Всенародное богоизъявление

На площади Святого Петра паломничество переходит в демонстрацию

смерть понтифика

По данным римской полиции, миллион человек каждый день выстаивает двенадцатичасовую очередь, чтобы поклониться последний раз телу папы Иоанна Павла II, гроб которого установлен перед алтарем в соборе Святого Петра в Ватикане. Аккредитованные в Ватикане журналисты считают, что эта толпа на площади сродни политической демонстрации, которая не может не оказать влияния на конклав, долженствующий собраться 18 апреля, выбрать нового папу и определить таким образом приоритеты ватиканской политики. В перипетиях ватиканской политики пытался разобраться специальный корреспондент Ъ в Риме ВАЛЕРИЙ Ъ-ПАНЮШКИН.

Католики хотят есть

Я не понимаю, как эти люди днем под солнцем выстаивают двенадцатичасовую очередь, чтоб попасть в собор Святого Петра. Людей вокруг Ватикана стало так много, что полицейские разбили единую очередь на три потока и регулируют эти потоки, как регулируют уличное движение. Сначала на ведущую к собору улицу Кончилиационе пускают человек двести со стороны площади Рисорджименто, потом человек двести со стороны замка Святого Ангела, потом еще человек двести с моста через Тибр. Потоками буквально управляет регулировщик. Он кричит сдерживающим толпу волонтерам:

— Сейчас пойдет поток с Рисорджименто.

И люди, те, что стоят уже четыре часа в очереди со стороны площади Рисорджименто аплодируют, потому что все устали стоять на одном месте.

— Пошли! — кричит регулировщик и машет жезлом.

Толпа движется. Девушка, стоявшая в первом ряду, только что улыбавшаяся и шутившая с полицейским, при первом шаге теряет вдруг сознание и падает на асфальт.

— Стоп, Рисорджименто! Носилки! — кричит регулировщик.

Толпа послушно останавливается, от улицы Кончилиационе бегут санитары Мальтийского Креста с носилками, а полицейский говорит мне:

— Ты видел? Только что она болтала с сержантом. И вдруг хлопнулась в обморок. Когда люди долго стоят, а потом вдруг начинают идти, у них как-то давление меняется, что ли. Я не понимаю вообще, как они выстаивают эту очередь.

Мы с фотографом благоразумно отстояли очередь в ночь накануне. Пользуясь журналистскими удостоверениями, мы дошли по улице Кончилиационе мимо стиснутой металлическими ограждениями толпы до самой площади и только там уже влились в толпу. Чтобы добраться до того места, где мы присоединились к очереди, люди, не имевшие аккредитаций, стояли десять часов. Очередь дважды петляла по площади Святого Петра и входила в собор через главные врата. Нам понадобилось два часа, чтоб отстоять финальный отрезок вместе с паломниками.

Под ногами хрустели пустые бутылки из-под минеральной воды и растоптанные очки. Рядом со мной продвигались потихоньку юноша и девушка. Когда очередь замирала, они принимались обниматься и целовать друг друга.

— Вы так хотели увидеть папу, что отстояли десять часов? — спросил я.— Почему вы не пошли выпить пива в баре?

— Ну, во-первых, религия бесплатно, а пиво — за деньги,— пошутил парень.— А во-вторых, мы католики, папа — великий человек.

— Зачем вам это нужно?

— Ну, как сказать,— юноша задумался.— Нам нужен идеал, что ли. Нам нужно, чтобы церковь определяла нормы морали, а мы потом сами решали, каким нормам мы можем соответствовать, а каким нет. Но мы же можем покаяться в том, что не выполняли невыполнимые требования церкви.

— Например?

— Например, церковь запрещает пользоваться презервативами. Но у нас эпидемия СПИДа во всем мире. Не пользоваться презервативами нельзя. Это все равно как,— юноша посмотрел под ноги и взгляд его наткнулся на очередные растоптанные чьи-то очки,— все равно как запретить пользоваться очками человеку, который плохо видит. Ты же используешь очки не только для того, чтобы читать Библию. Ты же и развлекательные фильмы смотришь в очках. Почему тогда очки можно, а презервативы нельзя?

Очередь двигалась, и соседи мои по очереди все время менялись. Человек с польским флагом сокрушался, что папу будут хоронить в Риме, а не в Кракове. Молодая мама с маленьким ребенком уговаривала ребенка не спать, потому что он является свидетелем исторического события. Русская пара, немолодые супруги, скандалили между собой, или это просто в Европе особенно заметно, как же русские супружеские пары любят скандалить между собой. Стайка итальянских школьниц из провинции шла, взявшись за руки, чтоб не потеряться в толпе, и на время я оказался пленником этой их живой цепочки.

— Фра, только не говори мне про еду,— хныкала одна из девочек.— Не говори мне про еду и про туалет.

— Не могу не говорить про еду,— отвечала девочка по имени Фра (уменьшительное от Франческа).— А про туалет вообще не могу не говорить, потому что только про туалет и думаю.

С девочками шла пожилая учительница, и она сказала:

— Как вы вообще, девочки, можете говорить про все про это за сотню метров до гроба понтифика?

— А что,— возразила Фра.— Мы хотим есть и писать. А еще мы хотим быть добрыми католичками. Но не можем же мы перестать есть и писать, чтоб стать добрыми католичками? Правда же, проф (уменьшительное от профессор.— В. П.)?

С этими словами отстоявшие двенадцатичасовую очередь голодные добрые католички взошли на ступени собора и втащили с собою меня, ибо ни за что не хотели разнять рук и потеряться в толпе.

— Ш-ш-ш,— зашикала на них учительница.

Войдя в собор, все верующие присоединялись к хору, читавшему "Отче наш" и "Богородицу".

— Хлеб наш насущный даждь нам днесь,— подхватили девочки с полуслова общую молитву и тихонько захихикали, сообразив, что опять говорят про еду.

Тело папы Иоанна Павла II лежало у алтаря. Его охраняли швейцарские гвардейцы. На фоне рослых гвардейцев и огромных сводов собора папа казался совсем маленьким. Люди подходили как можно ближе к гробу, крестились, преклоняли колени, фотографировали гроб "мыльницами" или мобильными телефонами и отходили в сторону. Служители равно торопили всех: и тех, кто фотографировал, и тех, кто преклонял колени.

— Нехорошо как-то, что все фотографируют, правда же? — спросил я девушку Фра.

— Почему нехорошо. Все хотят запечатлеть папу в памяти,— она улыбнулась.— Даже пусть в памяти мобильного телефона. Это же все равно моя память.

Карта харизматичности

На следующий день я звонил ватиканисту Миммо Моло. Ватиканисты — это такие журналисты, аккредитованные в Ватикане от разных изданий. У них уходит, как правило, много лет, чтобы разобраться в тонкостях ватиканской политики, и поэтому они начинают важничать даже раньше, чем разбираться.

— Господин Моло, я хотел бы узнать, может ли избрание нового папы означать какие-нибудь реформы в католической церкви?

— Какие реформы, коллега, что вы несете? — отвечал ватиканист Моло.— Законы, по которым живет церковь, не придумываются в Ватикане. Они написаны в Евангелии раз и навсегда.

— Но в Евангелии ничего не написано про запрещение презервативов. А для Африки это вопрос выживания, потому что у них эпидемия СПИДа.

— Ах, вы об этом.

— Да, я об этом. А еще, например, о причастии для разведенных (католическая церковь запрещает причащать разведенных.— В. П.), об абортах, об отношениях с исламом, об отношениях с православием. О том, может ли новый папа поддерживать освободительные движения в Латинской Америке, которые там ассоциируются с католицизмом.

— Послушайте, коллега,— господина Моло явно раздражали мои вопросы.— Все, что вы говорите, это домыслы журналистов. Кардиналы конклава даже и не ставят вопросы, как их ставите вы. Простите, мне некогда.

И он повесил трубку.

Еще через час я встречался с ватиканистом Фульвио Фаниа на ступенях ватиканской пресс-службы у входа на площадь Святого Петра. Был час дня, самый солнцепек. Добровольцы подвозили на тележках воду людям в очереди. Санитары Мальтийского Креста каждые пять минут выносили кого-нибудь из очереди на носилках. Фульвио Фаниа — ватиканист, пишущий для коммунистической газеты "Либерационе", и мои вопросы не казались ему бредом. Я спрашивал:

— Фульвио, ты можешь объяснить мне, как будет происходить конклав. Как будут составляться альянсы, партии? Кого изберут новым папой, в конце концов?

— Ну, смотри. Есть Генеральная конгрегация, высший совет из 183 кардиналов. Когда умирает папа, они — единственная власть в Ватикане, потому что все назначенные папой ватиканские чиновники автоматически уходят в отставку после его смерти. Теоретически, они могут обсуждать только устройство похорон и организацию конклава. Практически — они, конечно, ведут переговоры и составляют альянсы еще до того, как начинается конклав. Но кардиналы старше восьмидесяти лет не имеют права голосовать. Отними от 183 кардиналов тех, что старше восьмидесяти, останется 117. Это и есть конклав. Они начинают заседать 18 апреля, в понедельник. Те кардиналы, что старше восьмидесяти, в заседаниях и голосованиях не участвуют, но это не значит, что они не ведут переговоров, пока заседает конклав.

— Разве кардиналов конклава не запирают на ключ в Сикстинской капелле?

— Теоретически да, практически — нет. Практически они могут перемещаться по Ватикану.

— Зачем они проводят несколько голосований каждый день?

— Это что-то вроде социологического опроса. Они пробуют проголосовать за какую-то кандидатуру, посмотреть, сколько тот или иной претендент наберет голосов. Потом они пытаются договориться о чем-нибудь, например, о должности государственного секретаря, потом переголосовывают. Грубо говоря, ты голосовал против избрания меня папой, но проголосуешь за, если я назначу тебя секретарем или главой банка. На самом деле все сложней, конечно. Есть несколько сложных проблем, вокруг которых формируются альянсы.

— Например?

— Во-первых, реформы. На какие реформы может пойти церковь, чтобы не потерять паству и избежать возможных расколов. Понятно, что разрешение однополых браков даже не обсуждается, но причастие для разведенных обсуждается. Это принципиальный вопрос: должна ли церковь следовать букве Писания или изменяться хоть немного в угоду нуждам верующих. Брюссельский кардинал Даннельс, например, был бы символом реформ, но он практически не папабильный. Кардинал Ратцингер, наоборот, был бы символом того, что реформ не будет.

— А во-вторых? — спрашиваю я, пока из толпы выводят мимо нас под руки бледную от солнечного удара девушку.

— Во-вторых, есть проблема стран третьего мира. Большинство католиков живут в Латинской Америке. Но в Латинской Америке быть католиком — значит сочувствовать освободительным движениям, выступать против США и протестантов, поддерживаемых ЦРУ. Избрание перуанского кардинала Марадиаги, например, означало бы, что Ватикан противопоставляет себя Соединенным Штатам даже больше, чем тогда, когда папа осудил войну в Ираке. Если же избрать бомбейского кардинала Диаса, то придется тогда разбираться с мусульманами. И это третья проблема. Отношения с другими религиями. Папа Войтыла, понимаешь ли, делал демонстративные жесты навстречу другим религиям, ходил в мечеть, молился у Стены Плача. Одновременно кардинал Ратцингер утверждал, что католицизм — единственная религия, ведущая к спасению души. Они работали в паре, как добрый и злой следователь.

— Возможное избрание папы-африканца, скажи мне, это выдумки CNN?

— Думаю, что да. Теоретически папабильным является нигерийский кардинал Аринсе, но шансы у него небольшие. Тут дело не в цвете кожи, а некотором колониальном сознании, все еще свойственном африканцам.

— Ты меня абсолютно запутал, Фульвио. Кого же, по-твоему, изберут папой?

— Спроси что-нибудь полегче. Я знаю только, что вот эти толпы на площади серьезно повлияют на конклав. Эти толпы на площади самим своим присутствием требуют избрать не менее харизматичного папу, чем Войтыла. Карту харизматичности могут разыграть и прогрессисты, и консерваторы. Но ясно одно, что технического папу избрать нельзя. Нельзя избрать немощного старика, который несколько лет ни во что бы не вмешивался и дал бы разным партиям побороться за власть в Ватикане. Это было бы огромным разочарованием для верующих. Поэтому, поверь мне, новый папа будет знаковой фигурой.

Знаковые фигуры

По сообщениям агентств, более двухсот глав государств приезжают в пятницу на похороны папы Иоана Павла II. Четыре американских президента, все главы правительств Европы, константинопольский патриарх. Я спрашиваю Фульвио Фаниа, имеют ли эти визиты чисто протокольное значение, или они, эти главы государств, как-нибудь влияют на ватиканскую политику? Ведут переговоры?

— Нет, не влияют,— отвечает Фульвио Фаниа.— Просто приезжают из вежливости. Во всяком случае, не думай, что кардиналы конклава хоть сколько-нибудь станут интересоваться у Джорджа Буша, кого тот хочет видеть новым папой римским.

— Но, может быть, какие-то знаки? То, что вместо президента Путина, например, приезжает премьер-министр Фрадков, это знак?

— Это знак, конечно. И то, что вместо московского патриарха приезжает митрополит Кирилл. Это знак, что отношения между Римской католической церковью и Русской православной — хуже некуда. И это, кстати, четвертая проблема, вокруг отношения к которой будут создаваться альянсы внутри конклава. Децентрализация церкви. Теоретически епископы — наследники апостолов. И папа римский руководит церковью как первый среди равных, просто потому, что он римский епископ. Практически же всех епископов назначает папа и, в конце концов, хотел бы назначать московского патриарха. А епископы хотели бы больше самостоятельности.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...