В минувший понедельник Ледовый дворец снаружи походил на тренировочный полигон МВД: цепочки ОМОНа, милиционеры в касках и с собаками, пожарные машины. Невообразимая толчея. Кого-то бьют, кого-то откачивают, зрители, пытающиеся протиснуться в узкие двери, дружно кричат. Самым престижным местом зала оказалась арена: люди с дорогих трибун массово рвались в дешевую зону — милиция их не пускала. Если кому-то здесь и подходил ярлык "фашисты", то явно не немецкой группе Rammstein — на петербургском концерте которой все это и происходило.
Знаменитый "тяжелый" коллектив Clawfinger, который сопровождает Rammstein в турне (на них некоторые поклонники жаждали попасть больше, чем на немцев), не договорился с российскими организаторами. Те тогда предложили разогревать публику Tequilajazzz, но петербуржцы разумно отказались. В итоге отдуваться пришлось москвичам I.F.K. — их, кажется, никто даже не заметил.
Rammstein начали с инструментальной интродукции, во время которой музыкантов, изображающих сомнамбул, выводили на сцену люди в белых халатах. А потом откуда-то сверху на горящей платформе спустился вокалист Тилл Линдеманн (Till Lindemann) — почему-то с панковским ирокезом на голове — и грянула "Mein Herz Brennt". Уши заложило моментально. Вспомнился пародийный псевдодокументальный фильм "Это Spinal Tap" — там актеры играют несуществующую рок-группу, и на вопрос о секрете своего успеха отвечают: все включают усилители на отметку 10, а мы — на 11.
Говоря о концертах Rammstein, всегда восхищаются пиротехническими эффектами. Ну что — пиротехника как пиротехника. Действительно, на сцене периодически что-то загоралось, солист изрыгал пламя то из руки, то из ноги, и в целом походил на сварщика. Но ничего такого уж сногсшибательного не было. Огонь выглядел очень невинно, словно в газовой горелке. Казалось, что вот-вот со сцены объявят: "ни одно животное во время концерта не пострадало".
И вообще, знаменитое шоу Rammstein на поверку оказалось совершенно игрушечным. Если уж заигрываете с тоталитарными кунштюками, идите до конца: эстетика симметрии там, полет валькирий, триумф воли. А немцы выдержали в таком ключе лишь несколько номеров, а потом начали резвиться не хуже Бритни Спирз (Britney Spears). Сцена, когда Линдеманн, напоминающий сложением и пластикой то ли Генри Роллинза (Henry Rollins), то ли Сергея Кагадеева, стал имитировать половой акт с худеньким клавишником — и вовсе из репертуара Мадонны (Madonna). Эрнста Рема за такие дела в 1934-м...
Народу, впрочем, нравилось: часть зрителей билась в натуральной истерике. Что-то подпевали, благо раммштайновские "айн, цвай" можно выучить и не зная немецкого. Особенно хорошо прошла "Du Hast": образцовый текст для изучения грамматики в первом классе немецкой школы. На бис группа спела "Rammstein", "Sonne" и "Stripped". Линдеманн совсем вышел из роли фюрера и прокричал "Спасибо большое, я очень люблю Санкт-Петербург!".
А закончился сеанс магии, как и положено, ее полным разоблачением. Веселые парни родом из ГДР на вполне сносном русском исполнили "Песню о тревожной молодости" (музыка Пахмутовой, слова Добронравова): "Забота у нас такая, такая наша забота..." — блистательно доказав, что при соответствующем антураже и мощных гитарных риффах любая мелодия — хоть "Калинка-малинка", хоть "Yesterday" — сойдет за шедевр "тяжелого металла".
СТАНИСЛАВ ЗЕЛЬВЕНСКИЙ