«Никакому частному лицу не дозволяется им торговать»

275 лет назад, в 1748 году, императрица Елизавета Петровна указом «О непропуске за границу заповедных товаров, а в особенности ревеня» подтвердила существовавший уже почти столетие запрет частным лицам любых чинов и национальностей вывозить из России ревень, а также применение к нарушителям «наижесточайшего истязания», ведь особенности этого товара заставляли европейцев платить за него колоссальные деньги.

«Прибрать его весь к своим рукам»

В середине XVII века в списке товаров, способных доставлять царской казне иностранную золотую и серебряную монету, появился корень лекарственного ревеня. В Европе он продавался как «русский ревень», хотя рос и добывался в Китае, а поставлялся Московскому государству бухарцами, много веков жившими в китайских южных провинциях и монополизировавшими этот бизнес.

Корень ревеня тогда ценился европейцами не столько как лекарство, сколько как краситель для кож и тканей. С его же помощью светловолосые женщины превращались в златовласок. Было у корня и еще одно применение. Об этом рассказал Антиохийский патриарх Макарий, посетивший Москву в 1655 году:

«Московиты пьют водку не иначе как с ревенем, который кладут маленькими кусочками в посуду с водкой, и она делается желтой как шафран; ревень уничтожает ее вред и делает ее весьма полезной».

Те же, кто знал о способности ревеня и останавливать понос и, наоборот, быть слабительным, «проносным», средством (это зависело от дозировки), считали корень чудодейственным.

Соответствующей пользе и редкости ревеня была и его цена в Европе, а потому он стал «заповедным», принадлежащим только царской казне товаром.

Иоганн де Родес, прикомандированный в 1647 году к шведскому посольству в Москве для изучения русской торговли, сообщал в 1653 году:

«Ревень, как и шелк, теперь доставляется Их Царскому Величеству, так что никакому частному лицу не дозволяется им торговать. Он, впрочем, как сообщается достоверными людьми, нигде не растет, как только в Бухаре, и раньше бухарцами продавался персам… Но теперь уже несколько лет бухарцы продавали его русским, русские же начинают его высоко ценить, потому что они тоже замечают, что он ни в каком месте более не растет, и если они смогут с течением лет прибрать его весь к своим рукам, то со временем они будут в состоянии назначать цену по своему усмотрению».

В 1650-е годы пуд ревеня продавался за море по той же цене, что и пуд персидского шелка — по 40 рублей (во столько же обходились иностранным купцам 2 тыс. беличьих шкурок).

Ревенем заинтересовалась шведская компания, созданная специально для продажи русских товаров в Европе. В нее вошли 25 человек, среди которых были и знатные особы. Пайщики вложили от 20 до 2000 риксдалеров и выбрали торгового представителя — Пьера Терро, который и был инициатором предприятия, пообещав участникам 25% прибыли. Ему назначили жалованье, дали денег на путевые расходы и слуг. И первая поездка в Москву действительно увеличила капитал компании, составлявший 38 000 риксдалеров, на четверть.

В следующую поездку, в 1653 году П. Терро купил у царской казны 244 пуда 15 фунтов ревеня на 30 328 риксдалеров 36 шиллингов и продал его за 41 513 риксдалеров купцу Роквету.

«Но по-видимому,— писали шведские исследователи,— исключительные заботы Терро о своей собственной пользе были причиной как его собственного падения, так и падения компании. Последняя обвинила его в тайной продаже ревеня Гегерштиерну (он был мужем сестры Пьера Терро.— "История"), который на своих судах развозил его по всей Европе. Терро умер в 1657 году. Тогда начался продолжительный процесс. Гегерштиерн предлагал возвратить непроданный ревень (ибо оказалось, что царь примешал к хорошему много негодного) и выплатить все, что выручил за проданный и сверх того еще значительную сумму, лишь бы только отделаться».

Возможно, никакого примешивания плохого ревеня к хорошему не было, тем более, к этому не имел отношения русский самодержец, а ревень просто испортился от долгого и неправильного хранения или оказался подмоченным во время перевозки на кораблях. Но как бы там ни было, торговля русским корнем на некоторое время застопорилась. И начавшаяся было добыча отечественного ревеня, найденного по берегам уральских рек Синары и Барневы, остановилась, поскольку «сей торг не столь прибыточен показался, как сначала себе представляли».

«В 1658 году,— писал историк М. М. Чулков,— запрещено было под смертною казнию вывозить из Сибири ревень для того, что на сей товар по тогдашнему объявлению не было купцов в России».

«Учинил великие убытки»

Оживление в продажах ревеня за границу началось при царе Федоре Алексеевиче. В 1681 году по его указу с голландцем Адольфом Гутманом был заключен договор о покупке 150 пудов ревеня из казны ежегодно в течение пяти лет. «А платить ему за тот ревень в нашу великого государя казну по уговорной цене ефимками»,— говорилось в документе.

И чтобы не навредить торговле Гутмана, сибирским воеводам было приказано строго следить за тем, чтобы кроме 150 пудов ревеня, заготовленного для казны, «отнюдь ревеню никто не покупали и из Сибири к Москве и в Руские городы не провозили». Нарушителям запрета грозила смертная казнь без пощады. Даже посланцев калмыцкого хана в 1681 году, просивших пропустить их к Москве, чтобы поднести царю 100 пудов ревеня и другие дары, развернули обратно.

Но судя по последующим указам, ревень все-таки попадал не только в казну.

1 апреля 1681 года царь Федор Алексеевич отправил грамоту Верхотурскому воеводе И. А. Лопухину, в которой говорилось:

«И ныне ведомо нам Великому Государю учинилось, что Сибирские жители всяких чинов служилые Руские люди и иноземцы кореню ревеню провозят и на Москве продают тайно, а знатно, что на Верхотурье таможенный голова ворует и проезжих людей, против нашего Великого Государя указу, не осматривает для своей бездельной корысти, да и потому воровство его знатно, многие воеводы и дьяки проехали из Сибири к Москве, а осматриваны ль они и что на осмотре у них объявилось, про то к нам Великому Государю не писано».

Воеводе И. А. Лопухину и подьячему А. И. Иванову было приказано смотреть за таможенной головой «неоплошно, с крепостью» и взять с него пени в Государеву казну 100 руб.ей.

«А буде вы на нем пени ста руб.ев доправить не велите,— грозил царь,— и те денги велим доправить на вас вдвое».

И все же он не смог уберечь Гутмана от неприятностей. «Торговый человек, в городе Амбурке пребывающий, а родом Любчанин Клаус Волт» сумел купить немало русского ревеня в обход казны и продать в Европе, чем «учинил великие убытки» Гутману. С этим пришлось разбираться уже в царствование Иоанна и Петра Алексеевичей и правившей от их имени царевны Софьи Алексеевны. В 1686 году была послана царская грамота императору Священной Римской империи Леопольду I с просьбой отправить в Гамбург бурмистрам и ратманам приказание взять под суд Клауса Волта и по иску Гутмана «пять тысяч ефимков на нем, Клаусе, доправить».

«Или для совершенного исправления,— говорилось в царской грамоте,— к пристани корабельной нашего Цар. Вел-ва государств, к городу Архангельскому, выслать».

Чем кончилась эта тяжба, история умалчивает. Но известно, что Адольф Гутман продолжил свои торговые дела в России и вернулся на родину лишь в 1703 году в 80-летнем возрасте.

«Приласкивая их, покупать»

В апреле 1719 года Петр I торговлю ревенем «уволил в народ». Купцы теперь могли свободно покупать ревень и продавать его за границу, но обязаны были платить увеличенную по сравнению с прежними годами пошлину. С того же, кто дерзнет пошлину утаить, полагалось брать штраф по 30 рублей с пуда, а весь ревень конфисковывать и сдавать в казну.

Но императрица Анна Иоанновна в 1731 году повелела вновь «ревеню быть казенным товаром для казенной прибыли» и взялась за дело очень серьезно.

Сибирскому приказу было предписано в частные руки ревень не продавать, а для казны покупать его «столько, сколько для содержания высокой цены будет потребно»: ежегодно до одной тысячи пудов отбракованного, т. е. отсортированного. Но если в какой-нибудь год «заграничные иноземцы» привезут к российской границе ревеня гораздо больше, то весь его покупать, чтобы их «не отогнать».

А излишек оставлять при границе, в ожидании специального распоряжения о том, что с ним делать.

В письме, посланном графу С. А. Салтыкову 15 сентября 1734 года, императрица указывала:

«Впредь тот ревень у тамошних иноверцев, приласкивая их, покупать и чрез другие государства, а именно через Персию, куда уже дорога сыскана, в Европу продавать не допускать, дабы тем наша империя той пользы не лишилась».

В Сибирь был послан купец, которому царицей приказано:

«В Сибирских городах и на Китайской границе у партикулярных людей ревень, который куплен до того Нашего указу, заплатя им деньги, отобрать в казну Нашу».

В казну поступило 939 пудов 19 фунтов купленного у частных лиц ревеня.

5 октября 1734 года Правительствующий Сенат решил приостановить продажу имеющегося ревеня до будущей весны. В газетах следовало напечатать объявления и в «чужестранные государства писать» о том, что все желающие купить ревень приглашаются в Коммерц-коллегию для торгов. Платить за ревень нужно серебром или ефимками, не позднее следующего лета.

В январе 1735 года Коммерц-коллегия донесла:

«О продаже того ревеня в Санктпетербурге публиковано дважды и в газетах напечатано, и маклерам объявлено, и в Англию, и в Голландию к обретающимся от Двора Ея Императорского Величества Министрам писано, и по тем публикам к покупке того ревеня в Коммерц-Коллегию никого не явилось».

Наконец, от князя А. Д. Кантемира, русского посланника в Англии, пришло сообщение, что нашлись два купца, желающие купить ревень, или как называли его за морем, рабарбер.

Правительствующий Сенат приказал Коммерц-коллегии написать Кантемиру, чтобы он «цену держал как возможно не низкую» — 150 руб.ей за пуд; в крайнем случае 100 руб.ей за пуд. И было бы желательно, чтобы те купцы через своих корреспондентов в Петербурге приняли 500–600 пудов ревеня, заплатив серебром по 18 копеек за золотник (4,266 грамма) чистого рабарбера и доставив деньги на кораблях летом 1735 года. Англичанам обещали не отпускать ревень из России никому, кроме них, до мая 1737 года.

27 марта 1735 года Сенат приказал Сенатской конторе в Москве весь находящийся там казенный ревень в Петербург не отправлять.

«Содержать его тамо,— гласил указ,— чтоб повредиться не мог, в удобном месте секретно, не разглашая о том никому… И покамест имеющийся в Санктпетербурге ревень продан будет, из Тобольска того ревеня в Москву не пропускать, а содержать тамо по тому ж секретно, не разглашая в народ, дабы от умножения онаго не могло произойти здешнему умаления в цене».

Но весной того же года было обнаружено, что много ревеня тайно вывозится из Сибири и отпускается за рубеж. 15 июня 1735 года императрица обратилась к Сенату:

«Указали Мы подтвердить ныне вновь во все Государство, крепкими печатными указами, чтоб, кроме казенного ревеню, отнюдь из партикулярных людей никто не дерзал из Сибири вывозить, или за море отпускать, ни с собою вывозить, ни единого фунта.

Буде же у кого и в котором месте хотя фунт сыщется, что тайно вывезено: у того без пощады, ни на какие отговорки или выкрутки смотря, в конец все его имение взять на Нас, и при портах, на заставах и на границах накрепко того смотреть».

Прибывший в Петербург ревень тщательно отбраковали, и лучший через купцов Шифнера и Вульфа был отправлен в Англию. Некоторое количество выделили для внутренних расходов в аптеки. Негодный же ревень было приказано содержать под охраной в Петербурге в Медицинской канцелярии, а в Москве — в конторе Коммерц-коллегии. Негодного оказалось очень много, так как при отправке ревеня из Сибири он не был отбракован, и годный с негодным прибыл вместе.

Для того чтобы не тратить напрасно казенные деньги на провоз до Москвы некачественного ревеня, было решено отправить в Кяхту купца, «который тем ревенем прежде сего торговал и силу в том знает», и искусного аптекаря — для бракования корней.

Коммерц-коллегию обязали дать купцу подробную инструкцию о том, как ревень покупать и где на это деньги получать, а Медицинская канцелярия должна была разъяснить аптекарю, как ревень браковать и хранить.

«Дух его якобы от юфти»

Поначалу предполагалось, что необходимо заготавливать по 800 пудов ревеня в год. Но осенью из-за границы пришли вести, что и тысячу пудов можно продать. Нужно было срочно отправлять в Кяхту браковщиков. Но найти аптекаря, согласного поехать на китайскую границу, оказалось непростым делом, так как все аптекари, находившиеся в ведении Медицинской канцелярии, по ее словам, «у дел и при армии состоят и некоторые померли». Решившемуся переехать были обещаны жалованье — 500 руб.ей в год -—и деньги на проезд туда и обратно.

28 ноября 1736 года Медицинская канцелярия составила инструкцию о браковке ревеня.

Прежде всего аптекарь должен был отделить от ценного копытчатого ревеня рапонтик — черенковый ревень.

«Лучшему ревеню,— разъяснялось в документе,— не надлежит продолговату и деревянисту, но кругловату и многоугольному быть, да цельный ревень на вес отчасти тяжеловат, а внутри пестроватый цвет имеет».

К самому высокому сорту относили тот ревень, что имел золотисто-желтый срез.

Вторым сортом были корни со срезом «рудо-желтого» цвета, и третий сорт имел беловатый срез.

Копытчатый от черенкового ревеня отличался вкусом. Про первый в инструкции говорилось:

«Как во рте пожуется, то хотя горьковат и вязательный вкус производит, но, однако ж, приятный дух от себя давать имеет».

Вкус рапонтика же был «горчее и вязательнее ревенного, и дух его якобы от юфти».

Наружную черную шелуху следовало соскабливать ножом или стирать теркой, чтобы куски ревеня лучше сохли. Их следовало досушивать на тонких драницах в амбаре, выстроенном из сухого дерева, достаточной величины и с крепкой крышей.

Укладывать ревень в ящики приказывалось незадолго перед отправкой, обшивая их оленьей или другой кожей, а если перевозка предстояла летом по рекам, то ящики следовало «снаружи тонко высмолить, дабы не так могло в оные воды проходить».

19 февраля 1737 года вышел сенатский указ об отправке купца Симона Ильича Свиньина в Кяхту: «Отправить немедленно, и быть ему Свиньину при том деле Комиссаром».

За возложенную тяжелую обязанность С. И. Свиньину и его родственникам дали большие льготы.

«От смотрения товаров на границе его уволить,— гласил указ,— и в другие службы его и отца, братьев и племянников его, которые в общем его доме живут, не выбирать и от излишних податей, кроме подушных и рекрутских складок, и от постоя, дом его за такую дальнюю посылку и за оную положенную на него о покупке и о подряде ревеня немалую комиссию, уволить, и судом и расправою, как и о фабриках определено, кроме Коммерц-Коллегии, не ведать».

Свиньину разрешили выбрать себе одного помощника из сибирских или великоустюжских купцов и отправили с ними канцеляриста и двух копиистов. Аптекарем для брака ревеня назначили ученика петербургского генерального сухопутного госпиталя Петра Розинга.

30 июня 1737 года императрица получила из Сибирского приказа доклад о том, что в Кяхтинском форпосте куплено 1091 пудов 20 фунтов копытчатого ревеня. Там же сообщалось, что «привозной ревень охотнее иноземцы на товары менять желают, нежели на деньги продавать». Это очень обрадовало императрицу, так как «деньги за границу вывезены не будут». В ее указе Сибирскому приказу от 11 июля 1737 года уточнялось, что товары для обмена на ревень должны отличаться от товаров, отправляемых казенными караванами в Китай, а также от товаров, разрешенных купцам, торгующим с Китаем.

Сибирский приказ после этого отправил свой указ комиссару Свиньину. Тот был озадачен.

Для выменивания ревеня, по инструкции, полученной им еще в Петербурге от Коммерц-коллегии, он мог покупать белку, лисицу, горностаев, песцов, бобров камчатских и другие меха. Относятся ли они к запрещенным товарам, Сибирский приказ ему не разъяснил.

«Ежели такие товары покупать, которые тамошним иноземцам не весьма надобны,— писал Свиньин в Коммерц-коллегию,— то не так охотно ревень вывозить и продавать будут».

В январе 1738 года императрица повелела Сибирскому приказу:

«Такое средство сыскать, чтоб ревенный торг порядочно основать и в караванном Китайском торгу помешательства не учинить, но от обоих бы их торгов ежегодно прибыль получать: того ради… иметь о том довольное рассуждение, и учинив свое мнение, для Нашей Всемилостивейшей апробации сообщить в Кабинет».

Комиссару же предписано по всем вопросам обращаться за наставлениями к Иркутскому вице-губернатору статскому советнику Лоренцу Лангу.

«Ножами не колупать, топорами не тесать»

В 1738 году комиссар Свиньин заключил с бухарцем Муратом Бачим контракт на четыре года о доставке в Кяхту ежегодно 2000 пудов ревеня «копытчатого, доброго, чистого, крупного и сухого, и не ноздреватого без гнили» по 9 руб. 80 коп. за пуд.

Со всеми расходами, с доставкой в Петербург ревень обходился по 37 руб. 7 коп. за пуд, а за границу казна продавала его в эти годы по 169−289 руб. за пуд. Правда, первая партия ревеня пришла в Петербург не в лучшем состоянии — в ней немало имелось испорченных кусков. Оказалось, что ящики с ревенем были задержаны таможенными бурмистрами в Иркутске из-за того, что купцы, подрядившиеся перевозить ревень, не желали платить таможенный сбор (и были правы). Но пока длился спор, ящики, ничем не прикрытые, стояли два дня на палубе дощаников под дождем.

После разбирательства дела Анна Иоанновна приказала:

«Впредь отправленного ревеня из дощаников вынимать не велеть, и в пути его везти как водою, так и сухим путем с великою осторожностию, дабы от сырости и мокроты нималого повреждения не было».

Весной 1738 года власти обнаружили лазейку, через которую русский ревень начал утекать за границу.

Выезжавшие из России «партикулярные люди» вывозили по несколько фунтов ревеня, купленного у частных аптекарей. В Европе он продавался по десять руб.ей за фунт, в русских аптеках — по шесть.

1 апреля 1738 года кабинет министров разрешил Санкт-Петербургской главной аптеке отпускать частным аптекам не более десяти фунтов ревеня в год и запретил продавать ревень фунтами частным лицам, выезжающим за рубеж, поскольку там «в случае какой болезни или нужды могут получить везде в аптеках». Лишь тем, кто ехал вглубь России, где аптек не было, позволялось продать от полуфунта до фунта ревеня.

Все эти усилия вскоре дали блестящий результат.

«До Анны Иоанновны,— писал в 1882 году публицист Х. И. Трусевич,— обороты казны по части ревеня простирались от 5 до 30 тыс. руб.; при Анне Иоанновне — от 50 до 150 тыс. руб.— это самое цветущее состояние торговли».

Но после воцарения в 1741 году Елизаветы Петровны благостная картина изменилась. В 1742 году заканчивался контракт с Муратом. С. И. Свиньин писал вице-губернатору Лангу, что «бухаретин Мурат от поставки впредь ревеня хотя не отрекается, однако ж имеет опасение, что против первого контракта, великие ему убытки нанесены».

Проблема заключалась в том, что доставлявшийся Муратом ревень браковался очень строго и проверялся каждый корень без исключения. Так, в 1741 году в казну было куплено 1976 пудов ревеня из 4216 пудов, привезенных в Кяхту.

А признанный негодным ревень публично сжигался.

«От такого твердого приема видно,— сообщал Свиньин,— что оным бухарцам не без обиды».

Мурат просил заплатить ему за потерянные в эти годы 6000 пудов ревеня по 9 руб.80 коп. за пуд, тогда он будет согласен заключить новый контракт, но с условием, что корни будут приниматься по купеческому обряду, то есть «как между купечеством издавна водится, на осмотр».

«А сверх корня природных чернин,— передавал требования поставщика Свиньин,— толстой и тонкой коры и деревянистой, ножами не колупать, топорами не тесать, терпугами не отирать, каков Бог родил, так и принимать, только бы снутри не згноен был».

А на аптекарский брак, писал комиссар Свиньин, Мурат не подряжается привозить ревень, даже если ему будут давать 300 руб.ей за пуд. Если убытки возместят, Мурат соглашался заключить новый контракт и поставлять ревень по 16 рублей за пуд. Если же денег не выплатят, то пуд будет стоить 30 рублей.

Но в казне скопилось 5345 пудов ревеня, и этого количества было достаточно и для отпуска за границу, и для внутреннего потребления на долгое время.

Поэтому Сенат не торопился принимать условия Мурата, а предложил Свиньину поискать других поставщиков. Надежных продавцов не нашлось. В конце концов было решено заплатить Мурату посредственными товарами и мехами за принятый от него в казну ревень еще по 6 руб.20 коп. за пуд и заключить с ним контракт на десять лет, по которому он обязывался поставлять российской казне по 500 пудов ревеня в год по 16 рублей за пуд.

В марте 1748 года императрица Елизавета Петровна попыталась исправить положение с помощью указа «О непропуске за границу заповедных товаров, а в особенности ревеня», подтверждавшего все прежние запреты и напоминавшего о суровом наказании за контрабанду лекарственного корня. Но тайная скупка в Сибири и провоз ревеня в столицы не прекращались, а местные власти даже при поимке виновных якобы терялись в догадках, как именно следует применять прописанную в указе кару, и в каждом случае просили разъяснений у Сената. А неприменение наказания подстегивало все новых нарушителей.

Однако главный убыток казне приносили отнюдь не российские частные конкуренты казны.

«Скорее с рук сбыть»

За годы царствования Елизаветы Петровны продажи ревеня за границу упали в три раза. Основной причиной тому был наладившийся привоз его в Европу Ост-Индскими компаниями и вызванное этим падение спроса на товар из России.

Осенью 1760 года обнаружилось, что огромное количество скопившегося в казне ревеня начало портиться, а из Кяхты шла новая партия.

11 октября 1760 года было всенародно объявлено:

«Правительствующий Сенат приказали: имеющийся ныне в казне налицо ревень употребить весь в продажу с публичного торгу, по постановленной оному цене, по сто руб.ей за пуд, и продавать тот ревень, кто сколько оного купить пожелает, большими и малыми партиями, всякому безвозбранно, как на внутренние всякие надобности для собственного своего употребления, так и в отпуск в чужие государства сухим путем и морем».

К январю 1761 года запросов на покупку оказалось «весьма мало».

Тогда Сенат предложил Медицинской коллегии «учинить обстоятельное описание» о пользе ревеня и «в публику выдать и в газетах припечатать», чтобы жители «отдаленных от аптек и лекарей мест», купив его по дешевой цене — по 2 рубля с полтиной фунт, могли бы им грамотно пользоваться.

«А дабы сей ревень тем скорее с рук сбыть,— гласил сенатский указ,— то Медицинской Канцелярии по несколько пуд разослать во все знатные города по Аптекам и велеть оный из Аптек всем, кто бы сколько ни пожелал для собственного своего употребления или для отпуска за море, продавать без рецептов безвозбранно… по 100 рублей за пуд».

Правда, старшие доктора и аптекари, в феврале 1761 года проверявшие по поручению Медицинской канцелярии качество залежалого ревеня, много из «оного корня за годный к медицинскому употреблению не признали». Тем не менее годного ревеня было много, и от него нужно было избавляться. Но большинство владельцев частных аптек заявили, что им требуется от 10 до 20 фунтов ревеня в год и взять на реализацию несколько пудов они не могут. К тому же, сообщали они, из европейских городов они покупают ревень гораздо дешевле российского.

После этого Сенат запретил аптекам в Риге, Ревеле и в других «Остзейских местах» покупать ревень «из-за моря», т. е. ост-индский, но разрешил отпускать им русский ревень по 2 рубля за фунт.

Нераспроданные запасы ревеня достались в наследство новой императрице — Екатерине II.

И в первый же месяц своего правления она приказала продать «наличный годный ревень» по 60 рублей пуд.

«А доколе оный,— гласил ее указ от 31 июля 1762 года,— весь из казны распродан будет, то до тех пор партикулярным людям вольную торговлю удержать, дабы столь знатный казенный капитал пропасть не мог. А когда действительно весь казенный наличный продан будет, тогда… быть оному в вольной торговле с половинною ж против Тарифа пошлиною».

Но не так-то просто было отказаться казне от привычных способов добывания денег. И в 1764 году командир Селенгинского драгунского полка полковник И. В. Якоби получил секретный указ о том, чтобы он «покупку в казну самого лучшего и чистого копытчатого ревеню производил по-прежнему сколько можно без разглашения». Ему поручалось заключать контракты с прежними продавцами на поставку 500 пудов. Об этом же говорилось и в указе 1772 года. Лишь с 1782 года ревень в России был окончательно отпущен в свободную торговлю.

«Из всего этого мы видим,— писал Х. И. Трусевич,— что не было предмета торговли, не исключая и мягкой рухляди, столь излюбленного казною, как ревень,— даже Екатерина в течение 20 лет оттягивала свободный торг этим корнем, и она все-таки не могла совершенно отбросить политику предшественниц своих,— казна до конца XVIII столетия имела на ревень jus primoris: коммерц-коллегия имела право первой купли, она же назначала ему и цену».

Казенное же учреждение для отбраковки ревеня в Кяхте просуществовало до 1863 года, бракуя корень для военно-медицинского ведомства.

«Из-за неисправности бухарцев, поставлявших с давнего времени копытчатый ревень, для приобретения его пришлось прибегнуть к другим способам»,— объяснялось во Всеподданейшем отчете о действиях Военного министерства. И 25 апреля 1863 года за ненадобностью учреждение для брака ревеня в Кяхте постановлением Военного совета с согласия императора было упразднено.

Светлана Кузнецова