юбилей литература
Сегодня исполняется 200 лет со дня рождения Ханса Кристиана Андерсена. Монархическая Дания окончательно признала писателя королем детской литературы. Соответственно, сказка стала литературной царицей. Ни один другой жанр не удостаивался подобных всемирных торжеств.
Перечень юбилейных мероприятий, проходящих весь этот андерсеновский год по всему миру, кажется бесконечным. В Дании начали с того, что отреставрировали дом, где родился сын сапожника и будущий писатель (рядом с маленьким домиком здесь, прямо как в ленинском Ульяновске, целый музейный комплекс, где на огромных полках выставляются андерсеновские сказки в переводах на всевозможные языки). В Швейцарии, Испании и Китае издаются все новые переводы, проходят фестивали, конференции и выставки. В России дети рисуют на асфальте андерсеновских героев, а взрослые ставят датскому сочинителю памятник и снимают о нем кинофильмы.
Писатель, так любивший славу и почет, остался бы доволен. Помимо ежевечерней дани, которую и так приносят родители всех стран, пытающиеся усыпить своих детей историями про диких лебедей и стойкого оловянного солдатика, для Андерсена приготовили немало ритуальных восхвалений и приношений. Если еще раз вспомнить самое банальное сравнение писателя с его же персонажем, гадким утенком, то его лебединая песнь оказалась нескончаема.
Организаторы помпезных юбилейных мероприятий не прогадали: нынешнее время говорит в пользу сказки. Как было невозможно, чтобы ребенок не читал "Снежную королеву" или не видел мультика про Дюймовочку, так теперь не принимают во всемирную детскую "мафию" того, кто не загрузил свои книжные полки фолиантами "Гарри Поттера". Ханс Кристиан Андерсен может считаться зачисленным в компанию Шекспира и Гете, Сервантеса и Данте. Астрид Линдгрен и Туве Янссон могут сравниться с Андерсеном. Но Джоан Роулинг и Филип Пулман и авторы других сказочных бестселлеров уже составили собственный, недосягаемый для "недетских" авторов пантеон.
Сказки Андерсена прошли закалку временем. Этот жанр вовсе не обладает иммунитетом к критике: тридцатилетнего писателя, уже попробовавшего себя в других жанрах (не всегда удачно) и обратившегося к сказке (что называется, попал в яблочко), ругали за недостаточную назидательность и даже за безнравственность. Причем одним и тем же сюжетам доставалось и от датских критиков, и от российской царской цензуры. У нас особо не жаловали "Голого короля", да и за строгостью христианской дидактики следили. А уже в советское время, напротив, гадкого утенка вместо "Боже мой!" заставляли крякать: "Пронесло! Пронесло!" Но все это только детали: андерсеновский мир был принят в России как родной. Андерсена оценили и за то, что с детьми он говорил по-взрослому, его сказки не чураются того, что называется "правдой жизни", а хеппи-энд здесь всегда дается не просто так, а как награда за нравственный подвиг. Известно, что сказка читается человеком дважды: когда он сам ребенок и когда у него рождаются дети. В России Андерсена читают еще и трижды: некоторые из его сюжетов с помощью Евгения Шварца получили новую жизнь уже в виде политической сатиры.
Многие русские писатели признавались в любви к его историям. Лев Толстой, например, почувствовал в Андерсене родственную одинокую душу: "Именно потому он обращался к детям, хотя это ошибочно, будто дети жалеют человека больше взрослых. Дети ничего не жалеют, они не умеют жалеть". Наш классик оказался не совсем прав: дети выросли — и сделали своего сказочника героем.