специальный корреспондент
Я вот думаю, что военному человеку неприятно слышать, что закрывается военная база. Ну просто так устроены военные, что им противно уходить с занятой территории. Я помню в начале 80-х нашего солдатика в Праге, который зашел в кафе съесть мороженое и от него шарахнулись все посетители. Не любили чехи наших солдат. Я показала парню на стул за моим столиком. Он растерянно сел и уткнулся носом в разноцветные тающие шарики. Мальчишка совсем. "Неуютно здесь",— констатировал он. "Может, надо отвалить уже наконец?" — полюбопытствовала я. "Вот и вали, если тебе так хочется. А мы тут для защиты. Мы отсюда никогда не уйдем".
Ушли как миленькие. В дикой спешке, прихватив все, что могли, включая дверные ручки. Гибель империи. Горбачева с Ельциным матерят до сих пор — выкуп профукали, задешево отдали не свою территорию. Путин отказался от баз в Камрани и Лурдосе. Военные его не поняли. Военные никогда не понимают, когда закрывают военные базы, даже если потенциальный противник, против которого строили базу, вкладывает деньги в твою экономику и дает кредиты, которые, увы, не предусмотрены для поддержания баз, нацеленных на этих самых инвесторов.
Москва взамен открыла базу в Киргизии. А также все еще располагает базами в Грузии, Молдавии и на Украине. Тоже казалось, что вот эти-то точно навсегда, вот эти-то точно от нас никуда не денутся. Еще как делись, отлетели со свистом и попросили освободить помещение. При этом без хамства просят, но твердо — есть договоренности, сроки, будьте добры, выполняйте. Грузия говорит, Молдавия тоже говорит. Киргизия пока молчит. Теперь вот Украина сказала — до 2017-го в соответствии с договором ваш флот в Севастополе стоит, а потом уходит. И вопрос о Крыме закрываем. Для военных.
А военным не хочется. Что же они там защищают в Крыму, наши военные? Против кого там флот? Против Турции, где с мая по октябрь русских, да и украинцев больше, чем турок? Парадокс состоит в том, что армия уже давно перестала быть инструментом экспансии России, а военные и политики как будто никак не могут смириться с этой простой истиной. И я, кстати, знаю, почему. Мне тут господин Шойгу по телевизору объяснил. Он рассказал, как в начале 90-х сидел он с мужиками по выходным в гараже и ругали они советскую власть на чем свет стоит. А поругав, наливали водки и, глядя в глаза друг другу, проникновенно говорили: "Зато мы через три дня можем быть в Париже!" Я сначала не поняла. А он имел в виду — на танках. Вот такая гордость была у Шойгу за нашу страну, в которой, может, все хреново, но армия-то лучшая в мире, и, пока это так, ничего нам не страшно.
А то, что в Париж теперь каждый может за три часа долететь самолетом,— это, конечно, неинтересно. И то, что Ющенко русские базы в Крыму совершенно не нужны, зато очень нужен русский бизнес,— тоже патриотов не тешит. Мы по сей день ошибочно измеряем русское влияние в той или иной стране бывшего СССР не количеством русских денег, работающих в ее экономике, а количеством русских военных на ее территории. Поэтому и расцениваем уход военных как поражение страны.