На петербургской студии СТВ близится к завершению работа над фильмом Сергея Овчарова "Про Федота-стрельца", поставленного по сказке Леонида Филатова. Корреспонденту "Ъ" удалось познакомиться с рабочим материалом фильма и убедиться в том, что он обещает стать событием киносезона.
Профессиональные западники — в этом тоже нет никаких сомнений — разглядят в "Федоте" славянофильскую провокацию. С какой стати, скажут они, Тит Кузьмич и Фрол Фомич, помогающие Федоту и его жене Марусе достать — по капризу царя, неожиданно сыгранного Андреем Мягковым — то вышитую карту "одной шестой", то оленя с золотыми рогами, преобразились на экране в пейсатых и крылатых хасидов? Но их первое появление в фильме, по-шагаловски парящих в небесах и повергающих в панику стрелецкое воинство — один из самых неожиданных и забавных эпизодов в современном кино. Да и, в конце концов, в полном соответствии с исторической традицией русской государственности надеяться в трудную минуту на совет "еврея при губернаторе", они изо всех сил помогают "силам добра", пока торжествующий абсурд не повергнет их в отчаяние.
Полеты хасидов и многие другие сцены фильма, например, смотрины иноземных послов, вызывают порой ассоциацию с визуальной фантазией Терри Гиллиома (Terry Gilliam), автора "Джаберруоки", населившего свое вымышленное британское Средневековье столь же гротескными персонажами. С другой стороны, господин Овчаров — единственный режиссер, работающий в редком жанре сказа, традиция которого восходит к легендарному "Счастью" Александра Медведкина (1935). Сочетание этих двух несовместимых, казалось бы, начал и создает феномен кинематографа Сергея Овчарова. Это псевдонаивное кино с фронтальными статичными планами и суетящимися, как игрушки со сломанным механизмом, персонажами оборачивается невеселой рефлексией о судьбах России, в которой общество, решившее взять судьбу в свои руки, неизбежно делится на "ребят-ежиков", у которых в голенищах ножики, и ребят-ухачей, у которых, само собой, полны карманы кирпичей.
МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ