Телекино

Михаил Ъ-Трофименков

Событие недели — "Человек-слон" (Elephant Man, 1980), фильм, который вывел Дэвида Линча из гетто "странного", почти что "параллельного" кино, обожаемого фриками и эстетами (13 марта, "Культура", 22.45 *****). Несмотря на жутковатый сюжет и мрачную атмосферу, "Человек-слон" долгое время оставался самым традиционным фильмом режиссера, без психологических изломов, почти морализаторским, воинственно гуманистическим. Если в 1980-х годах Линч прославился тем, что находил за шторкой из синего бархата ворота, ведущие прямо в преисподнюю из самой что ни на есть кондовой, простецкой, приземленной американской провинции, то в "Человеке-слоне" он делает прямо противоположный ход. Находит простое, человеческое начало в пугающем существе, главном герое фильма. "Человек-слон" жил в действительности. В 1884 году лондонский хирург Фредерик Тривз нашел в ярмарочном балагане среди бородатых женщин и прочих безруких гимнастов чудовищно деформированного от рождения молодого человека. Легендарная версия его жуткого вида: его беременную мать напугали слоны. Трубящие животные в какой-то момент даже мелькают на экране. Тривз заинтересовался "слоном" по имени Джон Меррик как клиническим случаем, добился от хозяина балагана разрешения забрать его для исследований. К своему немалому удивлению, Тривз обнаружил, что болезнь никак не повлияла на мозг "слона", оказавшегося образованным, умным и деликатным человеком. Переселившийся в дом врача "урод" привлек высший лондонский свет: все, от принца Уэльского до знаменитой актрисы мисс Кендел, щедро жертвовали деньги на его содержание, приезжали посмотреть на него. Злобный хозяин балагана выкрал Меррика, увез на континент, в Бельгию, где обращался с ним так жестоко, что прочие "уроды" помогли "слону" бежать. Ему хватило сил добраться до своего благодетеля Тривза, но сил жить уже не оставалось. "Слон" умер счастливо и тихо, исполнив два заветных желания. Посетил спектакль в театре "Друри Лейн", который мисс Кендел посвятила ему, и выспался на спине: из-за своей деформации он мог спать только сидя, сон в нормальной позе означал для него самоубийство. Пафос фильма подкупающе прост. Меррик очень быстро перестает шокировать зрительский взгляд: ожидание увидеть урода, о котором шепчутся с испугом, гораздо страшнее, чем его внешний вид. Странность уведена Линчем в манеру съемки, в игру теней на мостовой, в неожиданные ракурсы. Вроде бы ничего пугающего на экране не происходит — вот прошел по диагонали кадра доктор Тривз, шмыгнула куда-то уличная кошка, но магия изображения такова, что мурашки пробегают по коже. "Человек-слон" — одна из лучших вариаций на тему Викторианской эпохи, внешне респектабельной и пуританской, внутри — прогнившей, развратной, лицемерной. Викторианство породило самые болезненные фантомы английской истории и культуры: от Джека-потрошителя до Дориана Грея, от профессора Мориарти до мистера Хайда. Линч пополнил эту впечатляющую галерею чудовищ своим несчастным "человеком-слоном".

"Роковая восьмерка" (Hard Eight, 1996) — дебют Пола Томаса Андерсона, который вскоре прославится драмой о порноиндустрии 1970-х годов "Ночи в стиле буги" (Boogie Nights, 1997) и многофигурной композицией "Магнолия" (Magnolia, 1999) (16 марта, "Первый канал", 1.30 ****). О "Большой восьмерке" быстро забудут, тем не менее это мастерский и жесткий фильм, выдержанный в мрачноватых тонах. Его герои — люди на обочине, с прошлым, о котором лучше не вспоминать, сомнительным настоящим и более чем проблематичным будущим. Он проигрался в пух и прах. Она работает официанткой и подрабатывает проституцией. В судьбе обоих принимает непонятное участие старик по имени Сидней: угостив сидящего в отчаянии у порога кафе лузера чашкой кофе и сигаретой, он буквально через двадцать минут уже дает ему первый урок, как делать деньги чуть ли не из воздуха. Сидней — игрок и убийца, демиург, то ли играющий судьбами окружающих из холодного интереса экспериментатора, то ли действительно связанный с главным героем некими неведомыми нитями. "Роковая восьмерка" — в лучшем смысле слова актерский фильм, разыгранный точно, без патетики, без истерик.

"Вердикт" (The Verdict, 1982) поставил голливудский ветеран Сидней Люмет, удостоенный в этом году почетного "Оскара" за совокупность заслуг (11 марта, "Первый канал", 1.20 ***). Люмет одержим идеей справедливости: в криминальных и судебных драмах он неустанно изучает, насколько справедливо правосудие, где границы закона и существуют ли они вообще. В "Вердикте" Пол Ньюмен в полном соответствии с системой Станиславского изображает спившегося адвоката, изгнанного из профессионального сообщества. Друг подсовывает ему дело, которое невозможно проиграть по определению. Речь идет о врачебной ошибке, из-за которой девушка погрузилась в необратимую кому. Роль адвоката сводится лишь к тому, чтобы договориться о компенсации, которую госпиталь готов выплатить, не вынося сор из избы. Но ему этого мало: он хочет триумфального возвращения в профессию, он срывает переговоры о компенсации и доводит дело до суда, который выигрывает буквально чудом. Можно относиться к нему как к герою, к рыцарю правосудия. А можно как к честолюбцу и эгоисту, для которого и жертвы, и преступники — лишь орудия для собственной реабилитации.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...