премьера театр
Московские театры наперебой выпускают спектакли к 60-летию Победы. На Другой сцене "Современника" режиссер Владимир Агеев поставил пьесу "Шинель Сталина" с Игорем Квашой в главной роли. МАРИНУ Ъ-ШИМАДИНУ удивила неожиданная трактовка канонического образа.
Понятно, что в дни воспоминаний о войне не обойтись и без разговоров о ее главнокомандующем, не миновать попытки еще раз осмыслить значение этой фигуры. Но количество обращений к образу вождя, появившихся в кино и театре за нынешний год, начало даже пугать: два сериальных Сталина из "Московской саги" и "Детей Арбата" плюс Сталин Сергея Юрского из спектакля в "Школе современной пьесы" "Вечерний звон". Теперь к ним добавился Сталин Игоря Кваши.
На премьере в "Современнике" собрался весь политический бомонд во главе с Михаилом Горбачевым. Бывший глава государства, как и нынешний, и раньше хаживал в театры, но все больше во МХАТ или в другие заведения, признанные "культурным достоянием нации", на спектакли знаковые и программные. Владимир Агеев — режиссер совершенно иного сорта, маргинал по убеждению, любитель театральной зауми и бесконечно далекий от государственных дум человек, от которого меньше всего можно было ожидать обычного для "Современника" гражданского пафоса. Неслучайно "Шинель Сталина" он переименовал в "Полет черной ласточки, или Эпизоды истории под углом 40 градусов".
Удивительно, что театр вообще пригласил на постановку именно этого режиссера. Но еще удивительнее, что ее инициатор Игорь Кваша выбрал для этого пьесу молодых грузинских авторов Петра Хотяновского и Инги Гаручавы, для которых Сталин не конкретная историческая фигура, а абстракция, повод для литературных игр. Пьеса о последнем дне жизни вождя написана в жанре чуть ли не гоголевской фантасмагории. Действие происходит в каком-то параллельном пространстве, во временной дыре или в воспаленном воображении умирающего вождя, поэтому неудивительно, что все происходящее так похоже на бред. К Сталину является муза, с которой он венчается по православному обряду, соратники-заговорщики шьют для него новую шинель со смертоносными пуговицами, прожигающими тело насквозь, а он потчует их собственноручно собранными мухоморами.
Если верить пьесе, Сталин был глубоко верующим человеком и поэтом в душе, терпимым до такой степени, что позволял женщинам называть себя хамом и кавказским кобелем и спорить с собой по поводу целесообразности создания в Сибири еврейской автономии. В исполнении Игоря Кваши он и вовсе получился мягким, доверчивым, не лишенным слабостей, забавным и даже симпатичным — одним словом, типичным "маленьким человеком". Старого "современниковца" Квашу трудно заподозрить в симпатии к тирану, видимо, его актерская психофизика сыграла с ним злую шутку. А режиссеру Владимиру Агееву фигура вождя, судя по всему, оказалась и вовсе безразличной. Его, как обычно, больше занимала мистика. В общем, спектакль оказался более похож на сознательную дезинформацию, чем на исторический ликбез для подрастающего поколения, каким, скорее всего, и задумывался.