Книги за неделю

После "Оправдания" и "Орфографии" Дмитрий Быков, чья писательская популярность пока еще не превысила популярность журналистскую, вместо третьего романа на "о" (не последовав примеру Гончарова) сказал свое "э" и представил в романе под названием "Эвакуатор" настоящий гимн эскапизму. К роману прилагаются стихи (или к стихам — роман, это уж как кто решит) — прямо как у Бориса Пастернака, чью биографию Быков недавно закончил для "ЖЗЛ". Остается только удивляться, что такой охочий до жизни и неприлично плодовитый автор, как Дмитрий Быков, замысливает побег и ощущает себя чуть ли не инопланетянином среди чуждых землян. Уж если ему здесь не нравится, то что делать читателям? Писатель набросал целый план эвакуации: из семьи, из социалистического прошлого и капиталистического настоящего, из страны, с планеты, наконец!

Причем подобрал он для этого своего романа один прекрасный, но редко используемый материальчик, легкий и тончайшей выделки. Последнее время модно кроить из чего угодно — из чужих текстов, из собственного потока сознания, из уличной жаргонной речи. А быковский роман вырастает из любовной болтовни. Писатель абсолютно не согласен с теми, кто не уважает признание из трех слов как пошлейший штамп или считает, что настоящие чувства не выразишь словами. Игривые и фривольные разговорчики влюбленных — это его стихия: "Прямо, ты знаешь, у меня такое чувство, что тебя делали на заказ. По моей выкройке".

Роман "Эвакуатор", по сути, диалог двух героев, которые закрутили служебный роман в самом неподходящем месте и в самое неподходящее время. Свои словесные кружева они плетут на бетонном фоне безрадостной действительности. В быковской Москве нескончаемая череда терактов, паника и бегство, а одинокого Игоря и обремененную семьей Катьку заботит только где встретиться и что при этом сказать "нашему мужу". Тут автор делает своим героям первое предупреждение. По его прихотливой фантазии сила их любви становится причиной каждой из все новых городских трагедий (помнится, в романе Александра Кабакова "Последний герой" все было наоборот: герои соединялись ради счастья на земле). Немного отдает анекдотом про чукчу, который перестал ходить в баню, что приводило то к смерти Сталина, то к отставке Хрущева. Другая авторская гротескная идея становится реальным сюжетным двигателем: обычный утешительный треп любовников — мол, давай все бросим и вместе уедем — в романе разрастается до самых фантастических размеров. Опустившаяся и запуганная до смерти Москва становится идеальной средой для самых сумасшедших мечтаний. Игорь называет себя "эвакуатором" и предлагает Кате бежать не в Америку с Германией, а на планету альфа Козерога. Любовник-инопланетянин так здорово и остроумно расписывает свою идеальную планету, спасающую лучших землян, что Катька начинает верить.

Еще одну "фантастику от 'чайника'" — а как иначе назвать писателя, пробующего перебить хлеб Лукьяненко и прочих профессиональных фантастов? — представил Борис Акунин. В своем новом романе знаменитый детективщик возвращается в начало 1990-х и заявляет, что во всем, что у нас тут случилось, виноваты инопланетяне. Это они придумали перестройку и совершили дефолт. Ну и где же тут после этого "фантастика"? Горбачев — "зомбоид", а второй президент "Чубатый" — верный инопланетянам "полицай". А кто сомневался? В наше непосредственное настоящее писатель не пошел, но продолжение романа обещал.

Право, настоящей фантастики гораздо больше в других произведениях этого автора. Взять хотя бы самые последние: в "Кладбищенских историях" счастливые супруги-долгожители скучают в идеальном будущем, в "Детской книге" дана жутковатая картина какого-то стерильного планетного бытия. А здесь — реальность, лишь чуть-чуть подкорректированная по лекалам вторичной советской фантастики. Инопланетяне вырисовываются лишь к концу романа, а до того автор увлечен своим излюбленным приемом — столкновением двух речевых стихий. Главные герои, интеллигент из английской спецшколы и простоватый пэтэушник с криминальным прошлым, воскрешают незабвенные 1980-е со всеми полагающимися "флэтами и сэйшенами", а также "зыконскими затыками и секельдявками". Именно тогда они чудом спаслись в дорожной аварии, а заодно получили волшебные дары. Один — умение читать чужие мысли, другой — удивительную силу и скорость. И, конечно, нашлись злые силы, желающие использовать этих умельцев, превратившихся один в номенклатурщика, другой в спортсмена-чемпиона. Сцена порученного спортсмену покушения на чубатого президента несколько смазана, но чрезвычайно выразительна. Плоское, как летающая тарелка, повествование Бориса Акунина обретает объемность лишь однажды — когда читающий мысли интеллигент понимает, что совершенно бестолково растратил свой случайный дар: "Ты мог проникнуть в тайны человеческого сознания... а вместо этого десять лет рылся в навозной куче, выклевывая оттуда жалкие крохи".

В проекте "Жанры", в этом ГТО, который сам себе устроил Борис Акунин, роман "Фантастика" можно считать сданной нормой. Писатель вполне удовлетворил тех читателей, что соскучились по советской фантастике с либеральной подкладкой. Высокой планки "мастеров спорта" братьев Стругацких писатель не достиг, да и не собирался. Но с нормативом справился не хуже, чем, например, тот же его герой пэтэушник Сергей Дронов. Но только до обретения волшебного дара.