Пацан к покою шел

Вышел новый роман Виктора Пелевина

Новому роману Виктора Пелевина суждено повышенное внимание читателей и критиков, и не только за остроумное название «KGBT+»: этой осенью многим кажется, что литература может им что-то сказать, даже, возможно, научить. Чему учит прославленный гуру в своей новой книге, осознавал Михаил Пророков.

Виктор Пелевин полюбился читателю еще в 1990-е, с каждым годом и каждым романом становился ему все дороже — и, кажется, начинает наконец отвечать взаимностью

Виктор Пелевин полюбился читателю еще в 1990-е, с каждым годом и каждым романом становился ему все дороже — и, кажется, начинает наконец отвечать взаимностью

Фото: Анатолий Антонов / PhotoXpress

Виктор Пелевин полюбился читателю еще в 1990-е, с каждым годом и каждым романом становился ему все дороже — и, кажется, начинает наконец отвечать взаимностью

Фото: Анатолий Антонов / PhotoXpress

Роман Виктора Пелевина вышел в свет как раз тогда, когда многие ждут уже не столько пелевинской книжки, сколько конца этого света. Но те, кто Пелевина все-таки ждал, кажется, готовы были оставить ставший в последние годы привычным устало-снисходительный тон и внять автору «iPhuck» и «Empire V» уже не как немного зарапортовавшемуся стендаперу, а чуть ли не как оракулу, который наконец скажет, что же из всего этого выйдет.

Забавно, что «KGBT+» оказался романом как раз про стендапера. KGBT+ — его творческий псевдоним, для близких он Кей, при рождении был наречен Салаватом (о диалектическом единстве и борьбе сала и ваты автор отпускает положенное количество шуток). Он не совсем, конечно, стендапер — скорее коуч или вообще проповедник американского разухабистого типа, но в то время, в которое он живет, его занятие воспринимается как искусство, причем эстрадное. Время это — то же гипотетическое будущее, что и в «Transhumanism Inc.»: у всех в мозгах имплантаты, у многих, кроме мозга, уже и нет ничего — жизнь в физическом теле подошла к концу, но большие деньги и (или) заслуги перед мировой элитой помогли им поместить свой мозг в банку со специальной жидкостью и зажить в теле уже виртуальном. Так что вбойщики — именно так называются герой и его коллеги — не просто кривляются на подмостках, а, подключаясь к мозгам зрителей, транслируют туда напрямую тексты вместе с мыслями, в них заключенными. Цель достигнута, если слушатель испытал нечто вроде озарения, чем сильнее, тем лучше.

Обложка книги «KGBT+»

Обложка книги «KGBT+»

Фото: Издательство «ЭКСМО»

Обложка книги «KGBT+»

Фото: Издательство «ЭКСМО»

Путь юного Салавата на большую сцену был извилист и нелегок, пришлось ему и послужить в спецназе, и использовать запрещенные приемы для незаконного обогащения в казино, располагающегося в подвалах бывшего «Москва-Сити» (о том, почему в будущем его станут называть Сито, читатель соблаговолит узнать сам на страницах книги), и, наконец, удостоиться внимания могущественного продюсера, женомужа Люсефедора. Поначалу кажется, что перед нами очередной роман воспитания — типа «Empire V», «Бэтмена Аполло» или «Смотрителя»: юного героя будут учить уму-разуму люди, так или иначе причастные к тайнам. Но таковой оказывается только первая часть «KGBT+», где действуют совсем другие персонажи. Салават-Кей же осваивает искусство вбойки на удивление быстро — уже вторая его композиция (третья, если считать первой импровизацию на прослушивании у Люсефедора) возносит его на верхушки чартов, и дальше перед читателем разворачивается не история взросления, а заявленная в пародийной вроде бы аннотации история успеха: вбойщик KGBT+, «известный всей планете как титан перформанса и духа», «дает множество мемо-советов нацеленному на победу молодому исполнителю» и «подробно рассказывает историю создания своих шедевров».

Собственно шедевры — четыре вбойки — если и не составляют основное идейное содержание книги, то служат главными вишенками на этом, как обычно у Пелевина, сложноначиненном пироге. Главными шедеврами считаются третья и четвертая композиции: «Катастрофа» — о смерти Бога, отразившегося в андерсеновском (не зря же Кей, он же Кай, ну а ассистентку его, естественно, зовут Герда) зеркале троллей, и «Летитбизм» — на любимую пелевинскую тему «давай всему быть и пусть в наблюдаемом не будет тебя». Вторая была посвящена вакцинации, темой же первой, на прослушивании, Люсефедор определил девственность. «Девственность… это действенность! — вышел из положения дебютирующий перед зрителями (Люсефедор виртуально размножился, чтобы сымитировать концертный зал) Салават.— Когда делаешь что-то в первый раз, только тогда и делаешь это по-настоящему».

Больше об этой светлой мысли (в отличие от легших в основу «Катастрофы» и «Летитбизма») рассказчик не вспоминает. Но не секрет, что многих критиков (по ним автор «KGBT+» тоже, естественно, отстрелялся, но как-то дежурно) давно занимает вопрос: помнит ли об этом сам Пелевин? Что испытывает человек, из книги в книгу транслирующий читателю два месседжа: 1) ум неспособен познать истину (хотя бы по причине несуществования и истины, и ума); 2) истина есть, автор ее постиг и ровно в этой книге ее вам откроет? Речь не о том, что месседжи эти немного противоречат друг другу — это вообще не беда, скорее даже достоинство; речь о том, что автор вполне может начать — цитируем ту же вбойку — «повторять знакомый маршрут, стараясь наступать в те же следы». И это бы еще не беда — но от этого быстрее устаешь. Проще говоря: не устал ли уже Пелевин?

Импровизирующий оду девственности герой, как нетрудно догадаться, находит вписывающийся в контекст авторских идей ответ: «…На самом деле мы все и всегда делаем в первый раз, потому что мир меняется вместе с нами». Мир действительно меняется — за год, прошедший с появления «Transhumanism Inc.», не заметить это было довольно трудно. Удалось ли с девственной действенностью среагировать на это автору второй книги про конец третьего тысячелетия?

Первая половина книги склоняет к отрицательному ответу на этот вопрос. Текст той же вбойки про вакцинацию кажется приветом из далекого прошлого. Потом, наконец, нетерпение читателей, ждущих назиданий и толкований, начинает потихоньку удовлетворяться: «…Нельзя пройти к добру и свету по человеческим трупам — ни бодрой поступью реформ, ни на танках. По костям можно пройти только к параше». Затем появляется виртуальный Хороший Русский, сделанный американскими тюремными властями для вразумления русских зэков: «Его звали AIPAC SHAKUR. Он был наполовину негром, наполовину евреем». Ну и совсем в конце Пелевин с неожиданной для себя настойчивостью посылает пасхалку другому известному писателю, стороннику специальной военной операции (в мире «KGBT+» принят эвфемизм «В-слово»).

Но пасхалки пасхалками, а меняющийся мир заслуживает, конечно, более внимательного отношения. Или хотя бы просто другого. С этим в «KGBT+» все в порядке. Если в позапрошлой книге Пелевина героиня, поколебавшись, все-таки разрешала миру жить, а в прошлой герои были слишком заняты собой, чтобы выносить ему приговор, то в «KGBT+» автор, избрав героем другого автора, вглядывается в мир взыскательным взглядом художника — и не находит для него добрых слов: «Все, что происходит сейчас, уже много раз происходило… А хитрой подлости в мире не становится меньше. Наоборот, она мутирует, метит себя знаками непререкаемого добра и становится неуязвимой». Волнует ли это талантливого мастера вбойки? Нет, мастер вбойки давно в банке, а «с баночником все ясно. Он там, где его мысли, а не там, где находится его мозг... Возможна ли эмиграция более внутренняя (и окончательная), чем отъезд из материального мира в свое серое вещество?».

И в самом конце — нетипичная для Пелевина почти личная самоаттестация: «Чтобы покой наступил, ему необходим вышибала, умеющий работать с посетителями. Вот я и есть такой привратник — и одновременно такой покой».

В общем, начав как наивный пацан, идущий к успеху, герой нового пелевинского романа заканчивает как умудренный опытом и мудростью дзен-поколений отшельник.

Не худший, прямо скажем, итог для художника эстрадного слова. Но почему-то вспоминается предыдущий, одиннадцатилетней давности, пелевинский герой-сочинитель, полковник Савелий Скотенков из «Зенитных комплексов Аль-Эфесби», заставлявший машины страдать и тем самым пробуждавший в них душу, оказавшийся в той же американской тюрьме, но закончивший не обменом на Ходорковского (Кей спасся именно так), а электронной лоботомией. В повести о российском офицере, писавшем забавные тексты и сражавшемся в афганской пустыне с натовскими беспилотниками, есть фраза о том, что у любой эпохи есть свое собственное будущее, которое, конечно, никогда не наступает, но очень многое говорит об эпохе. Скотенков, родившийся где-то возле начала перестройки, оказался пленен тем будущим, которое представляли себе люди 1960-х,— «самым трогательным из всех национальных самообманов».

Можно ли представить себе юношу будущего, который пленится тем грядущим, которое представляется нам сегодня? И хотел ли автор «Transhumanism, Inc.» и «KGBT+», рисуя это грядущее, помочь предотвратить его или хотя бы уменьшить шансы на то, что оно будет именно таким… трансгуманным?

Вероятнее всего, да. Но неоднократно приходилось слышать про пытливые умы, исследовавшие что-то казавшееся им поначалу ужасным и постепенно влюблявшиеся в объекты своего исследования. Это может относиться и к коммунизму (случай Александра Зиновьева), и к людоедам, и к вирусам.

И к баночному будущему.

Виктор Пелевин. KGBT+.— М.: «Эксмо», 2022.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...