В воскресенье на Никольском кладбище Александро-Невской лавры хоронили академика Александра Панченко, знатока русской литературы 17 века. Похороны были многолюдны; собрались люди разного возраста, политических убеждений и социального положения.
Аспирантом Панченко носил демократическую майку-сеточку. В начале 1960-х шел он слегка под шафе по родному Васильевскому острову. Меж тем Большой проспект оцепили: по городу следовал эфиопский император Хайле Силассие. Ленинградцы приветствовали представителя дружественной африканской страны. И Александр Михайлович помахал императору рукой. Было, однако в этом искреннем приятии монарха нечто такое, что монарх попросил остановить машину, подозвал Панченко и предложил подвести. "Мне — в кафе 'Лето'", — сказал будущий академик, и вскоре его приятели на Малой Конюшенной с восторгом встречали Панченко, выходившего из императорского лимузина.
Покойный был лишен интеллигентской пошлости, никогда не следовал за модой. Скорее славянофил, чем западник, он был начисто лишен любой ксенофобии и относился к своей родине скорее мрачно. С Дмитрием Лихачевым, у которого в секторе древнерусской литературы Пушкинского дома вырос как ученый, в конце концов поссорился, так как органически не мог никому подчиняться. Дружил со Львом Гумилевым, около могилы которого его и похоронили. На похоронах не было ни представителей городской администрации, ни директора Пушкинского дома, была телеграмма от патриарха (они были знакомы с Александром Михайловичем еще по Ленинграду), выступали представители сербского землячества, одноклассники, Александр Кушнер. Многолюдные поминки проходили в Пушкинском доме.
ЛЕВ ЛУРЬЕ