В прокат выходит один из самых ожидаемых дебютов года — трагикомедия «Экспресс» Руслана Братова, успевшая получить три приза, включая главный, на фестивале в Выборге, который в этом году фактически заменил российским кинематографистам отмененный «Кинотавр». Братова прославила вирусная короткометражка «Лалай-Балалай» — анекдот про пьяных мужичков, забравшихся ночью в луна-парк. В лихо написанной и снятой истории русской смерти на карусели можно было увидеть комедию про пьяных дураков, а можно — метафору постсоветской России с аллюзиями на фильмы Абдрашитова—Миндадзе. В «Экспрессе» остался тот же меланхоличный юмор и зоркий взгляд на реальность. Действие происходит в Черкесске, главный герой, парень по кличке Сос, приводит в букмекерскую контору случайного знакомого, чтобы оформить на него клубную карту с приветственным бонусом и поставить на «экспресс» — угадать результаты восьми футбольных матчей подряд. Когда ставка начинает играть, карта пропадает — ее поиски и становятся сюжетным движком, который позволяет режиссеру в красках показать жизнь провинциального Черкесска и его обитателей. О взрослении в Карачаево-Черкесии, кинематографе Северного Кавказа, влиянии Леонида Гайдая и братьев Сафди Руслан Братов рассказал Константину Шавловскому.
Руслан Братов
Фото: Марс Медиа Энтертейнмент; Экспонента
Руслан Братов
Фото: Марс Медиа Энтертейнмент; Экспонента
С «Лалай-Балалай» вы получили Гран-при «Кинотавра» в 2017 году, а в этом же году в Канне прошла премьера «Тесноты» Кантемира Балагова, с которой началось триумфальное шествие выпускников кавказской мастерской Александра Сокурова по мировым фестивалям. От Черкесска, где происходит действие «Экспресса», до того же Нальчика, где развивается действие «Тесноты», или Мизура, где живут герои фильма Киры Коваленко «Разжимая кулаки»,— три-четыре часа езды. Вы чувствуете какую-то общность с этими режиссерами и тем, что они делают?
Как с земляками — да. Раньше же не снимали кино на Северном Кавказе, я могу вспомнить только снятый в 2006 году в Осетии фильм «Ласточки прилетели» Аслана Галазова. Помню, когда я его увидел, подумал: «О, и у нас делают кино, очень интересное». И да, на «Кинотавре» мы тогда с Кантемиром познакомились, и я, конечно, был очень рад за него и за то, что такое кино стало появляться. Все, что эти ребята делают,— это честно, это очень интересно, и я с удовольствием смотрю их кино. Но мы разные фильмы делаем, по-разному смотрим на тот же Северный Кавказ.
В отличие от героев фильмов Балагова, Битокова или Коваленко, которые конфликтуют с пространством, хотят выскочить за его пределы, героям «Экспресса» как будто бы комфортно в мире, в котором они живут.
В одной из самых первых версий сценария мой герой тоже хотел выбраться оттуда, ему было там тесно и неуютно. Но потом я убрал этот мотив — я хотел, чтобы он был частью этого мира. Чтобы мы посмотрели на этот мир, а он там так и остался, этот человек.
Но сами-то вы уехали в 17 лет.
Да, и на самом деле очень страдал от того, что вынужден был уехать, потому что там были все мои друзья. Но у меня не было выбора: не было никого из родных, все умерли, только сестра осталась, но у нее была своя жизнь, мне надо было что-то делать, а в Черкесске с работой было не очень. И я просто поехал в Москву, на шару, как говорится, не зная, чем буду там заниматься. И первый год-полтора очень хотел вернуться.
«Экспресс» был для вас еще и способом вернуться в город детства?
Да, это же универсальная история, ее можно было снимать, наверное, где угодно. Когда я придумывал сюжетный движок — этот лотерейный билет, такое «Спортлото-82», снятое в 2021-м году,— то в какой-то момент понял, что хочу рассказывать именно про это пространство, в котором я жил. Но я не пытался реконструировать документальный мир Черкесска. Настоящий Черкесск и раньше, и сейчас выглядит по-другому, а я пытался создать собственный Черкесск, непохожий и одновременно похожий на настоящий, такой собирательный образ. Мы снимали и в Черкесске, и в Карачаевске, и в Теберде — вот из этих трех городов мы и слепили Черкесск.
А кто вы в этом фильме?
Сос.
Вы спортивными ставками занимались?
Да, в Черкесске я как раз висел в букмекерской конторе. Так как я очень люблю спорт, мне казалось, что я могу предугадывать все эти вещи. И даже пара «экспрессов» у меня доезжала. Но поскольку у меня денег тогда было не особо много, то и поднял я не миллион. И просадил тут же.
Фото: Марс Медиа Энтертейнмент; Экспонента
Фото: Марс Медиа Энтертейнмент; Экспонента
Фото: Марс Медиа Энтертейнмент; Экспонента
Фото: Марс Медиа Энтертейнмент; Экспонента
Если бы Сос выиграл свой миллион, что бы он с ним сделал? Кажется, что никакой мечты у него нет, и зачем ему так нужен этот миллион — не очень понятно.
Да, я и сам задавался этим вопросом, и продюсеры меня спрашивали. Да просадил бы он его, вот и все. Я сам был таким же.
Неужели у вас тоже мечты никакой не было?
Я мечтал играть в «Реал Мадриде» или в «Барселоне», но шансов у меня было мало и миллион мне точно не помог бы. И как я ни пытался придумать, для чего Сосу нужен этот миллион,— все тоже отваливалось, ничего не работало.
Когда я смотрел фильм, подумал, что вы повторяете судьбу своего героя, про которого мы на самом деле с самого начала понимаем, что его «экспресс» никуда не доедет. Вы все поставили на свой дебют, снимали его пять лет и выпускаете в 2022 году — понятно, что годом раньше быть бы ему в конкурсе Берлина или Роттердама.
А нас и брали — правда, в Карловы Вары, а потом прислали официальный отказ. Конечно, это жалко. Но я прекрасно осознаю, что это не самое страшное и печальное, что сейчас происходит. И я не понимаю сейчас, куда ехать, что делать дальше. Я же думаю на этом языке и рассказываю то, о чем знаю. А знаю я только вот это.
Когда отходишь от обаяния фильма, то кажется, что эта история жизни, которая не стремится никуда и замкнута на себе, еще и очень рифмуется с сегодняшним, скажем так, трендом на изоляцию.
Да, пока я там жил, у меня было ощущение, что я замкнут. Мы специально снимали горы в Карачаевске и Теберде (в Черкесске таких гор нет), и они, как забор такой большой, тебя окружают — ты никуда оттуда не можешь выбраться. А теперь так получилось и со всей Россией.
В интернете наткнулся на однострочную рецензию на «Экспресс»: «Братья Сафди встречают „Спортлото-82"». Вы с ней согласны?
Ну меня она повеселила, да, это остроумно. Когда в Черкесске я представлял сценарий в местном Министерстве культуры, то, естественно, очень боялся за какие-то острые моменты — например, за эпизод с аптеками, которые из-за «лирики» поджигают. Поэтому, когда меня спрашивали, каким будет фильм, я отвечал, что это будет «Спортлото-82», только чуть-чуть по-кавказски и немного посовременнее. И всех сразу отпускало.
То есть Гайдай был таким вашим пропуском в мире российских чиновников?
Да, именно так!
У вас много непрофессиональных артистов, совершенно потрясающий не только второй, но даже и третий план. Где вы их искали?
Сашу Сланова, который сыграл Гомера, я увидел в документальном фильме «Без кубков и медалей» про женскую футбольную команду из Северной Осетии. Я нашел его контакты, и мы поехали к нему во Владикавказ, познакомиться и немного поснимать. Это была очень продуктивная поездка, после встречи с ним я стал переписывать сценарий, он дал мне очень много деталей для героя, например, в первый же день наших съемок его выгоняли из общежития вместе с его другом Серегой — он сыграл в фильме себя же, Серого, который пропадает вместе с клубной картой главного героя. Артура Хатагова, который играет таксиста Виктора, я увидел как раз в фильме «Ласточки прилетели». Но вообще все самое главное происходит на кастинге — если ты делаешь точный кастинг, то на съемках просто направляешь чуть-чуть артиста, и все.
«Экспресс» посвящен памяти умершего в марте этого года Евгения Сытого, который играл у вас в «Лалай-Балалае» и должен был играть Олега — в итоге роль досталась Павлу Ворожцову. Если бы все было как задумывалось, фильм был бы другим?
Да, финал был бы другим.
Евгения Сытого часто сравнивали с Евгением Леоновым, и его присутствие в «Экспрессе» отсылало бы зрителя скорее не к «Спортлото-82», а к «Зигзагу удачи».
Я не думал об этом совсем. Конечно, я пересматривал и «Зигзаг удачи», и «Спортлото-82», и братьев Сафди смотрел — понятно, что мы придумываем кино не в безвоздушном пространстве. Но я никогда не думал, что буду делать что-то как у братьев Сафди, а здесь возьму артиста Сытого и передам привет зрителям Эльдара Рязанова. Я потому, наверное, все эти пять лет и не соглашался на сериалы или другие полные метры, что хотел нащупать какой-то свой собственный язык.
А с чего у вас вообще кино началось? Вот выросли вы в Черкесске, мечтали в «Барселоне» в футбол играть…
Наверное, все началось с дедушки. Когда родителей не стало, какое-то время меня воспитывали дедушка и бабушка, а мой дедушка, Габас Мухамедович Братов,— народный писатель Карачаево-Черкесии, он писал на черкесском языке, его книги в школе изучают. Я в детстве постоянно видел, как он работает, он брал меня в Дом писателей, и я тоже начал писать какие-то истории, сценарии. И кино я заболел тогда же, причем смотрел все подряд, сначала в видеопрокатах кассеты брал пачками, потом появились «пираточки» по десять фильмов на одном диске. В Черкесске кино меня просто спасало. В сложные моменты я мог не выходить из дома месяцами и смотреть кино. Но серьезное кино начал смотреть уже в Москве, когда работал грузчиком и сторожем.
Это уже параллельно с учебой в ГИТИСе?
Нет, еще до ГИТИСа. Я же не приехал сразу в ГИТИС поступать, сначала работал грузчиком на Митинском радиорынке и сторожем там же, жил в вагончике и, пока по ночам сторожил склады, изучал серьезный кинематограф. А когда закончил ГИТИС, тогда уже подумал, почему бы не попробовать? Тем более что я писал какие-то истории, правда, писал в стол.
Много историй у вас в стол написано?
Да, но они все незаконченные. Я начинаю что-то разгонять, потом могу отложить и начать заниматься чем-то другим. Например, с «Экспрессом» было так: я хотел, чтобы он был коротким метром, а когда стал писать, понял, что это уже не короткий метр. И тогда я придумал и сделал «Лалай-Балалай», а потом уже вернулся к «Экспрессу».
У вас есть какая-то компания, сообщество, люди, с которыми вы на одной волне существуете?
У меня есть друзья, с которыми я постоянно общаюсь, такие же синефилы, как я. Но я достаточно закрытый, если честно, человек. Есть люди, которым я доверяю, которым даю почитать то, над чем я работаю, сверяюсь как-то с ними. Это мои продюсеры, моя жена Соня Райзман, которая сейчас в режиссуре тоже себя пробует — и достаточно удачно: она в этом году взяла главный приз на фестивале «Короче» за фильм «Веселый понедельник». Ну и, конечно, мои друзья из ГИТИСа — Саша Паль, например. Но вот друзей-режиссеров, с которыми я чувствовал бы какую-то общность, у меня нет. А хотелось бы, конечно, чтобы было какое-то такое комьюнити.
Если российское авторское кино поделить на два условно полюса, Балагов и Крыжовников,— вам какой ближе?
Ну это действительно крайности. У Крыжовникова, когда первое «Горько!» посмотрел, подумал, что это очень талантливое, смешное, остроумное кино. А то, что он стал делать потом, мне нравилось меньше. Поэтому, наверное, Кантемир мне ближе.
В ваших фильмах на порядок больше юмора, чем принято в российском авторском кино. Притом что мир, который вы показываете, довольно мрачный.
Видимо, так сложилось в жизни, что я рано стал сталкиваться с проблемами, от которых — если без иронии к ним относиться — можно просто ласты склеить. И да, в том, что я пишу и снимаю, я пытаюсь шутить. Но иногда я эти шутки начинаю рубить и резать. Потому что есть моменты, когда можно и не шутить. Погрустить я тоже люблю.
«Экспресс» в прокате с 22 сентября
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram