выставка рисунки
В Музее личных коллекций ГМИИ имени Пушкина открылась выставка "Мир войны Николая Жукова". Экспозицию военных рисунков художника-фронтовика, проходящую в рамках V Открытого фестиваля искусств "Черешневый лес", рассматривала ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Николая Жукова называют "снайпером" рисунка. Он с натуры зарисовал практически всю Великую Отечественную войну, которую начинал простым солдатом, продолжил художником армейской газеты Калининского фронта, потом — военным корреспондентом "Правды". А в 1946 году Николай Жуков работал изокорреспондентом на Нюрнбергском процессе.
В своих дневниках, страницы из которых представлены в экспозиции, Николай Жуков сетует на неизбежную медлительность карандаша художника и признается в зависти к снабженным куда более быстрыми орудиями фото- и кинокорреспондентам. Дабы не упустить и не забыть ничего важного, Николай Жуков ежедневно вел свой рисованный дневник, научившись орудовать карандашом даже в самых экстремальных условиях: иногда ему даже приходилось прикреплять его булавкой к рукавицам.
Выставка выглядит подробнейшей хроникой войны — герои-панфиловцы, скульптурными жестами закидывающие гранаты под вражеские танки, медсестры, самоотверженно выхаживающие раненых, бравые солдаты, залихватски курящие самокрутки размера king size, и мирные москвичи, несмотря на военное время отправляющиеся в Большой театр. Достоверность набросков, как и мастерство художника, не вызывает сомнений. Но вот что интересно: находясь в самой гуще событий, Николай Жуков не позволил себе ничего сомнительного с точки зрения подъема боевого духа нации.
Война в видении художника отнюдь не выглядит катастрофой или трагедией. Он ничем не выдает свое потрясение или растерянность перед увиденным. Напротив, все его зарисовки проникнуты несгибаемым оптимизмом: русские солдаты на них неизменно бодры, сыты и отлично экипированы. Так, например, один из рисунков представляет статного российского воина в отличном барашковым полушубке, с жалостливым презрением взирающего на зябнувшего в худой шинельке скрюченного фашиста. В своих дневниках художник рассказывает, что на примере разницы в экипировке советские солдаты объясняли пленным немцам преимущества советского строя. "Это Сталин",— говорили они, показывая теплую овчину. "А это Гитлер!" — и показывали на прохудившееся шинельное сукно. И даже солдатские ботинки, которым Николай Жуков посвящает один из блокнотных листов, сплошь испещренный набросками ног в разных позициях, все как на подбор выглядят отменно крепкими и ни один не просит каши.
Советские воины на рисунках Жукова столь победоносны, что даже не нуждаются в сочувствии. Оно оказывается куда уместнее в отношении пленных немцев: их портреты — едва ли не самые драматичные произведения на выставке. А вот подсудимые Нюрнбергского процесса художнику явно куда менее интересны, нежели болтающие о чем-то своем американские солдаты, анонимные, но острохарактерные лица слушателей и корреспондентов в зале или комически контрастная пара двух судейских — толстого и тонкого.
Подлинный драматизм войны у Николая Жукова, как ни странно, ярче всего в тех рисунках, главными героями которых являются не люди, а неодушевленные предметы: покореженная боевая техника противника, готовящийся к вылету советский боевой самолет в утренней дымке или же нарисованный с экспрессионистской мрачностью прорывающийся сквозь дымы поезд с эвакуированными из Вильнюса.
Выставка поражает не столько некоей новой степенью правды о войне, сколько идеальным соответствием официальному канону, которого, собственно, и следует ожидать от художника, в 1943 году возглавившего Студию военных художников имени Митрофана Грекова, до настоящего момента являющуюся главным поставщиком государственно одобренного батального искусства.