со звездочкой. То есть, с одной стороны, мы стараемся дать этим детям новый опыт, который им пригодится в будущем, а с другой — должны объяснить им, почему они продолжают оставаться в ситуации, когда этот опыт неприменим или применим не полностью, и при этом создать для них какое-то пространство, где они все-таки могут его применить.
«Конкретные руководители детских домов считают, что их задача — только "содержание" детей, а не устройство их в семьи»
Психологи фонда «Здесь и сейчас» проводят занятия, которые помогут сиротам взаимодействовать с другими людьми, определиться с профессией или раскрыть свой творческий потенциал
Фото: БФ «Здесь и сейчас»
Психологи фонда «Здесь и сейчас» проводят занятия, которые помогут сиротам взаимодействовать с другими людьми, определиться с профессией или раскрыть свой творческий потенциал
Фото: БФ «Здесь и сейчас»
— Ваши психологи приезжают в детские дома и работают там с детьми. Что именно они делают и почему такая работа не проводится самим учреждением?
— Потому что во многих учреждениях нет многих специалистов, например психологов. Вот сейчас мы получили запрос от одного из учреждений, готовим для них программу. Они прямо сказали: «Мы видим, что ребята возвращаются от вас какие-то совершенно другие, давайте вы нам расскажете, что вы там с ними делаете. Научите нас тоже».
У нас в Москве проводится несколько выездных программ в год для детей из детских домов. Это профориентационная программа «Шаг в профессию», групповые стажировки для старших детей и для выпускников, иногда бывают творческие программы, которые мы привязываем к каникулам. Наши психологи также выезжают в регионы и там работают с детьми, с преподавателями (если от них есть запрос). У нас есть программа «Ступени» — в ее рамках наши психологи подбирают под каждую группу детей темы для бесед и проводят встречи и тренинги.
— А дети охотно идут на такие встречи? В детских домах, насколько я знаю, у детей — особенно у подростков — нет доверия к новым людям.
— Мы, конечно, придерживаемся принципа добровольности. Наши специалисты говорят: очень важно, чтобы ребенок был согласен на общение с психологом. Но при этом такая работа должна быть для нас экономически оправданной. Если наш специалист едет в командировку, мы не можем себе позволить, чтобы он в этой командировке поработал только с одним ребенком.
Поэтому мы заранее решаем, при каком условии открываем группу в учреждении, сколько человек берем на индивидуальное сопровождение, а сколько — на групповое, чтобы выезд наших специалистов был оправдан.
— А детский дом заинтересован в том, чтобы к детям приезжали специалисты «извне»?
— Я пришла к выводу, что в учреждениях все зависит от директора. Ключевой фактор — человеческий. Кому-то наше присутствие совершенно не нужно — не потому, что мы плохие, а потому, что мы посторонние.
— Лишние уши, лишние глаза?
— Да. А кто-то говорит: «О, здорово! Давайте работать!» Системной заинтересованности в наших услугах я не вижу, нас не рвут на части, учреждения вполне могут жить без нас.
— Как же они могут жить без вас, если там даже психологов нет?
— У нас в стране такие учреждения до сих пор живут по старым советским правилам, несмотря на то что несколько лет назад появилось типовое положение о детском учреждении, которое из места содержания превратилось в место временного пребывания. Вроде бы приоритетом государственной политики в этой сфере стало семейное устройство, но есть конкретные руководители детских домов, которые до сих пор считают, что их задача — только содержание детей, а не устройство их в семьи. Изменить мышление человека, который 30 лет работал в системе, сложно. Типовой директор своей основной задачей видит, чтобы дети были сытые, одетые, в порядке, не курили в спальне, не убегали, не совершали правонарушений. Разве это плохая стратегия? Совсем даже не плохая, это же гораздо лучше, чем «мне наплевать на детей, пусть делают что хотят». Но эта стратегия — про содержание детей. Вот у меня есть четыре стены, и пока дети в их периметре, я за них отвечаю, и с ними все должно быть нормально. Я выпустил в этом году 15 чистеньких детей без «двоек» в аттестате — значит, я молодец! А что с ними будет дальше, уже не важно.
Но мы-то с вами уже понимаем, что этого мало. Я с большим сочувствием отношусь к директорам, потому что у них сложные задачи и огромная ответственность. И если они готовы принять нашу помощь, то это здорово.
С детьми должен работать целый коллектив. И в этой сфере остро необходимо межведомственное взаимодействие. Когда мы говорим о детях-сиротах, мы имеем в виду детей, живущих в учреждении, но у них бывает разный юридический статус. Круглых сирот в диккенсовском смысле очень мало. Чаще всего у ребенка есть кто-то из родных: или мама сидит в тюрьме, или папа пьет, или бабушка, которая очень любит его, но болеет и не может растить. Каждый ребенок абсолютно индивидуален в этом смысле. И мы как раз стараемся фокусироваться на его индивидуальности, в то время как учреждение, к сожалению, вынуждено общаться с детьми как с группой.
— Это, наверное, одна из ключевых проблем — то, что ребенок в детском доме ощущает себя не личностью, а безликой частью группы. Психологи, работая с ребенком, индивидуализируют его, привязывают к его прошлому, семейной истории и таким образом дают ему возможность почувствовать свою индивидуальность. Про это уже давно известно, но в детских домах такая работа до сих пор системно не ведется.
Работа с психологом помогает подросткам перестать чувствовать себя обезличенной частью группы
Фото: БФ «Здесь и сейчас»
Работа с психологом помогает подросткам перестать чувствовать себя обезличенной частью группы
Фото: БФ «Здесь и сейчас»
— Тема кровной семьи вообще очень важна. В учреждениях обязательно нужно ее учитывать. Сейчас уже многие НКО развивают направление по работе с кровными семьями — например, «Волонтеры в помощь детям-сиротам» давно и плотно этим занимаются.
У нас в фонде взаимодействие с кровными семьями, к сожалению, пока не налажено, потому что мы не можем решить логистические проблемы в тех учреждениях, с которыми сотрудничаем. Если мы работаем в Кировском интернате, то кровные семьи осколками раскиданы по всей области, их трудно искать и трудно с ними взаимодействовать. Но мы пытаемся этим заниматься и, надеюсь, чуть позже сможем рассказать об этом более подробно.
«Все усыновленные дети — особенные»
— Вы сказали, что фонд работает с приемными семьями, воспитывающими детей с особенностями. Это дети, у которых проблемы со здоровьем или с поведением?
— Честно говоря, все усыновленные дети — особенные. (Когда я говорю «усыновленные», я обобщаю, потому что есть разные формы семейного устройства: опека, приемная семья, усыновление). Приемные дети пережили опыт раннего детского неблагополучия, и это оказывает на них сильное влияние. У многих детей бывают особенности органического характера: нарушения слуха, зрения, опорно-двигательного аппарата, бывают неврологические проблемы, связанные с внутриутробным развитием и родами. А психологические проблемы, связанные с эмоциональными или поведенческими особенностями, есть практически у всех приемных детей.
Среди семей, обратившихся к нам за помощью, лишь немногие осознанно взяли ребенка с инвалидностью или с какими-то заболеваниями. Большая часть — это те, кто просто взял ребенка, а только потом выяснилось, что он особенный.
И родители часто оказываются неготовыми к его особенности. Это большое испытание и тяжелая работа — растить такого ребенка, сохранить хорошие отношения в семье.
— Ваш фонд, работая с такими семьями, пытается предотвратить возвраты в детские дома?
— Это одна из очень важных наших задач. Мои коллеги, психологи, сформулировали один из основных наших принципов — «комплексная психологическая помощь». То есть мы работаем с семьей в целом. У нас есть отдельные консультации для детей, отдельные для родителей, но в целом нашим клиентом является семья. Потому что мы слишком часто сталкивались с ситуацией, когда приходили приемные родители и говорили: «Ребенок оказался проблемным, вы его почините, а нам самим помощь не нужна, с нами все в порядке, мы к психологам ходить не будем». И приходилось объяснять, что нет, так мы не работаем, и если с ребенком что-то не в порядке, то помощь нужно оказывать всей семье, чтобы легче стало и родителям, и ребенку. Для многих семей это совершенно неочевидно.
В фонде работают не только с сиротами, но и с приемными семьями
Фото: БФ «Здесь и сейчас»
В фонде работают не только с сиротами, но и с приемными семьями
Фото: БФ «Здесь и сейчас»
— Значит, если ребенку нужна помощь, то помощь всегда нужна и его родителям?
— Да, практически всегда так.
— С какими запросами приходят к вам приемные родители, на что больше всего жалуются?
— Мы работаем с такими запросами, как раскрытие тайны усыновления, травматический опыт у ребенка, его поведенческие особенности, эмоциональное выгорание приемного родителя, трудная социализация и неуспешность ребенка в учебном заведении. В прошлом году наши психологи провели около 1,2 тыс. индивидуальных консультаций для родителей и детей.
— Ваши коллеги из других фондов говорят, что самый главный запрос у родителей — плохая учеба в школе. Вы с этим согласны? Как ваши психологи помогают семьям в такой ситуации?
— Это не самый главный запрос при обращении в наш помогающий центр, но он действительно входит в тройку лидеров.
Дети, пережившие раннее неблагополучие, часто имеют сложности с регуляцией своих эмоций, у них наблюдается снижение когнитивных способностей, истощаемость нервной системы, и это не значит, что у них есть какие-либо диагнозы. Таким детям нужно больше времени на адаптацию в школе, на выполнение аттестационных работ, им сложно соблюдать правила и находиться в больших коллективах. В каждом отдельном случае мы строим индивидуальный маршрут помощи семье. Индивидуальная игровая терапия, работа в малых группах, профилактика эмоционального выгорания родителей — все это может быть частью помощи конкретной семье.
— Основная работа с семьями — психологическая?
— Да, наши психологи работают с детьми и с родителями — как в индивидуальном, так и в семейном и групповом форматах. У нас есть такие программы для детей, как группа игры и общения для детей младшего школьного возраста, подростковый клуб, киностудия и аудиотеатр для детей и подростков.
Сейчас мы очень много взаимодействуем с региональными организациями, проводим обучающие группы для коллег, где делимся накопленным опытом работы с детьми, пережившими раннее неблагополучие, взаимодействия с приемными родителями и опекунами. Проводим супервизорскую поддержку для специалистов семейного устройства, ведь в помогающих профессиях поддержка коллег очень важна.
— За прошедший год у многих НКО сократилось финансирование, закрылись благотворительные программы. А как с этим у вас?
— У нас тоже сократились частные пожертвования. Некоторые наши партнеры ушли из страны. Среди наших партнеров были международные компании, они закрыли свои благотворительные проекты. Ситуация сейчас шаткая у всех. Нас спасло то, что мы сразу получили несколько грантов, какая-то подушка безопасности есть, так что у нас не стоит вопрос о закрытии прямо завтра, как у некоторых наших коллег, которые мучительно ищут деньги на зарплаты за март. Но мы совсем не в шоколаде, мы общественный фонд, я сама — учредитель, у нас нет такого дарителя, который закрывал бы все наши потребности, мы сами привлекаем средства. Ближайшие три месяца мы продержимся, а что будет потом — пока не знаем.