Владимир Войнович написал автопортрет

В петербургском интернет-клубе Quo Vadis? писатель Владимир Войнович представил свою новую книгу "Портрет на фоне мифа", целиком посвященную писателю Александру Солженицыну. По крайней мере, на первый взгляд.

       Предваряя общение с журналистами, господин Войнович разумно предупредил, что говорить совершенно не о чем — поскольку в книге все уже сказано. Чистая правда: ничего сверх того, что любой может прочесть в 200-страничном томике, не прозвучало. А там, в свою очередь, нет ничего, что не было бы давно известно читателям, мало-мальски интересующимся внутрилитературными склоками. А именно: отношения у господ Солженицына и Войновича натянутые. Другое дело, что нечасто писатель такого масштаба, как Владимир Войнович, тратит столько драгоценного времени — и своего, и чужого — чтобы всего лишь признаться в нелюбви к коллеге.
       Сам автор объясняет этот шаг тем, что "добродушная пародия" на Александра Исаевича в романе "Москва 2042" — образ Сим Симыча Карнавалова — по сей день бередит людские души. И вот Наум Коржавин, к примеру, как об этом речь зайдет, сразу сам не свой становится. Удивительно тут, конечно, не поведение господина Коржавина, а то, что у литературных ветеранов до сих пор речь заходит о "Москве 2042". Но Владимир Войнович, в общем, посчитал необходимым объясниться еще раз — на случай, если кто чего не понял (или, например, популярную в свое время антиутопию не читал).
       Помимо мыслей о господине Солженицыне, Владимир Войнович, разумеется, высказал мнение и по ряду текущих вопросов. Весьма резко, в частности, отозвался о действующем президенте и, главное, о его любимом фильме "Щит и меч". По мнению писателя, вся нынешняя волна романтизации советского прошлого — с его "Голубыми огоньками", олимпийскими Мишками и фильмами про разведчиков — довольно отвратительна. И странновато ностальгировать по временам, когда сосед сидел, — даже если у тебя самого все было отлично.
       Основная же идея "Портрета" заключается в том, что господин Солженицын — фигура, конечно, историческая, но человек малоприятный и писатель, мягко говоря, неровный. Немногие, наверное, возьмутся спорить, хотя не очень понятно, зачем нужно было облекать эту мысль в столь развернутую форму, причем с обильным цитированием собственной переписки, сложными риторическими фигурами и неизбежными повторами. Один-единственный описанный здесь эпизод — известный, впрочем, и без "Портрета" — с успехом мог бы заменить все разглагольствования. Это когда Александр Исаевич, вернувшись на родину, перед выходом из самолета к народу инструктирует супругу насчет выражения лица: "Задумчивость, детка!" Такое ни в какой пародии не придумать.
       Впрочем, книгу можно воспринимать и иначе — как лишний повод порассуждать о собственных достоинствах на контрасте с чужими недостатками. Поскольку фигура самого автора в этих необычных мемуарах хоть и остается в тени, но весьма кокетливо. Когда господин Войнович пишет, что Солженицын со временем встанет в ряд с другими современниками, и вовсе не на центральном месте, — он не уточняет, кто будет первым-то. Но это понятно. И когда объясняет, что изобретатель рецепта "жизни не по лжи" сам им не руководствуется, — читателю ясно, кто делает это более последовательно.
       Еще один забавный эпизод из книги: в седые времена Владимира Войновича спрашивают, над чем тот работает, и он, волнуясь, отвечает: "Один день Ивана Чонкина". Чистый, в общем-то, Фрейд.
       СТАНИСЛАВ ЗЕЛЬВЕНСКИЙ