В начале декабря исполнилось 25 лет с момента подписания Киотского протокола. В 1997 году переговорщикам казалось, что мир договорился об экономическом регулировании парниковых газов и климатические риски будут снижаться. Образцом для Киотского документа стал Монреальский — протокол о прекращении использования озоносодержащих веществ. Пока это единственное международное соглашение, позволившее решить общечеловеческую проблему. Эти два документа сравнивают до сих пор, задаваясь вопросом, почему озоновый слой удалось сохранить, а климат — все еще нет.
Фото: Kevin Dietsch / Getty Images
Фото: Kevin Dietsch / Getty Images
Переговоры в дыму
Авторы Киотского протокола не учли, что выбросы парниковых газов имеют совсем другие экономическое значение и политэкономическую подоплеку, отмечает руководитель департамента мировой экономики факультета мировой экономики и мировой политики ВШЭ, заведующий лабораторией экономики изменения климата Игорь Макаров. Он поясняет, что озоноразрушающие вещества затрагивают две относительно небольшие отрасли: производство холодильников и производство аэрозолей. Выбросы парниковых газов затрагивают несопоставимо большее число интересов субъектов экономики. Декарбонизация означает перераспределение богатств между странами, отраслями, компаниями — изменение облика мировой экономики и международных отношений. Поэтому инструменты, которые хорошо работали для озоноразрушающих веществ, не могут работать для парниковых газов.
С момента заключения соглашения выбросы парниковых газов не снизились и даже не снизился темп их роста. В 1997 году человечество выбрасывало в атмосферу 24,3 млрд тонн, а в 2021-м — 37,12 млрд тонн парниковых газов. Небольшое снижение было отмечено в годы пандемии, и была надежда, что экономика мира выйдет из локдаунов в сторону масштабного перехода на низкоуглеродную диету, но надежда не оправдалась: выбросы вернулись к уровню 2018 года, обращает внимание основатель компании «КарбонЛаб» Михаил Юлкин. COVID-19 не справился с желанием человечества жить по-старому и оставить проблемы будущим поколениям.
Зато за четверть века расширились климатический дискурс и словарь. Мир теперь не только пытается предотвратить климатическую катастрофу, но и адаптироваться к стремительному изменению климата. Добавились новые грани осознания проблемы: страны заговорили о климатической справедливости. Мол, богатые страны-загрязнители разбогатели, а от бедных выбросов мало, но страдают они от изменения климата в первую очередь. На последнем климатическом саммите в Египте был поднят вопрос о климатических репарациях.
За время борьбы с изменением климата существенно пополнился терминами Оксфордский словарь. В него уже вошло больше 200 терминов по теме, в том числе «углеродный след», «выбросы СО2», «климатическая справедливость», а совсем скоро, наверное, войдут и «климатические репарации».
В Египте прорывов не было. Традиционно главы островных государств, которые уйдут под воду до конца столетия, стоя по колено в воде, призывали ускорить принятие решений. Представители богатейших стран создавали фонды помощи. Хотя они тоже могли бы пожаловаться на жару, обледенелые ветряки и пересохшие летом 2022 года Рейн и Луару, но удержались. Не развитые, но довольно состоятельные страны, среди которых Россия и Казахстан, нарочито сохраняли спокойствие и остальным советовали. Не паниковать, не принимать поспешные решения, не отказываться от ископаемого топлива. Лучше граждане в тепле в ожидании климатического коллапса, чем избиратели, разгневанные повышением тарифов на «зеленую» энергию.
Генеральный секретарь ООН Антонио Гутерриш в Шарм-эш-Шейхе угрожал прогнозами ученых и предупреждал, что человечество идет по дороге в климатический ад. Генсек прав, страны мира дружно движутся к климатической катастрофе, но разными путями. Как будто жители этих стран однажды побывали на развилке с огромным камнем, где написано: амбиции, деньги, технологии. Если есть амбиции, но нет денег — направо, есть деньги и технологии, но нет амбиций — налево, тем, у кого все есть,— прямо.
Климат и бедность
Направо пошло около 150 стран, среди них прибрежные и островные государства, которые затопит, африканские страны — их ждут жара и опустынивание, страны Латинской Америки и Азии готовятся к таянию ледников, дефициту воды и ураганам. Вместе эти страны отвечают только за 25% выбросов парниковых газов в атмосферу. При этом в них проживает 75% населения планеты. Слабая экономика, отсталые технологии, неэффективное госуправление, бедное население — эти факторы характерны для большинства таких стран. Их стратегия на климатических переговорах — просить денег, чтобы выжить.
Главный итог переговоров в Египте — декларация нового фонда, направленного на финансирование мер для «особенно уязвимых стран». Детали его работы и источники финансирования предстоит принять на COP28 в ОАЭ. На предыдущих переговорах в Глазго развитые страны обещали удвоить платежи в пользу развивающихся по адаптации до $40 млрд в год к 2025-му. Но в Шарм-эш-Шейхе это обещание не повторили публично, оставив в документах конференции.
Бедные и развивающиеся страны могут рассчитывать на деньги, которые пойдут на восстановление коралловых рифов и мангровых зарослей. Многие богатые люди из развитых стран видели эти красоты, поэтому не пожалеют денег на проекты, которые сохранят климат и приятные воспоминания. Впрочем, денег на технологии они пока не дают. Суммы, необходимые для адаптации и перехода на «зеленую» энергию, исчисляются триллионами долларов, а заявленных средств в фондах помощи в десятки раз меньше.
«Тормозят выделение денег беднейшим странам еще две причины: коррупция и неспособность эффективно их потратить»,— говорит Георгий Сафонов, экономист, неоднократный участник международных переговоров по климату. Крупнейшие умы человечества не могут придумать правила, по которым деньги дойдут до климата.
Климат и богатство
Развитые страны декларируют движение прямо в будущее без выбросов. Ключевая характеристика этих стран — сильные амбиции сокращения эмиссии. ЕС намерен на 55% снизить выбросы к 2030 году от уровня 1990 года, Великобритания — на 80% к 2050 году от уровня 1990 года, США — на 50–52% к 2030 году от уровня выбросов в 2005 году, Япония планирует к 2030 году на 46% сократить выбросы от уровня 2013 года. Для достижения этих стратегических целей в крупнейших экономиках мира активно используют экономические инструменты: углеродные рынки, налоги и стимулирование. В развитых странах работают три рычага сокращения выбросов: амбиции, деньги, технологии. При наличии амбиций экономические инструменты позволяют найти самый эффективный способ получения результата, в данном случае — снижения выбросов, уточняет Игорь Макаров.
Самые крупные углеродные рынки, которые охватывают пятую часть выбросов, созданы в ЕС (в 2005 году), Великобритании (в 2021-м, заработал после выхода из ЕС), Калифорнии (в 2010-м), США (Regional Greenhouse Gas Initiative, входит 12 штатов США, создан в 2009 году), Южной Корее (в 2015-м). В декабре текущего года цена за одну тонну выбросов в Великобритании достигла исторического максимума — $120. Экономика развитых стран восприняла климатическую угрозу, включив углерод в систему товарно-денежных отношений. Чем дороже стоит тонна выбросов, тем выгоднее вкладывать в «зеленые» технологии.
Налог на выбросы углерода введен в 36 странах и регионах мира. По мнению Георгия Сафонова, углеродный налог, как правило, рассматривается с точки зрения дополнительных доходов в бюджет или специальные фонды, которые перераспределяются в пользу климатических программ, а не как регулирующий инструмент.
Накануне климатического саммита развивающиеся страны хотели при поддержке ООН обсудить климатический налог для богатых стран. Никто еще не разработал его архитектуру, но эффективность и утопичность уже оценили аналитики. По оценке PwC, если минимальный тариф на выбросы вводить только для развитых стран (США, члены ЕС, Канада, Великобритания, Япония и т. д.), то к 2030 году можно добиться сокращения выбросов на 1,9%. Если его распространить и на страны со средним уровнем экономики (Китай, все страны экс-СССР, кроме Прибалтики, Латинская Америка и др.), то выбросы можно снизить на 8%. Несмотря на теоретическую эффективность введения углеродного налога во всех странах, это может усугубить проблемы в беднейших странах, отмечают во Всемирном банке. Если коротко, бедные станут беднее.
Климат и авось
Углеродный рынок заработал в 2021 году и в Китае. Страна намерена достичь пика выбросов CO2 до 2030 года и углеродной нейтральности до 2060-го. Министерство охраны окружающей среды КНР рапортует, что по сравнению с 2005 годом парниковые выбросы на единицу ВВП сократились к 2019-му на 48%, что значительно опережает график выполнения Китаем своих обязательств. Можно предположить, что жесткая управленческая модель Китая действительно позволит стране сократить выбросы.
Тут есть подгруппа стран. У них есть деньги, в какой-то степени технологии, но совсем нет амбиций. Например, цель России — сократить выбросы СО2 по сравнению с 1990-м на 30% — уже достигнута, поэтому, какой бы инструмент ни применялся для такой цели, дальнейшего сокращения выбросов не будет, считает господин Макаров. На Сахалине в нынешнем году заработал углеродный рынок, который должен к 2050-му обеспечить углеродную нейтральность полуострова. Однако регулирование у него такое мягкое, что позволяет компаниям оплачивать превышение выбросов. Причем плата за превышение составляет 1 тыс. руб. за тонну. В сравнении со $120 в Великобритании это не выглядит стимулом для сокращения российскими компаниями выбросов.
На похожую проблему в Казахстане указывает Георгий Сафонов. Казахстан намерен сократить к концу века выбросы на 15% к уровню 1990 года, а сегодняшняя стратегия декарбонизации подразумевает даже рост выбросов в ближайшие годы. При этом в Казахстане углеродный рынок формально работает с 2013 года. Однако квоты распределяются на эмитентов из расчета существующих выбросов, поэтому стимула для снижения выбросов нет. Кроме того, даже если компания умудрилась превысить выбросы, плата за превышение составляет $3–5 за тонну. Похожие формальные климатические стратегии демонстрируют Бразилия и Египет. Изменение климата отражает неспособность политических систем регулировать выбросы парниковых газов. При всей эффективности предлагаемых экономических инструментов и технологий на политиков давят собственные амбиции, избиратели и корпорации, которые боятся стать беднее.
Вряд ли межстрановые инструменты заработают в ближайшее время, скорее всего, государства будут снижать выбросы в соответствии с национальными целями, полагает директор Центра энергоэффективности — XXI век Игорь Башмаков. «В развитых странах заметное снижение выбросов может быть на горизонте 5–10 лет, в развивающихся — на горизонте 30–50. Нет универсальных инструментов, их надо подстраивать под страну. Где-то можно обойтись без углеродных налогов и единиц, важно разнообразие»,— дает он надежду.
Впрочем, если другие быстрорастущие страны продолжат идти тем же путем, то можно себе представить климатические переговоры в 2100 году, когда температура вырастет более чем на три градуса. Президент Египта будет демонстрировать снимки высохшего Нила, глава Малайзии порадует прямым включением из ураганной воронки, представители Кении и Руанды явятся на переговоры с бочками дождевой воды, затопившей города. Глава российской делегации запишет обращение, лавируя между провалами в многолетней мерзлоте и покореженными нефте- и газопроводами. Спокойствие будут сохранять делегации ЕС и США, сидящие на пачке патентов на технологии «зеленого» будущего. Господин Гутерриш или очередной генсек ООН скажет: «Господа, мы в аду!»