демократия
Вчера в Великобритании прошли парламентские выборы. К моменту сдачи этого номера официальные результаты еще не были известны. Опросы прочили лейбористам 38% голосов, консерваторам — 32%, либеральным демократам — около 20%. Это не значит, впрочем, что так же распределятся и места в парламенте. В Британии нет голосования по партийным спискам. Каждый избирательный округ голосует за конкретного кандидата, а не за партию, которую тот представляет. Таким образом, если лейбористы победят в большинстве округов даже и с небольшим перевесом, они будут иметь внушительное парламентское большинство, а консерваторы и либеральные демократы не смогут рассчитывать на то, чтобы быть представленными в парламенте пропорционально числу своих сторонников.
Горизонталь власти
— Мы не знаем, сколько в Британии избирательных участков,— говорит представитель центральной избирательной комиссии Сэм Янгер.— Окружные избирательные комиссии не подчиняются нам. Они только присылают нам результаты своих выборов, а мы суммируем их и оглашаем официально. Фактически можно сказать, что в Британии 5 мая происходит 648 отдельных выборов, по числу избирательных округов. Окружная избирательная комиссия сама решает, сколько ей нужно устроить избирательных участков в конкретном регионе, а потом самостоятельно оглашает результаты выборов в своем округе.
— Разве не к вам стекается информация из округов? Разве не вы объявляете официальные результаты?
— Мы действительно оглашаем официальные результаты, но недели через две после выборов. У нас нет денег, чтобы послать своих представителей во все окружные комиссии. Это вопрос логистики. Нам нужно много времени, чтобы получить результаты из регионов по почте. Так что лучше следите за эфиром BBC. Они в каждую окружную комиссию посылают корреспондента. Когда председатель окружной комиссии оглашает свои официальные результаты, это сразу становится известно корреспонденту, и BBC в прямом эфире подсчитывает, кому сколько досталось мест в парламенте. Часам к трем ночи ВВС имеет уже окончательные результаты выборов, а мы только подтверждаем их официально.
— А как же вертикаль власти?— Что?
— Ну, вертикаль власти... Разве вы, центризбирком, не отслеживаете нарушений на выборах, не разрешаете споров?
— Нет. Заявления о нарушениях направляются в местные суды и решаются местными судами в округах, понимаете? Все споры тоже решаются местными избирательными комиссиями в округах, понимаете?
— Не понимаю. Получается, что центральная избирательная комиссия не имеет никаких полномочий?
— А она и не имеет никаких полномочий. Она только констатирует результаты, полученные окружными комиссиями.
— А как же вертикаль власти?— Что?
Регионы просят реформ
Это большой брифинг для иностранных журналистов в Лондоне, в пресс-службе правительства. Господин Янгер, устав отвечать на вопросы журналистов из стран третьего мира, как это может быть так, чтобы окружные избирательные комиссии нисколько не подчинялись центральной избирательной комиссии, уступает кафедру главе комиссии по проведению электоральной реформы Кену Ричи. Господин Ричи объясняет, что центризбирком мог бы играть какую-то роль кроме чисто протокольной, но только если бы голосование проводилось хотя бы частично по партийным спискам. Тогда голоса, отданные за партию лейбористов или партию консерваторов, стекались бы в Лондон и подсчитывались бы центризбиркомом.
— А так,— говорит господин Ричи,— в Бирмингеме, например, избирают своего депутата в палату общин и присылают в Лондон только имя кандидата, избранного в Бирмингеме. Это может быть кандидат от лейбористов, от консерваторов или от либеральных демократов. Это может быть независимый кандидат, наконец, хотя так редко бывает, и в последнем парламенте независимый кандидат был всего один.
— Эта система кажется вам справедливой?— Не совсем. Представьте себе, что есть десять избирательных округов, и в каждом из них за лейбористов проголосовало 60% избирателей, а за консерваторов — 40%. Выходит, что все десять мандатов получат лейбористы, хотя справедливо было бы, чтобы из этих десяти округов шестеро депутатов были лейбористами, а четверо — консерваторами.
— Но может быть, заменить мажоритарную систему пропорциональной? Может быть, голосовать по партийным спискам?
— Это тоже было бы неправильно. Мы проводили опросы и даже референдумы по этому поводу. Граждане не хотят голосовать просто за членов партии, они хотят голосовать за конкретных членов партии. Потому что позиция члена партии может ведь отличаться от линии партии.
— Как это?— Ну, например, многие избиратели сочувствуют лейбористам, но возмущены тем, что Тони Блэр начал войну в Ираке. Эти люди хотели бы проголосовать за члена партии лейбористов, выступающего против войны в Ираке. Или наоборот, партия консерваторов выступает против вступления Британии в Европу. И, предположим, есть довольно много людей, которые сочувствуют консерваторам во всех вопросах, кроме вопроса европейской интеграции. Они хотели бы проголосовать за консерватора, выступающего за европейскую интеграцию Британии. Одним словом, люди хотели бы влиять не только на то, какая партия управляет страной и формирует правительство, но и на внутрипартийную политику. И если голосовать только по партийным спискам, то получается, что все члены партии на одно лицо.
— Так скажите, пожалуйста, электоральная реформа, которую вы готовите, предполагает сохранить мажоритарную систему или ввести пропорциональную?
— Это очень сложный вопрос. Это действительно очень сложный вопрос.Брифинг заканчивается. Во время перерыва я подхожу к господину Ричи и спрашиваю:
— Правильно ли я понимаю, что результат голосования на каждом избирательной участке зависит буквально от 10% голосов?
— Вы правильно понимаете. Ни одна партия, ни консерваторы, ни лейбористы не ставят перед собой задачу перетащить на свою сторону всех избирателей. Обеим партиям в каждом конкретном округе надо определить и распропагандировать совсем небольшое число избирателей, и это может коренным образом изменить конечный расклад сил в парламенте. Фактически вы можете завоевать 10% населения, и это позволит вам получить парламентское большинство и сформировать правительство.
— Простите за вопрос из России: если речь идет о привлечении на свою сторону всего одной десятой части избирателей, почему бы не купить эту одну десятую? Почему бы не применить административный ресурс и не вбросить 10% голосов? Что останавливает вас здесь, в Британии?
— Я понимаю,— говорит господин Ричи.— Наша избирательная система действительно плохо защищена от возможной коррупции и от возможного давления администрации. Не защищена ничем, кроме традиции. Если вы попытаетесь подкупить избирателей, то, вероятнее всего, первый же человек, которого вы попытаетесь подкупить, обратится в полицию. Если вы попытаетесь давить на чиновников из избирательной комиссии, то, вероятнее всего, первый же чиновник, на которого вы попытаетесь давить, обратится в полицию. Демократия, таким образом, держится скорее на демократической традиции, а не на неуязвимости избирательного законодательства. Мы, собственно, поэтому и работаем над электоральной реформой. Хотелось бы, чтобы демократическую традицию подкреплял закон. К сожалению, опыт прошлых выборов в Бирмингеме, например, показывает, что демократическая традиция может быть легко нарушена, если голосуют, например, этнические меньшинства, бывшие иммигранты. Для них, например, часто мнение главы семьи важнее собственного мнения, и можно быть уверенными, что если глава семьи за лейбористов, то и вся семья тоже. Еще легко на административном уровне вмешаться в голосование, если речь идет о голосовании по почте. Никто ведь не станет заявлять в полицию, увидев, как вы отправляете сотню писем. Никто ведь не станет спрашивать, не лежит ли в каждом отправляемом вами конверте фальшивый бюллетень для почтового голосования. А на теперешних выборах по почте проголосовало 15% избирателей.
Мы едем в Бирмингем. За границами Лондона кампания консерваторов против лейбористов становится отчетливее и отчаяннее. Очевидно, что английская деревня — против Тони Блэра. На полях вдоль шоссе стоят комбайны, трактора и бульдозеры с задранными вверх ковшами. К ковшам прицеплены плакаты: "Представь себе еще пять лет с Блэром".
Медвежонок Барнаби
Я не знаю, как правильно назвать должность Стюарта Гайда. Он Assistant Chief Constable в Бирмингеме. Видимо, правильно будет сказать, что он заместитель главы бирмингемской полиции. Он полный человек с такой очаровательной улыбкой, которую хотелось бы вменить в обязанность каждому полицейскому. Он говорит:
— Это тяжелый день. Беспорядки, конечно, будут. Но мы не станем рассматривать беспорядки на избирательных участках как преступления.
— Почему?— Потому что преступление кроме собственно нарушения закона состоит еще и из злого умысла. А мы не думаем, что люди, которые станут сегодня хулиганить на избирательных участках, имеют злой умысел. Они просто очень волнуются о том, удастся ли им реализовать свое право на выбор власти и сможет ли их голосование привести к справедливому результату. Поэтому мы будем, конечно, пресекать нарушения, но не будем за них наказывать.
— У вас достаточно средств?— Вы имеете в виду оружие? Мы не вооружены. Ни один из полицейских, охраняющих правопорядок во время выборов в Британии, огнестрельного оружия не имеет.
— Вы-то сами успеете проголосовать?— Я уже проголосовал. По почте. Это очень удобно, что можно голосовать по почте заранее. У меня будет слишком тяжелый день сегодня.
— Вы не думаете, что почтовое голосование может легко привести к нарушениям?— Может. Но для этого мы и существуем. Наша обязанность — обеспечить честные выборы.
— Разве не правопорядок на выборах?— Правопорядок само собой. Но честные выборы — это право граждан. А мы стоим на страже прав граждан. С почтовым голосованием, например, если на одной улице шесть человек проголосовали по почте, мы обязательно проверяем, действительно ли существуют эти люди и действительно ли они голосовали по почте.
После небольшой паузы шеф-констебль Гайд достает из коробки плюшевого медвежонка и говорит:
— Это медвежонок Барнаби. У меня к вам просьба. Когда вернетесь домой в Россию, напишите открытку детишкам из нашей школы: "С любовью из России, медвежонок Барнаби". Нашим детишкам будет приятно получить такую открытку. Они верят, что медвежонок Барнаби путешествует по всему миру и отовсюду шлет им открытки. Я всех иностранных журналистов прошу отослать из дома открытку в нашу школу. В конце концов, дети ведь могут по этим открыткам изучать географию. Пришлете, ладно?