 |
Действительно, в последнее время театр сильно милитаризировался, и, если появление в афишах государственных театров спектаклей на тему ВОВ 1941-1945 годов банально, но ожидаемо и не вызывает удивления (как и побелка деревьев с одной стороны на пути следования кортежей высоких гостей в городах-героях), то пальба из автоматов жрецами из оперы композитора Верди - настораживает. Правда, еще больше настораживает снятие спектаклей по идеологическим причинам. Теперь обо всем по порядку.
Если московский Театр Наций давно подсуетился и теперь показывает московской публике ассорти из спектаклей провинциальных коллективов на тему Великой отечественной, то Молодежный театр, испытав обоснованный ужас из-за продолжительного непонимания ситуации, в срочном порядке принялся репетировать "А зори здесь тихие": темпы впечатляют (актеры повсюду жалуются, что работают от зари и до зари). Театр ныне разваленной советской армии ("Театр Российской армии"), как ему и положено по званию, политическую ситуацию понимает куда лучше, но вот с воплощением явные неясности: дело в том, что к юбилею Великой отечественной театр репетирует мюзикл "Давным-давно…" с легендарным учителем танцев Владимиром Зельдиным в роли Михаила Кутузова, и принимает театр маэстро Гергиева с оперой "Война и мир". Такой нестандартный "ход конем" (я имею в виду, что кавалерия более характерна для 1812 года, чем для Курской дуги), видимо, является частью какой-то более сложной комбинации или обходного маневра руководства театра.
 |
Андрей Житинкин и Константин Кедров на презентации моей книги в Литературном музее |
Однако авторы постановки несколько позабыли, что в нашей стране о войне не может быть иного представления, кроме как помпезно-мавзолейного; здесь за годы советской власти людям целенаправленно внедряли в сознание эпический и стерильный образ героики так, что правдивые истории о грязи, о предательствах, о смершевцах, как-то уже не укладывается в сознании. Но главное утрачено понимание войны как зла абсолютного, как смерти, которая не есть кино или салат "Оливье" на 9 мая, а как конец всего и вся для конкретного человека. Кто сейчас вспомнит слова ветерана-фронтовика Окуджавы о том, что в войне вообще не бывает победителей?
В итоге всего после двух превью и одного премьерного показа "Голой пионерки" 16 апреля спектакль сняли и теперь неизвестно, когда он будет возобновлен. Пока же режиссер оправдывается в частых интервью, а исполнительница роли Мухи, опасаясь негативных физических последствий, вообще собирается уехать из России на дни празднования юбилея победы.
 |
С легендой XX века - Юрием Любимовым |
Итак, в последнее время публике предоставили замечательную возможность вновь понаблюдать идеологический блицкриг в действии: вот его основные сражения и операции.
Руководство театра имени Сатиры вновь решило вспомнить жанр сатиры и поставить пьесу Юрия Полякова "Хомо эректус", где обличительный пафос пронизывает историю о трех парах, собравшихся для свинга (это такой момент сексуальной игры, а не танец), но в итоге поймавших друг друга на мысли, что не в этом счастье. Несмотря на то, что Юрий Поляков является более чем лояльным к власти государственником и крупным литературным чиновником (главред "Литературной газеты"), текст пьесы (это я сейчас выдаю чужой секрет) затребовали наверх и внимательно изучили. Цензоры ничего страшного не обнаружили: имя президента было только в телевизионной фонограмме, а покритиковать депутата (тем более, если он по сюжету демократ первой волны) дозволяется. Вполне очевидно, что если бы этот спектакль ставили не в театре Сатиры, а где-нибудь в другом месте, то без проблем бы не обошлось, но тут получилось, как во времена СССР: мы можем позволить себе одного Райкина, один театр на Таганке, а сатира в четко выверенных дозах - в специализированном театре. И, тем не менее, сам по себе спектакль стал большой удачей (для Сатиры - за долгие годы), удачей режиссера Андрея Житинкина: легкость и музыкальность, режиссерская изобразительность и общая ритмика сделали "Эректуса" одним из главных хитов сезона (его премьера состоялась 23 февраля).
Куда менее успешным получился проект Романа Виктюка "Коза". Пьесу Эдварда Олби когда-то хотели купить в "Современнике", но артист Кваша отказался играть главного героя, сославшись на то, что это противоречит его имиджу ведущего общественно значимой телепередачи (насколько я помню, он ведет что-то вроде "Найти себя" или "Войди в меня"). Зато бывший гитисовский ученик Виктюка Ефим Шифрин с радостью согласился вновь поработать с мастером (до этого он уже играл в его вахтанговских спектаклях). Сбитый на скорую руку спектакль показали в январе в Доме музыки: старая, заимствованная из "Заводного апельсина", декорация была прикрыта шторой, на сцене высились небоскребы из мисок, по ходу действия с грохотом летевших на голову зрителей из первых рядов. Надо отдать должное Шифрину: играя всегда на одной ноте (стиль Виктюка), в этот раз уже на пятнадцатой минуте актер перешел на чисто мхатовский метод чтения текста манере естественности. Однако даже это не помогло: возмущенные тематикой пьесы (физическая любовь известного архитектора к обыкновенной деревенской козе и его невнятные отношения с сыном-геем пока еще не для нашей пещерной страны) зрители целыми рядами покидали зал. Надо сказать, что лично я бы обратил внимание не на сюжет, а на исполнение - на этот раз режиссер не смог ничем заинтересовать публику, он не нашел камертон к этой пьесе; за весь спектакль можно найти всего пару запоминающихся мизансцен, достойных великого режиссера.
Но я так же считаю необходимым отметить, что в этот раз средства массовой информации, словно повинуясь чьему-то приказу, обошли вниманием спектакль Виктюка. Нет, я не имею в виду, что они не освятили неудачную премьеру (второй показ состоялся в начале апреля на Малой Бронной), я говорю о том, что даже не было прислано никаких телекамер (всегда толпами сопровождавших все постановки этого режиссера). А вот это уже наталкивает на размышления.
Еще хочется напомнить, что в столь разрекламированной депутатами премьере Большого театра ("Дети Розенталя") не было никакого мата, что культура должна быть ограждена от цензуры и быть саморегулируемой (например, написал композитор Десятников музыку слабее, чем Пуччини и Вагнер - и зритель не купил билет).
С другой стороны, я вовсе не в восторге от перспективы изничтожения давно созданных шедевров. Так в рамках фестиваля "Золотая маска" к Кремлевском дворце показали постановку Новосибирского театра оперы и балета "Аида", где молодой, но уже достаточно известный режиссер Дмитрий Черняков заставил Аиду взяться за автомат (дочка эфиопского царя превратилась в чеченскую террористку), а полководца Радамеса петь (тенор пел отвратительно) любовный романс фонарному столбу да еще в семейных совдеповских трусах. Потом он, правда, этот столб взорвал бомбой, а на сцену выехали четыре грузовика.
 |
С телеведущей Юлией Бордовских на репетиции спектакля в Театре на Таганке, март 2004 года |
Замечу, что я даже поспорил с некоторыми весьма крупными режиссерами, что этот спектакль получит "Золотую маску" за режиссуру - и оказался прав (даже несмотря на то, что член жюри, знаменитая "Аида" Галина Вишневская, весьма звучно покинула показ спектакля). Но, что симптоматично: гениальный молодой дирижер Теодор Курентзис, представивший публике совершенно новое прочтение партитуры и невероятное звучание оркестра, "Маску" не получил (ох, видели бы вы его лицо во время оглашения решения жюри: хорошо, что у него не было при себе Аидиного автомата). Между тем, я считаю весьма положительным фактом то, что столь смелые постановки стали возможны в столь отдаленной российской провинции.
Так, что же сейчас происходит в театре, в смысле его общего художественного развития? У нас есть постепенно отмирающая традиция великого русского психологического театра, есть ряд выдающихся режиссеров, которые, к сожалению, уже создали свои лучшие постановки (в их числе и получивший "Золотую маску" Кама Гинкас). Зато нет сегодня и не предвидится на горизонте режиссера-новатора, равного Мейерхольду или Таирову.
В декабре в Доме актера состоялся вечер памяти уничтоженного Сталиным Камерного театра (режиссер вечера - Павел Тихомиров), впервые за долгие десятилетия были показаны уникальные кадры постановок гениального Таирова (некоторые были привезены из США), звучал голос "запрещенной актрисы" Алисы Коонен (жена мастера, прима его театра, великая артистка двадцатого века), и во время демонстрации сцены смерти Клеопатры из "Египетских ночей" (середина 1920-х годов) я понял, что уже не увижу ничего более совершенного. Когда я смотрел в подмосковном кинохранилище кадры из знаменитого "Ревизора" Мейерхольда с неподражаемым Эрастом Гариным, я осознал, что этот уникальный театральный язык биомеханики превзойти невозможно, что любое новаторство на уровне жанра конечно, что какое-то движение возможно теперь лишь в смешении жанров, на эклектике.
Посмотрев такие замечательные премьеры активно делающего карьеру Серебренникова, как "Лес" (МХТ) и "Голую пионерку", мне стало понятно, что все это не выходит за рамки яркой индивидуальности и таланта режиссера, что нового стиля так и не появилось. Мне так же стало очевидно, что тот вычурный язык театральной театральности, который грандиозно продемонстрировал Виктюк в "Служанках", "М. Баттерфляй" и "Саломее", уже обрел свои лучшие формальные воплощения.
В то же время, театралов продолжает поражать работоспособность и творческая форма великого Юрия Любимова, который в свои 87 все еще ставит гениальные вещи (я особенно советую посмотреть его "Марат и маркиз де Сад", "Евгений Онегин" и "Мастер и Маргарита"): можно с уверенностью говорить, что по беспредельности фантазии рядом с ним не стоит никто. Напомню, что буквально 23 числа в театре на Таганке состоялась премьера новой работы Любимова - спектакля "Суффле" (сквозное музыкальное действие на сюжеты произведений Кафки, Ницше, Беккета и Джойса): так что мой вам совет…
Я так же хотел бы напомнить, что Любимов до сих пор в блистательной актерской форме: его можно увидеть в спектакле "Шарашка" (по Солженицыну), где он играет тов. Сталина (так смакуя эту роль, что ужаснуться можно). Юрий Петрович так же выступил в качестве актера во время "Всемирного дня поэзии под эгидой ЮНЕСКО" (Театр на Таганке, 25 марта), который режиссировал ваш непокорный слуга Евгений Понасенков, и где в роли актеров выступили знаменитый поэт, нобелевский номинант Константин Кедров и телеведущая Юлия Бордовских.
Таким образом, в настоящее время меня более удивляет вечно молодое старое, нежели весьма относительное новое. Я не могу не присоединиться ко многим восторженным описаниям премьеры, сыгранной 90-летним Владимиром Зельдиным. Партия Дон Кихота в знаменитом мюзикле Вассермана "Человек из Ламанчи" весьма сложна вокально, тем более сложен рисунок драматического действия, с драками, танцами и частым паданием на колени. Так вот все это оказалось подвластно Зельдину. Историки искусства могут вспомнить несколько примеров творческого долголетия, но еще никогда не было примера такой блестящей формы в столь преклонные годы.
Писать об этом нет смысла - необходимо спешить в театр Армии, чтобы увидеть лично это истинное чудо артистической природы. Но я все же упомяну и про то, как отмечался юбилей Владимира Михайловича. Это было 12 февраля: сначала юбиляр два часа играл и пел акт "Человека из Ламанчи", а после антракта 4 часа, стоя (ведущим и поздравляющем, так и не удалось усадить его в кресло) принимал поздравления. Причем, по ходу он постоянно участвовал в действии, подпевая, подыгрывая выступающим, или спасая нерадивых сериальных "звезд", типа Александра Домогарова, который не смог спеть под фонограмму песенку "Когда проходит молодость". После этого юбиляр два часа пел и рассказывал анекдоты на банкете. Но главное - это конечно, неповторимые, аристократические жесты, знаменитые интонации и невероятная эмоциональность игры