В октябре 1989 года в 14.45 на эскалаторе станции метро "Комсомольская" господин с фотоаппаратом попросил у проходящей мимо девушки разрешения ее сфотографировать. "Задержитесь, пожалуйста, хотя бы на пять минут, — сказал его спутник, — это один из самых известных фотографов мира".
Классика бульварной литературы. Случайная встреча в метро, которая способна разом изменить судьбу и профессию. Кинематографический сюжет. Впрочем, сюжет без развития. Девушка не поверила и убежала на электричку в Конаково.
Фотографа звали Хельмут Ньютон. Он приехал в Москву на три дня, чтобы открыть три свои выставки — в редакции журнала "Декоративное искусство в СССР", в музее имени Пушкина и в Первой галерее на Страстном бульваре. Всего около ста работ: моды, портреты, ню.
"Ньютон в Москве". Для тех, кто знаком с миром современной фотографии, это название давней выставки звучало парадоксом. Фотограф богатый и для богатых, снимающий для лучших журналов и только по самым престижным заказам — трудно было себе представить фигуру, более неподходящую для Москвы образца 1989 года. "Неудивительно, — оправдывались составители каталога, — что в Москве захотели увидеть выставку Хельмута Ньютона. Среди известных фотографов он как никто другой представляет западный мир, идолами которого стали потребление, соблазн, холодная красота дизайна и моды". Неудивительно? Еще как удивительно.
Самое забавное, что Ньютон действительно оказался в Москве по чистой случайности или, вернее, по прихоти авиакомпании Lufthansa, решившей подарить Москве такую выставку. В этой чистой случайности выбора заключалось, вероятно, большое преимущество: неожиданный контакт одной культуры с другой, совершенно ей чуждой, вызвал некий очень полезный шок, невозможный при более правильной и постепенной осаде. Так мы и узнали Ньютона в первый раз.
Путь из Берлина в Париж лежал через Австралию
Хельмут Ньютон родился в 1920 году в Берлине. Богатый отец, красавица-мать, сын — нерадивый школьник: таково начало его биографии. В 12 лет на карманные деньги он покупает свой первый фотоаппарат. В 16 лет становится "подмастерьем" (ему нравится это слово) у знаменитой Ива, известной своими фотографиями моды и обнаженной натуры.
В 18 лет, имея в кармане билет до Китая, он на полпути останавливается в Сингапуре — как оказалось, на два года. Работа репортером в крупной газете через две недели закончилась увольнением за профнепригодность. В 1940 году Ньютон уезжает в Австралию и остается там на 17 лет. В Австралии он служит в армии, занимается фотографией и в 1948 году женится на Джун Браун (June Browne) — тогда она была актрисой, а позднее под именем Элис Спрингс (Alice Springs) тоже стала известным фотографом.
В 1956 году Ньютон получает предложение от английского журнала Vogue, и они с Джун переезжают в Лондон. Но Лондон не понравился Ньютону, и через год они уже в Париже, где Ньютон работает для Elle, Marie Claire, Jardin de Modes, American Playboy и, конечно, для Vogue. Эти фотографии принесли ему мировую славу и множество международных призов. Персональные выставки Ньютона (всего их было более семидесяти) прошли в крупнейших городах мира. Два города — Париж и Нью-Йорк — отмечены им как столицы мировой моды, в которых только и может работать настоящий фотограф. Сам же художник все столицам предпочел Монте-Карло, где живет с 1981 года, иногда проводя лето в Лос-Анджелесе.
Ньютон и камера
Ньютон не любит громоздкой техники. Он использует автоматический Canon, снабженный всеми возможными приспособлениями и работающий как автомат, иногда меняя его на Hasselblatt. При этом с узкой пленки он получает отпечатки любого размера. Его известные "большие ню" напечатаны в рост модели — сантиметр в сантиметр.
Он не ищет технических эффектов, очень неохотно работает в павильоне, предпочитая реальную среду. В подписях к фотографиям эти интерьеры будут названы — отель Carlton, отель Pont-Royal, студия Vogue, Париж. Так в портретах. Но и в фотографиях моды места съемки вполне узнаваемы или хотя бы определены. Эти места по указанию мастера подыскивают специальные люди, они же ищут соответствующие точки съемки и привозят Ньютону фотографии, сделанные при помощи поляроида. Особый штат занимается натурщицами. Мастеру остается уточнить мизансцену и нажать на спуск фотоаппарата, принятого из рук ассистента.
Ньютон и его модели, в том числе и он сам
Ньютон — диктатор. С моделями Ньютон работает не просто как режиссер-деспот с актерами, но как шахматист с фигурами. И не только с манекенщицами, но и с кинозвездами, этими (за малым исключением) говорящими манекенами, одушевленными куклами. Впрочем, автопортреты Ньютона демонстрируют, что он так же беспощаден к себе (вернее, к своему зеркальному двойнику), как и к своим моделям. "Автопортрет во время кардиограммы" — неосознанное искупление страданий тех девочек-натурщиц, которых он, случалось, загонял до слез, заставляя прыгать с вышки, висеть под геликоптером, валяться, задрав ноги, на свежевспаханном поле или обниматься с медведем. Но "Автопортрет" — еще и часть его биографии. Преуспевающий фотограф, делавший по сорок фото в день, в 1971 году очнулся после инфаркта в нью-йоркском Lenox Hill Hospital.
Мы говорим с Хельмутом Ньютоном
— Большую часть моей жизни "моим" журналом был Vogue. Лучшие свои снимки я сделал для парижского Vogue. Более того. Уже маленьким мальчиком я хотел быть фотографом Vogue. И до сих пор работаю для одной и той же компании, для Conde Nast. В нее входят Vogue, Vanity Fair, Traveller. У меня есть контракт, который запрещает мне работать с другими американскими изданиями. Исключение я делаю только для Playboy, потому что редакторы американского Playboy — я не говорю о других его изданиях — очень милы, щедры и дают мне раз в год очень интересную тему.
— Вы — фотограф моды. Вы делаете рекламу. Но мне кажется, вы с большим удовольствием рекламируете девушек, чем костюмы.
— Да. То есть нет. В моих фотографиях женщина меня всегда интересует, очень интересует. Но надо быть честным в своем ремесле. Когда тебя просят сделать что-нибудь для рекламы, надо как минимум показать сам костюм... три складки... десять пуговиц... В манере чувственной, эротической или, напротив, холодной, интеллектуальной, но мне надо передать в фотографии дух того, что люди называют модой. Но вы правы в одном. Невозможно быть фотографом моды и не любить женщин. Эротика всегда многое значила в моей работе. И знаете ли, мои снимки всегда было трудно публиковать. Годах в 50-х многие были весьма шокированы тем, что я делал.
Если хотите — я в своей работе часто бываю скандальным, мне это нравится. И это нравится тем журналам, для которых я работаю. Я вообще люблю задираться.
— Какова ваша тактика работы с моделью?
— Очень простая. Очень механистичная. Никогда и никаких психологических объяснений. Никаких разговоров о том, что, как и для чего я делаю. Это знаю я один. Манекенщицы — я их называю "прелестные маленькие дурочки" — красивы и милы. С них довольно. Кстати, я предпочитаю работать с дебютантками. Я не люблю девочек, в которых уже слишком много эротики.
— И со знаменитостями вы обходитесь так же?
— Когда я делаю свои портреты? Нет, конечно. Тут я не могу работать так же холодно и спокойно, как в постановочном снимке моды. Я приезжаю к своему герою, чтобы увидеть его в домашней обстановке. Чтобы с ним поговорить. Я хочу знать хотя бы немного о том, что он за человек. Если он живет в другой стране, я веду с ним беседы по телефону, очень долгие и очень подробные. Очень важно, чтобы мы были хоть немного знакомы. Это просто бессмысленно — приходить на сеанс к человеку, абсолютно тебе безразличному. Сначала нужен контакт.
Разумеется, женщины в этом смысле всегда более сложны, мужчины — всегда проще. Но вот дальше — дальше уже может начаться режиссура, мизансцена. Я выбираю их одежду, их позу.
— Вы по нескольку раз снимаете одних и тех же персонажей...
— Да. Шарлотта Ремплинг, Палома Пикассо, Карл Лагерфельд. Я их фотографирую в течение долгого времени, нескольких лет, и для меня очень интересно видеть эволюцию персонажа от фото к фото...
— Я полагал, что это варианты.
— Нет. Вы думаете, я не смог бы выбрать лучший? Просто я их знаю, этих людей, люблю фотографировать. Иногда мне нравится лицо или фигура. Часто это просто мои друзья. Мы живем рядом, я снимаю.
— А были у вас излюбленные модели среди манекенщиц?
— Я надеюсь, мы не касаемся частной жизни? Нет? Тогда я скажу только одно. В 60-х годах манекенщицы были объектами культа. Они были более чем stars, и фотограф моды, как правило, работал с одной и той же моделью, с которой иногда делил и постель. Странное это было время. Я написал об этом в моей книге "Мир без мужчин".
Хельмут Ньютон: "Мир без Мужчин"
"Новая мода появилась у молодых фотографов — жить со своей излюбленной моделью и никого не фотографировать, кроме нее. Они ревниво ее оберегают и не делят ни с одним другим фотографом. Журналы, во всяком случае, благодаря этому экономят деньги на отеле, когда фотографы выезжают на съемку... В большинстве случаев манекенщицы знают свою работу лучше, чем их фотографы. Это хорошо видно по снимкам. В них всегда есть что-то механистическое, и только индивидуальность манекенщицы спасает дело. Это обстоятельство и подсказало мне идею фотомашины. Я сконструировал фотоаппарат, снабженный мотором и часовым механизмом, и им управляет сама модель. Это ей решать, работать ли быстро или медленно — все будет, как она захочет. Зеркало возле аппарата позволяет ей выверить позу. Перед каждой вспышкой раздается звонок и мигает лампочка. Вся система рассчитана на то, чтобы держать модель в напряжении.
Я уговорил французский Vogue дать мне испробовать эту машину. Старательно объяснил ее действие манекенщицам: 'Именно вы контролируете весь сеанс. Вы останавливаетесь, когда захотите. Вы сами за все отвечаете'. Разумеется, свет в студии был отрегулирован заранее, и знак на полу указывал место, которого им следовало держаться.
Девушки в студии совершенно одни. Ассистент приходит по их зову, чтобы переменить пленку. К концу дня они совершенно опустошены, такая ответственность слишком тяжела для них. Фотографии без вдохновения, но вполне приемлемые.
Затем этот эксперимент я повторил для Elle. В этот раз я попросил девушек представить себе, что они работают со своим любимым фотографом, и позировать так, как он или она просили бы их. В движении или в отрепетированной позе. Результат — серия 'Helmut Newton photomachine', которой было отдано шесть цветных полос журнала".
Фотограф богатый и для богатых
В последние годы Ньютон занимается почти исключительно портретами. В отличие от того, как это принято у фотографов, он не делает различия между анонимными моделями и известными персонажами светской хроники. Ньютон пользуется мировой известностью, портрет его работы становится предметом престижа, его снимки продаются на Sotheby`s за фантастические суммы.
В самых аристократических семьях он снимает так, как хочет, и то, что он хочет. Он открыто и с видимым удовольствием нарушает конвенции благопристойности, внося в устоявшийся буржуазный быт оттенок эротический, травестийный, гомосексуальный. Ему позволено очень многое.
Он не считает нужным открыто угождать своим клиентам. Он предлагает им собственные правила игры, и если эти правила они не способны оценить — тем хуже для них. Они доверяются ему так, как дилетант и должен доверяться профессионалу, которому он платит.
Портреты Ньютона удивительны. Как выглядят его герои? Их позы странны, иногда мучительно странны, странны так, что не придумаешь (хореограф Пина Бауш в пасти крокодила). Альбомы его фотографий оставляют ощущение коллекции бабочек. Не сказать, что это "раскрытие характера", но гордая обмолвка автора — "мне дела нет до их души" — скорее всего просто роскошная фраза. Весьма вероятно, что Ньютону и правда нет дела до их души, но их душу он понимает. Ньютон помогает им выглядеть такими, какими они хотели бы выглядеть, не осмеливаясь в этом признаться самим себе. Как ни жесток внешне его стиль, Ньютон — льстец, и льстец изысканный.
АЛЕКСЕЙ Ъ-ТАРХАНОВ