Россия одна из немногих стран, чье богатейшее книжное и архивное наследие разбросано по всему свету. Но развитие истории порой непредсказуемо и противоречиво — и в сегодняшнюю Россию с той же стремительностью, с которой они когда-то были стерты из памяти, возвращаются забытые имена, а с ними и редкие документальные свидетельства ушедшего времени. Имя Николая Зернова (1899-1981), известного на Западе общественного и религиозного деятеля первой волны русской эмиграции, одного из выразителей европейского экуменистического движения, филолога и богослова, профессора Оксфордского университета, почти неизвестно в нашей стране. Его домашняя библиотека, ставшая, по сути, уникальной коллекцией редких книжных изданий, передана его вдовой — Милицей Зерновой — в дар России. Вчера сотрудники Государственной библиотеки иностранной литературы приступили к описанию этой коллекции — она станет основой создающегося зала русского зарубежья.
Принято говорить, что библиотека есть отражение характера и интересов его собирателя. Применительно к собранию книг Зернова это замечание абсолютно справедливо. Более того, библиотека стала отражением его судьбы. Среди почти четырех тысяч изданий его коллекции (имеющих собственный ехlibris — охваченные пламенем российские просторы и одиноко стоящая церковь) нет случайных. Основу составляет редкая богословская, религиозная, философская литература, издания по истории России, русской православной и других христианских церквей. Достаточно полно собрание эмиграционной периодики ("Путь", "Новый град", "Соборность", "Грани"). В библиотеке собраны и произведения его литературных кумиров — Федора Достоевского, Николая Гоголя, Владимира Соловьева, Алексея Хомякова, а также весьма редкие "шанхайские издания" эмиграционных писателей.
Эту коллекцию Николай Зернов собирал в течение всей жизни, и, как вспоминают его близкие, специально для России. Во всяком случае, тогда ему хотелось в это верить. Но он всегда оставался чрезвычайно последовательным в своем неприятии большевистского режима, впрочем, как и этот режим по отношению к нему. Ведь не случайно произведения Зернова были официально запрещены в Советском Союзе и стали известны только благодаря самиздату. Поэтому в завещании он особо оговорил, что его личная библиотека может попасть в Россию только при условии "падения власти коммунистов". После трех лет предусмотрительных переговоров с Библиотекой иностранной литературы его жена все-таки сочла, что это главное требование наконец осуществилось.
О самом Николае Зернове у нас знают, естественно, немного. Хотя "Хроника семьи Зерновых" — весьма известное произведение, состоящее из трех писавшихся на протяжении двадцати лет им самим и членами его семьи книг — "На переломе", "За рубежом", "Закатные годы" — вызвало огромный отклик в прессе, поскольку семейных хроник такого масштаба эмигрантская литература не знала. Хроника Зерновых повествовала "об истории одной московской семьи" на фоне событий русской жизни с 1812 по 1972 год и была одним из немногих произведений, в котором давался достоверный анализ формирования русской эмиграции как явления.
Николай Зернов сам себя относил к той части русской эмиграции, которую многие называли "незамеченным поколением". Это не то "старое поколение" первой эмиграции, которое жило прошлым и не то "молодое", которое "все больше сливалось с жизнью стран, приютивших его". Это те, кого "революция застала еще на гимназической скамье или на первых курсах университета". По определению самого Зернова, это было поколение, "сожженное революцией". Многие из него, в отличие от их отцов и старших братьев, стали освобождаться от одержимости революционными идеологиями, выходить из удушливой атмосферы партийных кружков и бесконечных споров между сторонниками различных социальных утопий. "Незамеченное поколение" выбрало иной путь — путь утверждения новой христианской России.
Идея необходимости духовного возрождения России, ее христианского обновления, родилась в начале века и была навеяна, как считал Зернов, интересом тогдашней московской интеллигенции к христианским основам Запада. Однако революция 1917 года так и не дала оформиться новому мировоззрению до конца. В изгнании же эта идея стала содержанием жизни для Зернова, как, впрочем, и для других основоположников русской религиозной философии. Именно с нее начался его долгий путь богослова и историка христианской церкви.
Николай Зернов стоял у истоков создания экуменистического движения в предвоенной Европе. И остался его выразителем до конца. Как и Николай Бердяев, отец Сергий Булгаков, Семен Франк, Вячеслав Иванов, Александр Шмеман — его друзья, сподвижники и дарители. Идея примирения христианского Востока и Запада, наиболее привлекательно изложенная в известном его исследовании "Русское религиозное возрождение ХХ века", для России только сейчас начинает обретать актуальность.
Безусловно, необходимо длительное и подробное изучение всего наследия Николая Зернова — и как философа, и как просто "забытого" русского интеллигента. Видимо, только затем его имя сможет естественно войти в культурный обиход. В противном же случае остается по-прежнему только говорить о все нарастающем "шквальном" интересе к эмиграции и конъюнктурной погоней за именами, которые затем вдруг окажутся забытыми — как это не раз бывало.
ЮРАТЕ Ъ-ГУРАУСКАЙТЕ