театр премьера
Театр "Балтийский дом" показал премьеру спектакля "Чокнутые королевы" по пьесе Даниэля Калля "Зарницы". В "новой немецкой драме" под руководством московского режиссера Ольги Субботиной выступили Лия Ахеджакова, Эра Зиганшина и Мария Кузнецова. Смотрела ЕЛЕНА Ъ-ГЕРУСОВА.
Ольга Субботина впервые показала "Зарницы" пять лет назад на фестивале "Современная немецкая драма в Александринке". Это был достаточно интересный проект — более похожий на лабораторию, чем фестиваль. Десять сочинений молодых немецких драматургов специально перевели на русский язык, а молодые режиссеры показали их в сценических читках с александринскими актерами.
"Зарницам" мюнхенец Даниэль Калль дал жанровый подзаголовок "мещанская дамская драма". В заброшенном местечке живут немолодые сестры Лакк: Китти — тихая, но упрямая сумасшедшая. И Ханни — посвятившая ей жизнь, но шумно об этом сожалеющая. Однажды в их баре появляется некая Молли Пробст, у нее поблизости сдох автомобиль. В спектакле эта роль (как и в первой читке) отдана Марии Кузнецовой — на редкость витальной и точной актрисе, обычно томящейся в недрах Александринского театра. Многие ее вспомнят по роли Крупской в сокуровском "Тельце".
Молли появляется на сцене самодовольной бабой в дурацкой шляпке и виртуозно превращается в простую, расхристанную, несчастную тетку. По ходу можно будет узнать, что мужья ее пали жертвами объединения Германии: один выпил некачественного восточного пива, другого сгубила любовница из той же части страны. Ханни Лакк, в свою очередь, не без гордости распахивает шкафы с семейными скелетами. Скелеты реальны. Китти не в силах была расстаться с телом покойного отца — пока посетители бара не начали жаловаться на неприятный запах. Вполне характерная для новой немецкой драмы черта патологических отношений детей с родителями — читай, молодой Германии со своим прошлым. Пьеса Даниэля Калля заканчивается тем, что Ханни покидает родовое гнездо за рулем чудом объявившегося автомобиля. А Молли остается танцевать под дождем с Китти, они хотят жить вместе и иметь сто тысяч детей. Ольга Субботина, к счастью, особенно не погружается ни в этот сумрачный менталитет, ни в затейливые переливы чувств.
Спектакль открывает некий господин в кресле-качалке (персонаж, в пьесе отсутствующий, в программке рекомендован "Единственным мужчиной", играет его Алексей Зуев), он курит трубку и читает: "Жили-были две принцессы..." Сказка про принцесс становится лейтмотивом спектакля. Единственный мужчина читает от автора, поет и танцует, азартно иллюстрируя то рассказ о покойном муже-певце, то о безвестном японце, то об автослесаре.
Декорация "Чокнутых королев" — барная стойка, по которой героини бродят как по кукольному замку. В глубине сцены натянут прозрачный занавес, на него проецируются тени деревьев, световые отблески. А в очерченном барной стойкой мирке, на авансцене, стоит кованый сундук, где Китти хранит свои драгоценности: старые отцовские плащ, галоши, шляпу и похожую на семейный фотоальбом бархатную книгу про этих самых принцесс.
В распределении ролей — львиная доля успеха. В исполнении Лии Ахеджаковой и Эры Зиганшиной легко поверить в родственность отношений Китти и Ханни. Им достаточно нескольких движений для объяснения замкнутого существования сестер: ненормальная Китти может жить только дома и без Ханни не выживет. За годы отшельничества стало невозможно понять, кто из них более безумен. На проблески этих вполне человеческих объяснений отводятся секунды. В нужный момент Лия Ахеджакова одним взглядом даст и сакральное объяснение сиротству героинь: отец, оставивший их,— Отец небесный. Но не напрасные ли это старания, если в остальном жизнь сестер можно объяснить разве что по законам медленно наплывающего готического триллера?
Ольга Субботина, один из самых последовательных пропагандистов современной драматургии, попыталась вдохнуть в пьесу интонацию более нежную и более элегическую, более легкую, но и более легковесную. Но, в сущности, отдала спектакль на откуп актрисам. Учитывая их имена, рисковала она мало. Но и выиграла немного. В финале Молли, Китти и Ханни увенчаны королевской короной. А как иначе инфантильная мечта остаться папиной принцессой может победить разочарования взрослой жизни? Но тут-то и приходится признать, что "Чокнутые королевы", в сущности, вернулись к исходному жанру, из "женской мещанской драмы" превратившись в женскую мещанскую сказку.