гастроли балет
В Большом театре открылся XIII фестиваль "Звезды белых ночей": Мариинский балет впервые привез в Москву свою новую "старую" "Баядерку" — реконструкцию спектакля 1900 года. Научную работу коллектива оценила ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.
Насчет этой "Баядерки" между петербургскими прогрессистами и консерваторами велись (и ведутся) кровопролитные бои с момента ее реинкарнации в 2002 году. К тому времени идеолог реконструкции и главный пассеист театра Сергей Вихарев успел нашуметь на весь мир возобновлением "Спящей красавицы" в старинных декорациях и мизансценах, и сторонники советских редакций ринулись на защиту очередного шедевра. Среди защитников оказались не только педагоги-"семидесятники" и балетоманы со стажем, но и действующие балерины. Например, Ульяна Лопаткина предпочитает советскую версию, где балерине нет необходимости ходить на каблуках, прятать ноги в шальварах и мыкаться с ситаром (этакой мини-гитарой) в руках во время коронного предсмертного танца. Все эти закулисные сражения привели к тому, что театр сохранил в репертуаре обе версии. Но в Москву привез любимую — старинную.
Честно сказать, она куда скучнее советской. И, в отличие от отреставрированной "Спящей красавицы", превратившейся из академического ритуала в красочную феерию, вовсе не сменила жанр — как была эклектичной мелодрамой, так и осталась. Труды по реконструкции привели к тому, что центральные персонажи — воин Солор и его невеста Гамзатти — сменяют туфли на каблуках на балетную обувь только в третьем и четвертом актах соответственно. Главная героиня, баядерка Никия, приступает к активным танцевальным действиям лишь на исходе второго часа спектакля. Женский кордебалет тоже "окаблучен", но тщательно восстановленные полечки индийских баядерок — страшно выговорить — не делают чести балетмейстеру Петипа. Да и лишенные ритмической определенности променады-шествия русских "индусов" не открывают новых граней режиссерского таланта императорского хореографа. В итоге главным героем половины спектакля стал исполинский слон на колесиках — жаль, что его выступление оказалось таким коротким.
Словом, первые два, преимущественно пантомимных, акта способны оживить лишь харизматики-звезды. Для московского спектакля таковых не нашлось. Миловидный Андриан Фадеев призван скорее танцевать, а не играть: в роли Солора его личико благонравного ребенка выражает в основном страдальческое послушание — судьбе, радже, волевой любовнице, педагогам. Да и в танцах признанный виртуоз допустил ляп, приземлившись на четвереньки после последнего двойного assemble — просто перестарался, стремясь скомпенсировать свое двухчасовое хождение по сцене. Партию дочери индийского раджи доверили Екатерине Осмолкиной — миленькой девушке с внешностью и манерами королевы красоты торгового техникума. В словесном эквиваленте ее пантомимный диалог с соперницей звучал бы примерно так: "У моего старика здесь все под контролем, и не тебе, детка, зариться на моего парня". Впрочем, с танцами здесь обошлось благополучно.
На роль жертвы — баядерки Никии — была впервые (и внезапно) назначена Виктория Терешкина, из которой театр усиленно делает новую звезду. Уже раскрученные оказались малоуправляемы: Ульяна Лопаткина эту "Баядерку" упорно игнорирует, Диана Вишнева выполняет контрактные обязательства в США, а анонсированная Дарья Павленко залечивает травму колена. У госпожи Терешкиной есть почти все: красивые ноги, хороший шаг, удобоваримый прыжок, легкое вращение, сильная воля и отвага. Нет только шансов стать народной любимицей — она напрочь лишена сценического обаяния. Технические огрехи (вроде неудачных туров в арабеск в вариации с шарфом, заваленных пируэтов в адажио и долгих поисков равновесия в танце со змеей) балерина, без сомнения, устранит в ближайшее время. Но роль харизматической жертвы не для нее: видно, что эта работяга постоит за себя и без вмешательства богов.
Этому самому божественному вмешательству в виде землетрясения, увенчавшего восстановленный четвертый акт, сторонники реконструкции придают чуть ли не идеологическое значение — дескать, торжество высшей справедливости в сталинские времена показать было невозможно. Оказалось невозможным и в наши: убогая балетная машинерия с падающими колоннами из папье-маше, мигалками света и статистами, кулями валящимися на пол, на Страшный суд никак не тянет. В возобновленном акте ценна отличная хореография: очаровательный детский "Танец лотосов" с гирляндами цветов и чудесным плетением сценического рисунка и большое свадебное pas d`action, где в танец жениха и невесты мстительно вклинивается тень оскорбленной покойницы.
Но эти частные прелести меркнут перед тотальным великолепием третьего акта с его картиной "Теней" — советские балетные деятели обрывали балет на этой кульминации явно из прагматических соображений. Почти нетронутые реконструкцией "Тени" остались главной ценностью и в новой "Баядерке". Здесь кордебалет, причесанный по моде 1900-х, наконец показал свои достоинства: мягкость рук, точность ракурсов, деликатность адажио, музыкальность и стройность. А три солистки в своих вариациях продемонстрировали и другие преимущества неувядаемой вагановской школы: пуританский педантизм в сочетании с придворным изяществом. Главный успех сорвала невесомая Олеся Новикова в первой вариации — марафонская диагональ ее стремительных releves в арабеск на многие годы останется эталоном. В сущности, во все времена и при любых режимах один-единственный арабеск солистки стоит всех картонных землетрясений.