В Петербурге отметили сборным балетным концертом-бенефисом 70-летие балерины Аллы Осипенко. Как и положено советской артистке ее времени и ее ранга, она была обвешана всеми причитающимися званиями и наградами, но менее всего похожа на преуспевающую солистку ленинградского академического театра-орденоносца.
Колпакова и Осипенко стали первыми, с кого советские хореографы решились снять пачку, затянув тело в сплошное трико, и не требовать "актерской темы", — новым пределом самовыражения для балерин стала точность танцевального чертежа. Станцевав Хозяйку Медной горы и Мехменэ Бану, Алла Осипенко вмиг взлетела в категорию звезд. И именно в этот момент, по-видимому, дико испугалась положения статусного персонажа. Она принадлежала к ленинградскому поколению, взахлеб смотревшему кино Анджея Вайды и еще не отучившемуся романтически сверять собственную жизнь с искусством. Пока Юрий Григорович становился главным балетмейстером главного театра страны, а Ирина Колпакова — депутатом и героем труда, Осипенко больше всего на свете боялась "скурвиться".
В Кировском балете того времени ей объективно не было равных по масштабу дарования, а ее умопомрачительная красота и нервная пластика впечатляют сегодня даже на фото. Еще до начала биографии, в 1956 году, балерина получила в Париже премию имени Анны Павловой. В начале 1970-х на зарубежных гастролях ее запирали в гостиничном номере, а после спектаклей выводили из театра инкогнито: советские балетные артисты уже научились сбегать на Запад, друг за другом "свалили" Михаил Барышников и Наталья Макарова, — ни у кого не было сомнений, что Алла Осипенко тоже сделает это. Слишком "выламывалась" она из стилистического контекста Кировского театра и — с самоубийственным героизмом — из советского актерского истеблишмента. Шикарную буржуазную квартиру отдавала под нонконформистские выставки. Никогда не скрывала аристократического происхождения (среди дальних предков — художник Владимир Боровиковский, среди близких родственников — пианист Владимир Софроницкий). Снималась у Александра Сокурова. Танцевала то, что на следующий день запрещали. Восстанавливалась после травм, каждая из которых должна была поставить точку в карьере. В конце концов вообще ушла из Кировского театра: сначала в малобюджетную труппу Леонида Якобсона, а потом и вовсе к начинающему Борису Эйфману. Называла своей ролью-эмблемой Настасью Филипповну в балете по роману Достоевского. Пила, опускалась, распродавала вещи. Именно тогда из просто яркой, красивой и талантливой балерины она стала культовой. Во всех других искусствах уже давно поняли: для того чтобы быть великим поэтом, недостаточно лишь писать хорошие стихи. Советский балет открыл это впервые. Жизненная стратегия Аллы Осипенко была катастрофична для главной героини, но это тоже входило в правила игры.
Алла Осипенко первой среди русских балерин осмелилась превратить свою частную жизнь в открытую для публичного обозрения драму. Это позволило ей остаться великой артисткой даже после того, как с танцами было покончено. От ее запальчивой откровенности, интеллектуальной остроты, горьких признаний и эмоционального вольтажа журналисты обалдевают — до тех пор, пока не обнаруживают, что ровно так же она ведет себя в каждом интервью. Ее тщетно пытаются своротить в глянец: "Ваше любимое место в Петербурге?" Она отвечает, что бывший офицерский публичный дом возле Каменноостровского проспекта. За всем этим нет ни рассчитанного эпатажа, ни бесстыдства, ни призыва к жалости. Понимаешь, что балерина Осипенко действительно может рассказывать о себе абсолютно все, потому что каждый раз находила силы вновь подниматься на поверхность. Она рассказывает о своих бедах и поражениях так откровенно, потому что рассказывает с высоты побед, одержанных над жизнью, возрастом, травмами и танцами.
ЮЛИЯ ЯКОВЛЕВА