1 июня в театре "Современник" будет благотворительный концерт в пользу детей, больных раком крови. Называться он будет "Подари мне жизнь". Организовывают этот концерт артистки ДИНА КОРЗУН и ЧУЛПАН ХАМАТОВА. Они собрали много хороших артистов и просто много хороших людей. А теперь рассказывают, зачем им это нужно.
Наверное, чтобы заняться вдруг благотворительностью и начать думать, как там живут больные раком крови дети и как им можно помочь, проблема эта должна коснуться человека лично. И она нас коснулась. Не дай бог, конечно, никому такого опыта, но когда начинаешь ходить в отделение детской онкогематологии, знакомишься с врачами, с детьми, с родителями больных детей и с проблемой, то желание помочь приходит как-то само собой. Это естественное желание. Достаточно просто отделаться от суеверного страха, который обычно люди испытывают от самого слова "рак", и само собой приходит желание спасти ребенка. Ну неужели кто-нибудь откажется спасти ребенка, особенно если знает, что его можно спасти, и знает, как его спасти? На самом деле каждый человек может. Просто прохожий может зайти и сдать кровь, потому что донорская кровь детям с диагнозом "рак" нужна всегда. Государственный человек может выстроить систему помощи больным детям. Богатый человек может выстроить современный онкогематологический центр, которого, кстати, нет в России, такого, чтоб отвечал современным стандартам. А мы можем выйти на сцену. По крайней мере, привлечь внимание людей к проблеме, донести до нашего зрителя, что главное — больного ребенка не бросать, помогать ему, и он тогда выздоровеет, а не умрет, как принято думать. Нам очень хочется, чтобы концерт был, во-первых, хороший, а во-вторых, позитивный, потому что сама история про детский рак позитивная, обнадеживающая, и не надо ее бояться.
Если дети умирают от рака, то не потому, что рак неизлечим. Рак — излечим. Это опасное, тяжелое, но излечимое заболевание. Просто в России все еще не получается лечить детей как следует.
Десять лет назад в России выживало 5% детей, заболевших раком. В Америке и Европе тем временем выживало 70%. Теперь, когда в России освоены современные технологии лечения, 50%, половина заболевших раком детей выживает. А в Америке и Европе — 80%. Мы, конечно, сделали большой шаг вперед, но все равно отстаем на 30%.
Каждый год в России пять тысяч детей заболевают раком. Из них 50% — две с половиной тысячи детей — выживают благодаря современному лечению. А еще 30% — полторы тысячи детей — могли бы выжить, но умирают, потому что им не хватает лекарств и оборудования, современных клиник и квалифицированных специалистов, донорского костного мозга и донорской крови. Почти все это можно было бы купить за деньги. Каждый год в России полторы тысячи детей могли бы выжить, но умирают просто потому, что у нас не хватило на них денег. В Беслане погибло 186 детей. Это почти десять Бесланов каждый год. Просто потому, что не хватает денег на лечение.
Достаточно просто перестать бояться думать про детский рак, и возникает сразу множество вопросов. Почему, например, в России нет ни одного современного онкогематологического центра и только три клиники делают пересадку костного мозга, а в Германии — 90 клиник? Почему в России нет банка донорского костного мозга и только 10% детей, больных раком крови и нуждающихся в трансплантации, получают возможность сделать эту тяжелую операцию? Почему стерильных боксов, где производится трансплантация костного мозга, в наших больницах почти вдвое меньше, чем детей, которым необходима трансплантация? Как это так получилось, что врачи вынуждены отказывать детям в операции, которая детям необходима, или ставить детей на очередь, а очереди надо ждать чуть ли не год, и не всякий ребенок доживет до своей очереди. Почему раньше ребенок, больной лейкозом, из любого города мог долететь с мамой до Москвы, а теперь, после монетизации льгот, всякий ли может купить два авиабилета Хабаровск--Москва, например? Почему матери больных детей, нуждающихся в ежедневном переливании облученной донорской крови, ездят из Института детской гематологии с пакетами донорской крови через всю Москву, чтоб облучать кровь? Почему в институте нет аппарата для облучения крови? Он стоит $200 тыс. Как автомобиль, на котором ездит любой правительственный чиновник и любой уважающий себя руководитель крупной компании.
Организуя концерт, мы звонили разным людям и почти никогда не получали отказов. Наши друзья-артисты отменяли ради этого концерта дела, поездки, спектакли. Очень трогательно было, например, когда мы обсуждали с Олегом Павловичем Табаковым его номер в концерте. Олег Павлович сказал, что надо выйти на сцену и дать денег — вот это был бы номер. Мы встречались с богатыми людьми, с бизнесменами, и они говорили, что хорошо, конечно, собрать $200 тыс. на аппарат для облучения крови, но лучше бы концерт наш стал началом амбициозного и масштабного проекта помощи детям и чтобы целью проекта было строительство современного онкогематологического центра.
Мы, к сожалению, не умеем составлять бизнес-планов, но мы верим, что нет на земле человека, который отказался бы спасти полторы тысячи детей, если бы знал, что может спасти их. Мы думаем, что люди государства и бизнеса находятся в плену предрассудков и устаревших мрачных мифов, которыми овеяно слово "рак". Мы думаем, что государственное финансирование и благотворительность в сфере детской онкологии так скудны просто потому, что люди не знают, что рак излечим, боятся думать про рак, считают это слишком печальным делом.
Мы хотим рассказать, что рак излечим. Мы хотим рассказать, что организм ребенка способен выдержать тяжелое лечение, которое зачастую не может выдержать взрослый. Мы хотим на этом концерте рассказать про детей, которые болели раком и выздоровели. И познакомить вас с этими детьми.
Мы будем очень стараться.