100 лет назад, 25 октября 1922 года, оккупировавшие Владивосток и его окрестности японские войска погрузились на корабли, регион покидали и оставшиеся без их покровительства антибольшевистские силы, уходившие главным образом к границе, так что эту дату вскоре стали считать днем окончания Гражданской войны, причем объявлялось, что важный вклад в завершение долгого и кровавого конфликта внесли Красная армия и дипломаты, без упоминания о том, какие особенности Соединенных Штатов удалось очень ловко использовать для достижения успеха.
«К окончанию войны сделан шаг, кажется, достаточно решительный»
Фото: МАММ / МДФ
«Тяжкое иго японского империализма»
День победы в Гражданской войне в российской столице ни единой чертой не походил на 9 мая 1945 года. Не было ни многотысячных толп, ни салютов, ни чествования героев. И дело было не только в том, что бои в европейской части страны завершились без малого двумя годами ранее и под грузом новых проблем события изнурительной и кровавой войны стали отходить на второй план.
Конфликт завершался за тысячи верст от центральных губерний — в существовавшей с 1920 года отдельно от РСФСР Дальневосточной республике (ДВР), где с советскими порядками случилось нечто странное, поэтому происходившее там воспринималось как что-то далекое и не вполне относящееся к российским гражданам. К тому же из-за постоянных публикаций о тех или иных угрозах, исходящих от буржуазных держав, складывалось ощущение, что война советской страны с капиталистическим окружением не закончится вообще никогда.
Победителями не чувствовали себя даже вожди в Кремле. Ведь японцы затягивали эвакуацию до момента, пока поддерживаемые ими антибольшевистские части не ушли от преследовавших их красных войск за границу. Так что о полном разгроме белогвардейцев говорить не приходилось. К тому же японские войска продолжали оккупировать русскую северную часть острова Сахалин.
Мало того, в бухте Владивостока продолжали оставаться боевые корабли Японии и Франции — официально, для защиты жизни и имущества иностранных граждан.
Поэтому 26 октября 1922 года советские газеты опубликовали сообщение Российского телеграфного агентства, гласившее:
«24-го октября между представителями главнокомандующего народно-революционной армии ДВР и представителями командования японского экспедиционного корпуса заключено соглашение, в силу которого японская армия очищает гор. Владивосток и его окрестности не позднее 16 часов 25 октября, и к этому времени части народно-революционной армии занимают гор. Владивосток…»
Кроме того, был напечатан и приказ председателя Революционного военного совета республики Л. Д. Троцкого №274 от 25 октября 1922 года, в котором говорилось:
«Сегодня, 25-го октября, в 4 часа дня, войска Дальневосточной Республики, составляющие нераздельную часть рабоче-крестьянской Красной армии, вступили во Владивосток, очищаемый японскими и белогвардейскими оккупантами.
Россия вернула себе свой выход в Тихий океан»
Об окончательной победе в войне не упоминалось и в приветственной телеграмме председателя Совета народных комиссаров (Совнарком) РСФСР В. И. Ленина, отправленной 26 октября 1922 года председателю Совета министров ДВР П. А. Кобозеву:
«К 5-летию победоносной Октябрьской революции Красная армия сделала еще один решительный шаг к полному очищению территории РСФСР и союзных ей республик от войск иностранцев-оккупантов. Занятие народно-революционной армией ДВР Владивостока объединяет с трудящимися массами России русских граждан, перенесших тяжкое иго японского империализма…»
Однако Революционный военный совет войск Сибири придерживался иного мнения. В его приветствии народно-революционной армии (НРА) ДВР, составленном 25 октября 1922 года, говорилось:
«В момент, когда доблестные части НРА входят во Владивосток и этим завершают блестящую свою операцию по очищению далекого Приморья от последних в истории гражданской войны регулярных белогвардейских банд, Реввоенсовет войск Сибири горячо приветствует вас, товарищей командиров, комиссаров и народоармейцев с одержанной победой».
По всей Сибири и ДВР в связи с завершением Гражданской войны начали организовывать митинги и другие торжественные мероприятия.
А вскоре на ту же точку зрения стали переходить и руководители страны, включая Ленина.
31 октября 1922 года, выступая на IV сессии Всероссийского центрального исполнительного комитета IX созыва, вождь мирового пролетариата сказал:
«К окончанию войны сделан шаг, кажется, достаточно решительный: сброшены в море последние силы белогвардейцев».
Но с завершением войны нужно было решать судьбу и очень странного по форме, сути и способу появлению на свет государственного образования — Дальневосточной республики.
«Сообразуясь со взаимоотношениями с Японией, Китаем и Соединенными Штатами, вся территория между Байкалом и Тихим океаном… рассматривается как единое нераздельное целое»
Фото: МАММ / МДФ
«Для вырешения текущих вопросов»
О том, как на советской территории появилась республика с несоветским общественным укладом, имело хождение немало версий. Так, известный большевистский публицист Ю. М. Стеклов 28 октября 1922 года писал:
«В свое время ДВР была объявлена демократической республикой под давлением иноземного империализма и, в частности, под давлением японцев, которые прямо требовали признания ДВР республикой не советской, а демократической».
Позднее установки партии изменились, и в 1970-х годах создание ДВР считалось проявлением «величия ленинского стратегического и тактического руководства» и показывало, «как Коммунистическая партия под руководством Центрального Комитета во главе с В. И. Лениным умело сочетала высокую принципиальность с гибкостью».
Однако формально идея создания на востоке страны республики, руководство которой составляли бы представители различных социалистических партий, принадлежала не большевикам, а их идейным противникам — меньшевикам и эсерам из основанного в ноябре 1919 года в Иркутске руководящего органа — Политцентра.
Но с ними очень активно взаимодействовал один из видных руководителей РКП(б) на востоке страны А. М. Краснощеков.
Он примкнул к социал-демократам в 16 лет, в 1896 году, включился в подпольную работу, был дважды арестован, а в 1902 году эмигрировал. Жил в Германии, затем в Соединенных Штатах, где смог получить сначала университетское экономическое образование, а затем и юридическое, что позволило ему в качестве адвоката с успехом заниматься защитой интересов профсоюзов. После Февральской революции он вернулся в Россию и благодаря тому, что по знаниям и опыту стоял на голову выше почти всех большевистских вождей за Уралом, очень быстро выдвинулся в Сибири в число видных партийных функционеров.
Именно он в январе 1920 года выехал с представителями Политцентра в Томск и там убеждал председателя Сибирского бюро ЦК РКП(б) и Сибирского революционного комитета И. Н. Смирнова в том, что создание несоветской советской республики на Дальнем Востоке поможет сдержать наступление войск интервентов, и в первую очередь японцев, пытавшихся поставить как можно большую территорию на российском востоке под свой контроль. Что, в свою очередь, высвободит силы для борьбы с врагами большевиков в европейской части России.
Краснощеков выдвигал и другие доводы и аргументы для переговоров с Москвой, которые в конце концов помогли убедить В. И. Ленина 20 января 1920 года дать согласие на создание буферной республики. Но только временно и на крайне усеченных по сравнению с первоначально запрошенными Краснощековым правах. Вот только меньшевики и эсеры быстро осознали, что им отводится роль ширмы, прикрывающей действия большевиков, а не партнеров по правящей коалиции. Ко всему прочему в Иркутске большевики 21 января 1920 года лишили Политцентр власти, так что проект создания республики, управляемой на многопартийной основе и свободой частной собственности, оказался под угрозой срыва.
Но Краснощеков не сдавался.
Он смог сформировать временное правительство ДВР, и 15 мая 1920 года Совнарком РСФСР признал «новое руководство всего русского Дальнего Востока».
А в Москве было учреждено посольство, названное представительством ДВР.
К концу июля 1920 года Краснощеков подготовил документ об основных параметрах деятельности нового псевдонезависимого от РСФСР государства — «Основные тезисы для вырешения текущих вопросов дальневосточной политики». О территории ДВР в нем говорилось:
«Для придачи новому образованию устойчивого экономического и политического положения и сообразуясь со взаимоотношениями с Японией, Китаем и Соединенными Штатами, вся территория между Байкалом и Тихим океаном (включая всю Забайкальскую, Амурскую, Приморскую, Камчатскую и Сахалинскую области и полосу отчуждения Восточно-Китайской ж/д) рассматривается как единое нераздельное целое и всякое стремление оторвать отдельные части от буфера или попытки повторения неорганизованного выступления, подобно иркутскому перевороту в январе сего года, противоречат основным директивам и будут рассматриваться как нарушение партийной дисциплины».
«Проводить все свои принципиальные директивы через коммунистических представителей в правительстве, тщательно избегая грубого вмешательства в работу правительства»,— писал А. М. Краснощеков (на фото — крайний слева, с членами Совета министров ДВР. Чита, 1920 год)
Фото: МАММ / МДФ
«Всемерно избегать парламентской системы»
Описывалось в документе и государственное устройство республики:
«Дальне-Восточная Республика официально выступает как совершенно независимое самостоятельное государство, находящееся в договорных отношениях с Р.С.Ф.С.Р. со всеми вытекающими из этого положения аппарансами (приличиями.— "История"), фактически же является "дипломатическим" образованием, которое с переменой международного положения примет форму федеративной части Р.С.Ф.С.Р. или совершенно сольется с ней…
Власть в Д.В.Р. должна быть формально демократической со строгим сохранением всех аппарансов и форм…
Центральное правительство и местные Управления должны строится по принципу коалиции или, предпочтительно, по принципу беспартийности».
О том, как добиться формальной демократии, Краснощеков писал:
«Независимо от всяких аппарансов все партийные организации (большевиков.— "История") и члены партии обязаны рассматривать Д.В.Р. как составную часть Р.С.Ф.С.Р. и всецело руководствоваться директивами, исходящими из Ц.К. и Нармокиндела».
На месте партийное руководство осуществлялось Дальневосточным бюро (Дальбюро) ЦК РКП(б), где сам Краснощеков собирался играть ведущую роль.
А относительно выборов в ДВР в документе указывалось:
«Дальбюро… должно через посредство целого ряда исключений в законе о выборах, а главное через специальные суды на местах, свести электорат к советскому масштабу.
Путем контроля беспартийных крестьянских и профессиональных организаций провести повсюду абсолютное коммунистическое большинство под видом беспартийных.
Проводить все свои принципиальные директивы через коммунистических представителей в правительстве, тщательно избегая грубого вмешательства в работу правительства. Всемерно избегать установления парламентской системы, особенно постоянного парламента, который безусловно будет использован как трибуна правыми. Опираясь на популярную тенденцию в Соединенных Штатах и Австралии к замене Городских Дум и Областных Легислатур Комиссиями на принципе единоличной ответственности, провести через Съезд конституцию, сводящую местную и центральную власть к периодическим съездам (конгрессам) и расширенным ревкомам, которых можно контролировать которых можно контролировать через коммунистов, прошедших по списку беспартийных».
О взаимоотношениях с другими партиями в проекте Краснощекова говорилось:
«Поддерживать необходимый контакт с правыми социалистическими партиями, соблюдая формы единого социального фронта, но продолжая, как партия, вести борьбу с ними».
А основной тезис об экономической политике гласил:
«Формальное признание института частной собственности и инициативы, гарантия неприкосновенности личности и собственности иностранцам».
Затем, правда, следовал ряд оговорок, позволявших отбирать что угодно и у кого угодно. И содержались моменты, которые должны были насторожить руководителей РСФСР. В частности, «национализация всех непочатых природных богатств», а также очень скользкие формулировки в части прав ДВР на ведение самостоятельной внешней торговли. Не менее тревожно выглядело желание Краснощекова руководить армией республики.
Для людей, знакомых с американскими реалиями, было очевидным, как именно могут развиваться дальнейшие события. Краснощеков явно делал ставку на Соединенные Штаты, ведь для их политиков и граждан все, что называлось демократией и выглядело как демократия, было хорошо, а все остальное неприемлемо. Абсолютно тоже касалось частной собственности и свободы бизнеса. А получив твердую поддержку из-за океана, фактический глава ДВР мог повести огромную и богатейшую ресурсами республику отнюдь не в сторону воссоединения с государством диктатуры пролетариата.
Но в тот момент в Москве грядущие особые отношения ДВР с Соединенными Штатами казались благом.
Ведь только американцы, имеющие, как считалось, множество противоречий с японцами, могли воспрепятствовать японскому хищничеству на российском Дальнем Востоке. Поэтому 13 августа 1920 года Политбюро ЦК РКП(б) приняло программу Краснощекова с минимальными корректировками. Ему даже удалось добиться подчинения Дальбюро ЦК непосредственно Москве, минуя контроль находящегося ближе к месту событий Сиббюро ЦК. Одновременно был решен и непростой вопрос с территориями за Байкалом, где существовала советская власть и местные товарищи не хотели что-либо менять:
«Имеющаяся там на местах Советская власть может в местном масштабе продолжать существовать, не нарушая формального буржуазно-демократического характера республики в целом».
А все, что касалось подлинного характера ДВР и ее взаимоотношений с РСФСР, включая решение Политбюро о республике, предписывалось строго засекретить:
«Считать документ строго секретным и подтвердить от имени Политбюро, что за малейшее несоблюдение конспирации по отношению к этому документу будет возложена строжайшая кара».
Однако засекречивание того факта, что ДВР является буржуазно-демократической лишь формально, принесло неожиданный результат.
«Необходимо вам усвоить, что для внешнего мира мы — самостоятельное государство, а вы отрываете у нас росчерком пера Камчатку» (первоначальные границы ДВР обозначены на карте 1922 года зеленым цветом, окончательные — красным)
Фото: Library of Congress
«Товарищей признают белогвардейцами»
Очень скоро оказалось, что к товарищам из буферной республики не посвященные в тайну руководители и простые советские граждане относятся, мягко говоря, неоднозначно. Осенью того же 1920 года произошел инцидент, о котором чрезвычайный уполномоченный ДВР при правительстве РСФСР С. С. Гончарская писала в ЦК РКП(б):
«Считаю необходимым довести до Вашего сведения, что наши товарищи, приезжающие из Дальне-Восточной Республики по служебным делам, попадают в Москве в ужасные материальные условия.
Примером такого положения может служить хотя бы случай с приехавшим на конференцию профсоюзов Министром Труда Д.В.Р. т. ГЕНКИНЫМ, которого как иностранца, направили в Наркоминдел и которому трудтройка из сотрудников наркоминдела отказала в содействии обеспечить какими-либо даже элементарно сносными условиями жизни, отослав в представительство Д.В.Р., не имеющее в своем распоряжении никакого хозяйственного аппарата. После всех мытарств, тов. Генкина, как это ни печально, пришлось поместить в канцелярии, где он устроился на полу. Но здесь мытарства не закончились.
Комендант здания, сочтя Генкина белым (ведь он министр), потребовал, чтобы он удалился, ибо не прописан.
Случай с т. Генкиным не первый и, надо думать, не последний, так как с документами Д.В.Р. наших товарищей признают белогвардейцами и не дают прохода…»
Возникла и еще одна проблема. Усилить контроль за псевдонезависимой республикой кремлевские руководители решили с помощью назначения на ключевые посты в ДВР проверенных и опытных товарищей. Но немалая часть получивших подобное предписание, не желая прослыть белогвардейцами и считая, что работа в буржуазно-демократических структурах станет пятном в биографии, всеми силами и способами отбивались от новых постов. Так что многие кадровые решения Москвы по ДВР перерастали в бюрократическую битву, в которую вовлекались высокие друзья и покровители отправляемых в ДВР товарищей.
А кадровый голод, в свою очередь, не позволял решить главную проблему, раздиравшую руководство нового государственного образования.
Еще до принятия решения Политбюро многие дальневосточные руководители высокого уровня категорически отказывались работать совместно с А. М. Краснощековым, считая, что он гнет линию отнюдь не советскую сторону. 26 июля 1920 года в связи с несогласием с проводимой главой ДВР политикой потребовал отставки член Дальбюро ЦК П. М. Никифоров, а 1 августа 1920 года член Сиббюро ЦК и уполномоченный Наркоминдела по Сибири Б. З. Шумяцкий писал В. И. Ленину:
«По настоянию Сиббюро я принял на себя ответственность наладить в буфере административную, политическую, дипломатическую работу только при условии отзыва Краснощекова, культивировавшего авантюризм… Теперь… здесь появились сведения, что Краснощеков возвращается обратно в буфер. С ведома Сиббюро и Дальбюро Р.К.П. прошу меня отозвать с буфера, так как совместная работа с Краснощековым абсолютно невозможна».
Краснощеков не оставался в долгу и, вернувшись в ДВР писал в Москву:
«У нас сумбур, склока, господство городских самодуров, засилие ура-коммунистов, левизны, вечное шатанье благодаря беспрерывным ходокам в Москву с доносами».
Все ответственные работники ДВР, по существу, разделились на «краснощековцев» и «антикраснощековцев» и конфликтовали друг с другом практически по любому вопросу. В конфликт был втянут председатель Сиббюро и Сибревкома И. Н. Смирнов, который счел, что ДВР дали слишком много прав и территории. В справке, подготовленной по запросу ответственного секретаря ЦК РКП(б) Н. Н. Крестинского 29 октября 1920 года, говорилось:
«Председатель Сибревкома тов. Смирнов указывает, что при определении границ Дальне-восточной республики необходимо оставить за российской республикой порт Аян, являющийся свободным выходом Якутобласти в Великий Океан, и что границу следует провести не менее 150 верст южнее Аяна».
ДВР, как следовало из этого же документа, решили не отдавать и Камчатку, концессии на вылов рыбы в водах которой и на добычу полезных ископаемых пытались получить крупные иностранные предприниматели:
«Сохранение Камчатки за советской Россией необходимо в виду наших переговоров с Вандерлипом. Между тем вначале Камчатка признавалась частью Д.В.Р., и правительство последней выступило недавно с такой же декларацией.
Необходимо поэтому через нашего представителя в Чите вступить в формальные переговоры с Д.В.Р. и заключить договор, который определит ее границы в желательном для нас смысле».
Переговоры были проведены, и ДВР из великой по своим просторам страны — во всю ширь от Байкала до Тихого океана — превратилась в крупное, но достаточно заурядное территориальное образование. Краснощеков пытался возражать и торговаться. Он достаточно зло писал в Москву:
«Необходимо вам усвоить, что для внешнего мира мы — самостоятельное государство, а вы отрываете у нас росчерком пера Камчатку».
Но долго сопротивляться нажиму он не мог. Деньги на содержание госаппарата ДВР поступали главным образом из Москвы, выделяли их с учетом собственного сложного материального положения РСФСР лишь после мучительных переговоров, а без финансовой помощи удерживать власть становилось день ото дня все труднее. Склоки и безденежье шаг за шагом превращали формально буржуазно-демократическую республику в подлинно-анархическую.
«Дело снабжения находилось в руках подавляющего большинства комсостава, ненавидящего правопорядки ДВР»
Фото: МАММ / МДФ
«Переживает тяжелый кризис»
Сохранившиеся документы свидетельствуют о том, что в ДВР творилась настоящая вакханалия. Член Дальбюро ЦК С. Я. Гроссман требовал разобраться со взломом руководящими товарищами неких не названных им в обращении в Москву кладовых и присвоении чужого имущества. Писали о присвоении присланного из РСФСР для поддержки ДВР золота и партийных руководителях, наладивших изготовление фальшивых китайских денег.
Сообщали и о том, что никакие преступления, по сути, не расследуются. Проверки на местах и в 1920 году, и позднее подтверждали правильность жалоб на силовые органы. Так, в документе о результатах обследования Министерством внутренних дел ДВР Прибайкальской области говорилось:
«Троицкосавская уездная милиция по своему составу и работе стоит на последнем месте среди остальных уездных милиций. Вместо "деятельной борьбы" с преступлениями, с выгонкой самогонки, хулиганством, милиция сама пьянствует, сама нарушает порядок и творит безобразия. В Окино-Ключах — резиденция участка — пьянствующая милиция устроила беспричинную стрельбу и убила у крестьян двух лошадей. В тех же Окино-Ключах любимым развлечением Начальника участка и его подчиненных было катание на лошадях с бутылками самогонки в руках и драки с молодыми парнями в деревне».
Не лучше выглядели и чекисты, которых в ДВР именовали госполитохраной (ГПО):
«Слово Госполитохрана является пугалом для граждан города Троицкосавска. Вымогательства, взятки, даже простые грабежи — вот работа агентов ГПО.
Розыскной работы никакой не ведется — сотрудники рыщут только в поисках серебряной посуды и других вещей и, к чести их нужно сказать, что в городе Троицкосавске теперь уже больше грабить нечего.
Делопроизводства и отчетности в подотделе не существует».
А плохо снабжаемые солдаты и командиры Народно-революционной армии ДВР занимались самоснабжением, как именовались грабежи, и в итоге 21 апреля 1921 года Дальбюро ЦК постановило снять с должности главнокомандующего НРА Г. Х. Эйхе и просить Москву о срочной помощи в устранении беспорядка в дальневосточных войсках.
28 мая 1921 года Политбюро решило назначить главнокомандующим НРА опытного советского военачальника В. К. Блюхера, предложив ему срочно выехать в Читу со спецпоездом, захватив с собой надежных командиров, политработников и оружие вместе с остро необходимыми предметами снабжения для НРА. О том, что представляют собой эти войска, новый главком сообщал в Москву 24 июня 1921 года:
«Прибыв в Читу и ознакомившись с состоянием армии, нашел, что армия переживает катастрофическое положение. Существующие отношения правительства и Совмина к армии можно определенно отметить как индифферентные.
Жизнью армии и ее нуждами ни правительство, ни Совет Министров, по-видимому, не интересовались, было стремление ничего не отпускать, урезывать и за счет армии содержать в продовольственном и вещевом отношениях гражданские учреждения.
Порядок расходования золотой валюты, высылаемой для нужд НРА, вынуждает меня просить вмешательства Москвы, о чем будет донесено дополнительно с указанием цифр и фактов… Отсутствуют помещения для штабов, получить которые можно только за валюту, посему штабы ютятся в несоответствующих помещениях, как, например, Штаб морских сил в полудровяном сарае без столов и стульев…
Снабжение армии находится в весьма тяжелом положении и рисуется в таком виде: вследствие отсутствия честных и преданных работников дело снабжения находилось в руках подавляющего большинства комсостава, ненавидящего правопорядки ДВР и настроенного определенно контрреволюционно…
В результате такой работы захваченные большие трофеи противника в 1919–1920 гг.— вещевое и артиллерийское имущество, по количеству вполне могущее обеспечить НРА на 3–4 года при соблюдении системы и точного учета, были в короткий срок хищнически бесконтрольно израсходованы.
В настоящий момент армия переживает тяжелый кризис, угрожающий окончательным ее развалом и гибелью».
На этом фоне все проекты по сдерживанию японской экспансии пошли прахом. В реальности сдерживало командование японского экспедиционного корпуса только нежелание нести потери. Поэтому вместо собственных солдат оно использовало различные антибольшевистские силы, причем с успехом. Так, 21 января 1921 года в результате переворота к власти во Владивостоке пришли поддерживаемые японцами люди. И действие этого созданного в противовес «красному буферу» «черного буфера» Япония на штыках белогвардейцев собиралась распространить на всю восточную часть России.
А все попытки решить вопрос дипломатическим путем приводили к неизменному результату: японцы выставляли требования, в результате выполнения которых контроль над той же самой территорией должен был перейти в их руки без кровопролития.
Что бы на самом деле ни задумывал Краснощеков, его план рухнул полностью и окончательно. Его самого отозвали в Москву и назначили заместителем народного комиссара финансов. Что дало японцам прекрасный повод для зубоскальства — их журналисты в дни переговоров спрашивали представителей ДВР: как глава абсолютно независимого государства мог оказаться не слишком значительным чиновником в соседней стране?
Казалось бы, рухнула и надежда на Соединенные Штаты. Но все оказалось не так просто.
«Будут даны по личному требованию визы ответственным лицам хорошей репутации, которых ДВР пожелает послать в Соединенные Штаты для коммерческих целей» (на фото — делегация ДВР в Вашингтоне, 1921 год)
Фото: Library of Congress
«Сделал американцев японофобами»
«В конце марта 1921 года,— говорилось в отчете делегации ДВР о поездке в Америку,— Краснощековым (тогда еще возглавлявшим правительство республики.— "История") была отправлена телеграмма Секретарю Государственного Департамента о допущении миссии ДВР в Америку».
Но и на это, и на все следующие обращения не ответили, и лишь в одном случае последовал очень многословный и витиевато составленный отказ. Однако в конце сентября 1921 года, накануне созывавшейся в ноябре в Вашингтоне международной конференции об ограничении морских вооружений и проблемах Дальнего Востока и Тихоокеанского региона, неожиданно был получен другой ответ из Государственного департамента:
«Будут даны по личному требованию визы ответственным лицам хорошей репутации, которых ДВР пожелает послать в Соединенные Штаты для коммерческих целей.
Департамент окажет им неформальную помощь, но это не означает официального признания».
На самом деле, руководители американской дипломатии накануне важной конференции хотели получить свежую и точную информацию о положении дел в ДВР из первых рук — от ответственных чиновников республики. Но и от возможности получить хорошие контракты никто не зарекался. Так, одна из крупных американских компаний пыталась заручиться согласием правительства ДВР на разработку нефтяных месторождений на Северном Сахалине, хотя его и продолжали оккупировать японцы.
Ее представители в Китае, чтобы установить добрые отношения с чиновниками МИД ДВР, отправлявшимися в качестве делегации в Соединенные Штаты, снабдили их рекомендательными письмами к разным важным персонам. А американские лоббисты, действовавшие в Китае, полагая, что эти странно-демократические россияне могут им рано или поздно понадобиться, дали письма к влиятельным и интересующимся дальневосточными и русскими делами сенаторам.
Кроме того, из бесед с американскими дипломатами в Китае два члена делегации, отправлявшихся за океан первыми,— Б. Е. Сквирский и П. Н. Караваев — выяснили, что слова «демократия», «частная собственность» и «свобода предпринимательства», как и прежде, имеют значительную силу. А население в Соединенных Штатах еще не разуверилось в печатном слове.
А потому, отправившись в путь через океан, приступили к подготовке соответствующих пропагандистских материалов. Идея, заложенная в их брошюры, была предельно проста: демократическую, борющуюся за свободу бизнеса ДВР всячески, не брезгуя ничем, включая насилие и убийства мирных граждан, пытается подчинить милитаристская империя.
Первое, в чем убедились делегаты, оказавшись в Америке, было то, что никаких глубоких противоречий между Соединенными Штатами и Японией, углубить которые рассчитывали в Москве, в природе не существовало.
«С точки зрения вывоза,— говорилось в отчете делегации,— Америка более заинтересована в Японии, чем в Китае… Япония покупает не только для своих островов, но и для тех мест в Китае, которые она захватила. Южно-Маньчжурская железная дорога, например, является крупным покупателем в Америке. Поэтому существование сильного элемента в Америке, готового смотреть на японские "дела" сквозь пальцы, естественно».
Дела с Японией хотели вести и некоторые крупные американские банки, которым, как отмечалось в отчете, было тесно дома. Но делегатам ДВР удалось нащупать и болевые точки. Пресса писала о Японии с явным оттенком недоверия, в особенности из-за увеличения японского военно-морского флота, что могло угрожать морским коммуникациям в Тихом океане. А сами делегаты обнаружили американский регион, где недоверие переходило в ненависть благодаря японским эмигрантам:
«Попытки усиленной эмиграции в Калифорнию, взбудоражили американцев западного побережья. Этот факт сделал западных американцев японофобами.
Не нужно забывать вообще расовых предрассудков американцев».
Разобравшись в ситуации, делегация взялась за дело. Брошюры о преступлениях японских войск и их российских союзников были переведены, изданы массовыми тиражами при помощи желающих использовать ситуацию для увеличения своей популярности сенаторов и рассылались в конвертах Сената Соединенных Штатов, а потому воспринимались как официальный, а потому важный и содержащий истину документ.
Делегатам удалось наладить отношения с прессой и начать достаточно ловко манипулировать ее представителями. Особенно ярко это проявилось во время обнародования секретной японо-французской переписки о переброске эвакуированных из Крыма частей генерала П. Н. Врангеля на Дальний Восток на помощь японцам против ДВР. Одни издания верили в подлинность документов, другие называли их сомнительными или фальшивыми, но печатали в полном или сокращенном виде все ведущие газеты. Причем не только американские, но и европейские.
В результате создавшегося общего настроения даже представители русских эмигрантских организаций были вынуждены единодушно осуждать Японию. И ее представители на Вашингтонской конференции почувствовали себя крайне неуютно.
Делегации ДВР так и не дали права участвовать в конференции. Но находившиеся под серьезным давлением японцы пообещали вывести свои войска с русского Дальнего Востока — правда не указав при этом никакой даты. Достигнутый успех можно было без преувеличения назвать поразительным. Дело дошло до того, что интервью члена делегации Сквирского одной из газет было включено в протокол Сената в качестве важного свидетельства.
Очень довольны были и в Кремле, и для продолжения деятельности делегации перевели ей очень значительную для того времени сумму — $10 тыс.
Причем по обычному головотяпству сообщили о переводе телеграммой, отправленной из Москвы.
Телеграмма попала в руки русских эмигрантов, которые не замедлили начать атаку на делегацию. Ведь, оказывается, представители «независимой» ДВР финансируются кровавым большевистским режимом.
Спасло репутацию делегации только то, что эмигранты для пущего эффекта добавили к сумме перевода три ноля. А доказать, что никаких $10 млн никакой американский банк из Москвы не получал, было проще простого.
Но после такого конфуза в Кремле предпочитали достижения делегации ДВР, как тогда говорилось, не выпячивать. Тем более что окончательный результат был достигнут еще не скоро. Однако в Японии после неприятного удара по самолюбию страны все чаще начали вспоминать о том, что оккупация русского Дальнего Востока не приносит желаемых финансовых результатов, а расходы на экспедиционные силы весьма велики. Так что после многих попыток добиться кабального договора с ДВР и оттянуть начало эвакуации японские войска покинули Владивосток.
В считаные недели после этого ДВР приказала всем долго жить: ее ликвидировали, а входившие в ее состав территории включили в состав РСФСР. Но ни она сама, ни методы, применявшиеся ее делегацией в Соединенных Штатах, как показывают события последнего времени, не были забыты. Какой результат даст их применение теперь, как и обычно, покажет время.