Deutsch-polnische Kurzschlusse
Каждый раз при встрече немецкие и польские правительственные чиновники уверяют друг друга и общественность, что отношения между их странами превосходны. Так сделали и президенты Келер и Квасьневский на открытии немецко-польского года, состоявшемся в минувшие выходные. Это похоже на заклинание, тогда как в действительности отношения между немцами и поляками довольно плохие.
Они осложнены вовсе не разногласиями между правительствами, хотя Берлин и Варшава в минувшие годы подчас занимали разные, часто даже противоположные позиции по таким вопросам, как война в Ираке, европейская конституция, бюджет ЕС. Однако в тех вопросах, по которым наблюдались резкие разногласия, правительства единодушны. Оба не приемлют идею создания центра против изгнания (проект, посвященный немцам, вынужденным во время и после второй мировой войны покинуть бывшие восточные германские территории — Восточную Пруссию, Западную Польшу, Судетскую область.— Ъ) в Берлине, оба считают претензии изгнанных немцев к Польше о возврате собственности в той же степени необоснованными, как и требования о компенсации, выдвинутые польским парламентом в адрес Германии.
Противостояние наблюдается между партиями, общественными организациями, журналистами. Но говорить о немецко-польской конфронтации тем не менее было бы неверно — уже потому, что эта полемика в Германии остается не замеченной населением. Нет и однозначной позиции, которую можно было бы идентифицировать как "немецкую": те немцы, к которым в Польше относятся с опаской, в Германии являются только обороняющимся меньшинством. Иначе это выглядит в Польше, где, по-видимому, бушует националистическая антигерманская ярость, в значительной мере охватившая и тех, кто долгие годы боролся против того же национализма.
Дебаты в Польше вертятся вокруг двух основных вопросов: утверждения о том, что немцы хотели бы переписать историю второй мировой войны, чтобы скрыть правду о том, кто эту войну начал, кто был виновным, а кто — жертвой, а также вытекающих отсюда требований помешать таким попыткам. К этому хору в Польше присоединяются многие из тех, кто на самом деле должен был бы лучше разбираться в вопросе, потому что они хорошо знают Германию. Хотя постоянное повторение не сделает ложь истиной, однако может заставить в нее поверить. Предупреждения о растущем немецком историческом ревизионизме огорчают тех немцев, кто хорошо относится к Польше. В конце концов, ни один здравомыслящий человек в Германии не отрицает факта нападения на Польшу и преступлений, совершенных немцами, во всех оккупированных странах. Чтобы это понять, достаточно одного взгляда на любую немецкую газету в дни, предшествующие 60-летней годовщине окончания войны.
Антигерманские настроения в Польше очевидно имеют внутриполитические причины: с одной стороны — прогнившая до мозга костей правящая партия, некогда бывшая коммунистической, а с другой — правая оппозиция, которая должна заставить забыть о том, что последний ее срок правления закончился четыре года назад публичным самобичеванием и длинной чередой дилетантских ошибок. Это классическая ситуация, в которой политическая элита пытается мобилизовать националистические чувства.
Но это недостаточное объяснение. За всем этим стоит смещение координат в более сложной дискуссии, развернувшийся в обществе. Непосредственно перед падением Берлинской стены в среде польских интеллектуалов звучало непонимание, даже обеспокоенность тем, что для большинства западных немцев воссоединение более не является главной проблемой. Уже в 80-е годы в публикациях антикоммунистического подполья начался отход от представления, что Польша в XX столетии была лишь невинной жертвой тоталитарного насилия. Взгляды, до 1989 года распространенные в узких кругах, в первые десять лет после обретения свободы, завоеванной с таким трудом, стали темами главных газет: изгнание немцев, кровавые репрессии в отношении украинцев в до- и послевоенной Польше, антисемитизм. Апогеем сведения счетов с собственной историей стали дебаты об антиеврейском погроме в Едвабне в июле 1941 года, эта тема четыре года назад в течение нескольких месяцев доминировала в общественной жизни Польши.
Тема Едвабне стала одновременно поворотным пунктом. Из-за отклика, который эта тема нашла за границей, многие поляки, в том числе и те, кто выступал за безжалостный пересмотр собственной истории, начали бояться, что тот факт, что Польша в тот момент была оккупированной территорией, может быть забыт. Встречающиеся и в немецкой прессе необдуманные формулировки вроде "польский концентрационный лагерь", когда речь идет о немецком концентрационном лагере на польской территории, регулярно вызывают в Польше раздражение. Неоднократно на эту тему высказывался даже польский министр иностранных дел.
На этом фоне в Польше отмечают, что в Германии в последние годы стали больше говорить о немецких жертвах войны. То, что еще недавно было бы воспринято как нормальное явление, теперь рассматривается как попытка пересмотра истории. Темы Едвабне и центра против изгнания оказались связаны друг с другом после того, как произошло некое "короткое замыкание": немцы и евреи стали жертвами войны, поляки — преступниками на скамье подсудимых. Так от общественного восприятия в Польше ускользает, что, в сущности, возросшее внимание немцев к изгнанным ни в коей мере не ревизионистское. Более того, оно могло бы стать шансом для улучшения немецко-польских отношений, поскольку показывает, что пришлось пережить Польше в результате войны, которую начала Германия: сталинский террор и изгнания, последствия которых, в отличие от Западной Германии, не были смягчены никаким "экономическим чудом".