Гала-концертом международной сборной солистов в Петербурге завершился фестиваль балета "Мариинский" (Ъ писал об его открытии 28 марта). ЮЛИЯ Ъ-ОЛЕВСКАЯ готова аплодировать и танцовщикам, и публике.
Трудно припомнить фестиваль, который бы закрылся именно тем, чем было обещано: заявленные звезды могут осыпаться в самый неожиданный момент. В этом году все было как обычно, но с одной лишь разницей: концерт все равно удался.
Международная сборная вышла только во втором отделении. А начали гала свежей "Aproximate sonata" Федерика Форсайта, закончили "Фортепианным концертом #2 (Ballet Imperial)" Джорджа Баланчина. Оба балета танцевали местные. Пусть Елена Шешина, отлично выступившая на премьере Форсайта, в этот раз была вяла и скучна, но вперед вырвалась Екатерина Петина — красотка, игравшая телом, как конструктором Lego. Оставалось диву даваться: и двух лет не прошло, как в Мариинке приступили к Форсайту, а петербургские балерины уже умирают от удовольствия, зависнув вниз головой и уперев пуант куда-то в пространство. Да и вся труппа сильно изменилась внешне: Форсайт прямо-таки переформатировал им тела, на кого ни посмотри — худощавые девушки с рельефными тонкими мышцами.
Пусть в балете Баланчина Игорь Зеленский танцевал тяжеловато, но балеринскую партию поручили Виктории Терешкиной, а в оркестровую яму посадили за фортепиано Павла Нерсесьяна, и получился впечатляющий "концерт для балерины, фортепиано и оркестра". Про танцы Виктории Терешкиной очень трудно сочинить красивую статью с метафорами, поэму в прозе. Она не впадала в священный транс, не прозревала ничего эзотерического и ни о чем не поведала. Она лишь была погружена в музицирование, феноменально модулировала танцевальные пассажи в чутком ритмическом согласии с фортепиано, и это производило оглушительный эффект. Думалось поневоле: да стоит ли убиваться из-за отсутствия обещанной Аньес Летестю из парижской Opera, ведь положа руку на сердце, Виктория Терешкина "накрывает" ничуть не слабее. К тому же партию второй солистки в Ballet Imperial вела Олеся Новикова — девушка с умопомрачительно мягкими ногами, женственной пластикой и упругим сильным прыжком. Это было уже за гранью интеллектуального удовольствия: после Ballet Imperial хотелось поглаживать себе желудок как после отличного обеда.
В отделении монологов и дуэтов традиционно сражались актерские самолюбия. Концепции там не было никакой. Морис Бежар соседствовал с Баланчиным, а вполне радикального вида Форсайт — с трюковым pas de deux из "Дон Кихота". "А почему Захарова в красной пачке танцевала на фоне оранжевого задника? — слушала я разговор в антракте.— Ну что вы, это же чистый Кристиан Лакруа!" Светлана Захарова приехала в качестве примы Большого вместе с партнером Андреем Уваровым. Прима петербургская — Ульяна Лопаткина — выбрала себе дуэт из балета Джерома Роббинса "В ночи". Она его и раньше танцевала, но эпизодически. Любопытно, что для гала она предпочла именно этот дуэт. Ульяна Лопаткина, похоже, пытается перейти на "возрастные" роли — более острые, драматичные, такие, к которым артисты приходят, уже будучи сильно посеченными жизнью,— эти роли требуют некой накопленной суммы личных душевных травм.
Джером Роббинс, второй хореограф при Баланчине, замечательно умел такое сочинять. Дуэт, который выбрала Ульяна Лопаткина,— про женщину, которую постоянно мотает без всякой логики и видимых причин — она то льнет, ластится и валяется у мужика в ногах, то визжит и вырывается. В жизни отношения с такой женщиной, должно быть, очень муторны, но вот хореограф сумел найти в этом позитив. Зато, наверное, подумал он, это нескучно,— и сложил безумной красоты хореографию, где придал всей этой бабьей логике какую-то величавую загадочность: стихия, сама природа — так что балетный герой следит и следует за ней, как прикованный. Что же касается исполнения Ульяны Лопаткиной, то сразу понимаешь: вот она себя в жизни так никогда не ведет и даже не очень представляет, ну как же можно быть такой нервной дурой.
В этом отделении концерта царили мужчины. Все-таки мариинской сцене чувствительно не хватает тестостерона. При виде Ноа Гелбера (репетитор Форсайта решил на один вечер показаться петербургской труппе в виде "играющего тренера" и станцевал монолог из "Limb`s Theorem" своего шефа) и Лорана Илера (соло из бежаровских "Семи греческих танцев") публика бесновалась, топала и хлопала так, что представить меру ее воздержания было просто страшно. Представляете, хлопали сильнее, чем "Дон Кихоту". Из-за этого я очень за публику порадовалась — все-таки Форсайта (да и такого Бежара) надо "уметь смотреть".
Впрочем, возможно, в обоих случаях публика просто велась на сильную харизму. Ноа Гелбер за несколько минут выбросил на сцену в сверхвиртуозной и плотной хореографии такое количество энергии, которым Мариинка будет отапливаться месяца два. А Лоран Илер — так просто художественный феномен: по CV в программке выходит, что ему 44 года. Несколько забавную и старомодную (Бежар-1984) смесь китайской дыхательной гимнастики с напористыми плясками греческих пастухов солист сбрызнул и оживил тончайшими пластическими рефлексами. Нагое тело отзывалось на любой посыл воли, пластика рук была одновременно и мужественной, и изысканной, компактные антраша напоминали легчайшую трель оперной примадонны, а унесло Илера со сцены шпагатными прыжками прямо-таки совершенной формы. Так что потом весь антракт я искала, где же ошиблась: сначала из 1979 вычитала 18 — в этом возрасте Илер был принят в парижский театр, а потом из 2005 вычитала 1961. Но поверить в это не было решительно никакой возможности.