В Барселоне проходит обширная ретроспектива Жоана Миро, которая стала главным событием "года Миро", объявленного в Каталонии в связи со 100-летним юбилеем со дня рождения мастера. Экспозиция, включающая более 300 произведений живописи, графики и скульптуры, демонстрируется в Фонде Миро. Затем она будет отправлена в Нью Йорк. Вчера в Барселоне в рамках чествований Миро открылось еще несколько выставок, посвященных различным сторонам творчества художника.
В Городском совете в Palau de la Virreina демонстрируется выставка "Миро-- керамист". "Взгляд на Миро" — так называется экспозиция в доме Pedrera, построенном знаменитым архитектором Антонио Гауди. Выставка "Миро--Далмау--Гаш" в Центре современного искусства в Санта Монике посвящена истории взаимоотношений художника с его постоянным галеристом и с первым исследователем его творчества.
Фонд Пилар и Жоана Миро в Пальма де Майорка организовал серию выставок произведений Миро 1960--1970-х годов, которые до сих пор редко показывались публике. После показа на Балеарских островах выставки отправятся в турне по музеям Венесуэлы и Японии. На 1994 год Фондом Миро планируется выставка театральных работ мастера.
Жоан Миро — художник мирового масштаба. О его творчестве рассказывает критик МИХАИЛ БОДЕ.
По популярности в Испании, а тем более в Каталонии искусство Миро сравнимо разве что с гербом и национальным флагом. Яркое пятно, красочный росчерк или забавный получеловечек-полуиероглиф, нарисованный с детской непосредственностью — знаки творчества Миро — можно увидеть на почтовых марках, афишах и майках. Они изображены на монументальных панно в аэропорту и выложены мозаикой на пешеходных дорожках Барселоны. Не погрешив против истины, можно сказать, что Миро удалось достичь того, о чем лишь мечтали патриархи модернизма — подарить свое художническое видение мира множеству людей, подчас далеких от искусства. Примечательно, что сам Миро не прикладывал к этому никаких усилий, а его соотечественники воспринимали появление новых работ художника как естественный прирост национального культурного достояния. Признание и слава шли к нему сами, он никогда не пытался подогревать их экстравагантными демаршами и скандальными заявлениями, как его земляки — Дали и Пикассо. Впрочем, он не разыгрывал из себя и пророка-отшельника, с безразличием взирающего на мирскую суету.
Миро, "молчаливый художник", не оставил после себя глубокомысленных сентенций по поводу искусства, он не сочинял артистических деклараций (лишь однажды подписал, почти не глядя, подсунутую ему Андре Бретоном бумагу, которая оказалась "Первым манифестом сюрреализма") и вообще не считал себя мастером слова. Может быть, поэтому его так любили литераторы-авангардисты — Тристан Тцара, Поль Элюар, Мишель Лейрис, Луи Арагон. Эти интеллектуалы, изощрявшие свой ум в попытках прорваться к бессознательному, с завистью наблюдали за Миро, которому это давалось без внешних усилий. Недаром в 1928 году Бретон записал в дневнике: "Возможно, из всех нас Миро наибольший сюрреалист."
В отличие от своих ученых товарищей по движению, Миро воспринял сюрреализм как простодушный неофит, внимающий догматам новой религии. Это дало повод критику Жану Кассу сказать: "Миро чистейший варвар, в лучшем смысле этого слова". Каталонец не вдавался в тонкости теории, как Макс Эрнст, не рассчитывал своих эпатирующих эффектов, как профессиональный сюрреалист Сальвадор Дали, а бескорыстно и наивно предавался игре с хаосом. В его творениях больше юмора и озорства, чем мрачного сарказма, больше желания удивиться самому, чем стремления удивить других. Погруженный в свои игры, он не заметил, как закончилась эпоха сюрреализма и на сцену выступили другие художники, а очнувшись, с удивлением обнаружил, что его искусство по-прежнему считается современным. Адепты послевоенной абстракции также посчитали его своим. Молчаливый каталонец и тут не попытался внести ясность, ему было достаточно созданного им микрокосмоса, в котором он открывал все новые "созвездия" (так, кстати, называлась серия его работ 1940-х годов).
Судьба Миро складывалась счастливо. Его не беспокоил даже франкистский режим, хотя ему могли припомнить панно 1937 года и антифашистскую графику периода гражданской войны, в которых он выступил в защиту республиканской Испании. Кажется, что не слишком гуманный современный мир выгородил для Миро заповедный уголок, чтобы понаблюдать за тем, насколько может быть счастлив человек в этом столетии, и предложил ему поделиться своим ощущением жизни.
Начиная с 1950-х годов и почти до самой смерти Миро трудолюбиво украшал стандартную бетонную архитектуру интернационального послевоенного стиля, устанавливая свои яркие керамические панно ("murales") в Париже, Мадриде, Цюрихе, Осаке, Нью Йорке и в родной Барселоне. Тем самым он внес идею красоты в саму действительность. Человечеству, пробуждающемуся к радости жизни после кошмара войны, оказались очень нужны оптимизм и беззаботность искусства Миро. Стиль Миро стал так моден, что постепенно проник даже на советскую почву, где в эти годы яростно боролись со всяким формализмом. В семидесятые годы не новую заграничную диковинку адаптировали и растиражировали в оформлении детских садов, пионерских лагерей и провинциальных ресторанов. Подлинный же Миро до сих пор практически неизвестен в Москве.