Исполнительный директор благотворительного фонда «Дом с маяком» Елена Куперштох рассказала «Ъ» о том, как благотворительная организация выживает в эпоху военных конфликтов и экономических санкций.
Елена Куперштох
Фото: из личного архива Елены Куперштох
Елена Куперштох
Фото: из личного архива Елены Куперштох
— Весной «Дом с маяком» говорил о проблемах с пожертвованиями. Они сохраняются?
— Да, и проблем, конечно, стало больше. Хотя к началу этого года мы потратили на 100 млн руб. больше, чем смогли собрать, и находились в яме, сейчас мы понимаем, что тогда у нас все было хорошо.
Вообще многое из того, что еще год назад казалось ужасным, сегодня оценивается иначе.
Первый кризис случился уже в марте этого года: мы стали стремительно терять все зарубежные пожертвования. PayPal ушел из России. У нас был выигран грант в зарубежной компании на несколько миллионов рублей — он завис. Они готовы по-прежнему нам его перевести, даже напоминают нам о себе, но как это сделать технически — не понятно.
Мы часто подавали на гранты в зарубежные компании. Например, компания Lego часто проводила конкурс грантов на благотворительность, и мы выигрывали: то на покупку ортопедии, то на оборудование в хосписы (Благотворительный фонд «Дом с маяком» поддерживает Детский хоспис Москвы, Детский хоспис Московской области, Хоспис для молодых людей старше 18 лет.— “Ъ”), то на нянь, которые очень нужны нашим подопечным семьям. У той же компании PayPal мы выигрывали гранты. Обычно заявка подавалась в российское представительство компании, они пересылали ее в свой глобальный офис, там рассматривали и принимали решение, а деньги переводили через российское представительство, то есть мы получали эти гранты в рублях, и за них было легко отчитываться. Сейчас эти возможности закрылись: мы не можем подавать на гранты в те компании, которые закрыли бизнес в России. Ушла IKEA, с которой у нас были партнерские проекты.
Некоторые наши жертвователи из-за рубежа периодически пытаются переводить деньги по нашим реквизитам в Россию. Счета у отправителей иногда замораживаются на несколько недель, или деньги не доходят, возвращаются. Но они пытаются снова и снова. Люди, которые нам помогают, удивительные.
Самое обидное, что обычные люди, которые эмигрировали и отказались от дохода в России, не могут теперь делать пожертвования.
Так что ситуация непонятная, горизонт планирования — завтрашний день. Но если смотреть на динамику ежемесячных пожертвований, то мы пока даже не в минусе, а в небольшом плюсе. Думаю, что мы ощутим уход крупных компаний и жертвователей к началу следующего года, когда не сможем получить гранты, к которым привыкли, и объем собранных средств снизится.
— Если переводы из-за рубежа невозможны и пожертвования упали, то за счет чего бюджет фонда сейчас оказался в плюсе?
— Нас спасают маленькие пожертвования, их очень много. Это тысячи людей, которые жертвуют небольшие суммы. Наш миллиард складывается из пожертвований в 100 руб.
В прошлом году средний чек пожертвований был 1300–1400 руб., в основном эти деньги люди отправляли с карточки и через Apple Pay, а также на наш СМС-номер 1200. А в этом году средний чек — 1600–1700 руб. Люди видят, что цены растут, и сами поднимают свои ежемесячные пожертвования. Но упало количество рекуррентных (ежемесячных) пожертвований. На начало года их было на 10 млн руб. ежемесячно, а сейчас — на 5–6 млн руб. максимум. Часть людей, у которых были оформлены постоянные платежи в наш фонд с российских карт, уехали из страны и больше не имеют средств на российских счетах, не могут донатить либо просто отменили подписки. Если в начале пандемии подписывались в основном на рекуррентные платежи, то с февраля импульсивные разовые пожертвования выросли, а подписок стало меньше — многие не понимают, что будет дальше.
В первые дни марта все деньги, которые тогда были на счетах, мы вложили в товары: создали подушку безопасности для наших подопечных детей. Цены сильно скакали, было непонятно, какими они будут, а еще никто не знал, не исчезнут ли вообще со складов медицинская техника, коляски, аппараты ИВЛ, расходные материалы. Мы понимали: если все это сразу исчезнет, мы не сможем всех наших детей одномоментно перевести на китайские аппараты — и денег не хватит, и аппаратов. Поэтому мы вложили все деньги в товары, и это нас выручает. Мы сейчас многое выдаем со склада, а позиции, которых у нас нет, ищем и покупаем.
В марте мы приняли решение сократить все наши расходы, насколько это возможно. Сразу отказались от офиса — он у нас находился отдельно от стационара. В стационаре места для офисных сотрудников нет, это дом для детей. Наш офис приютила компания, которая много лет нам помогает.
И еще мы сразу стали сокращать деятельность, потому что понимали: компании будут уходить, люди станут тратить меньше денег на благотворительность.
Поэтому мы больше не переводим семьям деньги на нянь. А это была для них колоссальная помощь.
Мы всегда говорили, что хоспис — это про комфортную жизнь, про уход, а теперь нам пришлось сократить такую важную составляющую ухода. Но в нашей стране трудно объяснить благотворителям, что услуга няни для тяжелобольного ребенка — первой необходимости.
Мы сократили объем ортопедических закупок. Во-первых, эти изделия стало просто невозможно получить. Они все заказываются по предоплате, так как это индивидуальные вещи. Мы делали заказ, отправляли деньги поставщику, по три-четыре месяца ждали эти коляски, а они у нас где-то в дороге зависали. До сих пор мы получили не все коляски, хотя заказывали еще весной. Дети ждут, дети растут, их тела меняются, и, когда коляски придут, к ним уже будут нужны дополнительные устройства, потому что тело ребенка без ортопедии быстрее деформируется. Может быть, мы вообще не получим этот товар. Поэтому мы решили покупать только ортопедические товары первой необходимости — уличные коляски. Ведь если тебе не на чем ребенка вывезти на улицу, ты заложник квартиры.
Мы не сократили только расходы на покупку медицинского оборудования и на работу врачей и медсестер. Без медицины наши подопечные не выживут.
И при этом у нас не самая плохая ситуация, потому что все компании, которые раньше нам помогали и которые заложили в сметы благотворительные пожертвования, свои обещания выполнили.
— Вы сказали, что миллиард складывается из пожертвований в сто рублей. То есть бюджет благотворительного фонда «Дом с маяком» — миллиард?
— Да, в прошлом году у нас был бюджет — 950 млн руб. Под опекой в программах фонда около тысячи детей в Москве и Московской области. Кто-то умирает, кто-то, пожив в Москве и получив здесь необходимые консультации, помощь, оборудование, возвращается на родину. Но количество семей, которые обращаются к нам за помощью, растет, хотя мы принимаем только самых тяжелых, паллиативных детей.
— На что хоспис тратит больше всего денег?
— В основном на медицинские товары, расходные материалы к ним, медицинское питание, зарплату сотрудников. Нам дорого обходятся стационар и выездная служба. В стационаре люди дежурят круглосуточно, а в выездной службе работает большое количество медиков, они каждый день ездят на дом к нашим подопечным. Выездная служба — это то, без чего невозможна паллиативная помощь. Дети с неизлечимыми заболеваниями должны жить дома, а не в больнице.
Расходные материалы — это шприцы, катетеры, маски, трубки, гастростомы, их всегда требуется много. Очень дорогое внутривенное питание — оно может стоить 300 тыс. руб. на ребенка в месяц. Мы даем семьям то, что они не могут получить от государства. Открываем благотворительный сбор, покупаем необходимое, делаем для семьи запас расходных материалов на три-шесть месяцев, чтобы они могли спокойно жить и не бояться, что завтра закончатся расходники, а после этого подключается наш социальный отдел и выбивает у государства ту помощь, которая полагается.
У нас появились новые проекты, например квартиры сопровождаемого проживания, в которых живут молодые люди из интернатов. Там тоже сотрудники находятся круглосуточно. Очень помогают волонтеры — их у нас 500 человек. Но и сотрудников у нас почти 400, и это тот минимум, который нам необходим. Мы в марте на 25% сократили отдел фандрайзинга, а сейчас почувствовали, что людей не хватает.
— Я читала, что со складов периодически исчезают медицинские товары и расходники импортного производства. Это правда?
— Что-то на время исчезает, потом появляется. Где-то фуры застряли, где-то товар не привезли на склад. Появляются какие-то аналоги. Недавно мы ездили в Тверскую область на Волгу с детьми из интернатов. Я брала под временную опеку ребенка с гастростомой и кормила его четыре раза в день через специальный шприц. Оказалось, что это не оригинальный шприц, а аналог. У этих шприцев очень быстро портятся поршни: буквально пару раз вводишь питание, а потом поршень становится как каменный, нужно давить изо всех сил, чтобы он сдвинулся. Я это делала неделю и очень устала, а есть мамы, которым приходится делать изо дня в день такие процедуры с ребенком.
Наш респираторный врач говорит, что исчезли детские маски для НИВЛ (аппаратов неинвазивной вентиляции легких.— “Ъ”) — они мягкие, с силиконовой прокладкой, чтобы не было пролежней. Сейчас появился аналог, но он уже не такой удобный. Не всегда аналог — это хорошо.
— Как «Дом с маяком» будет выживать в новых условиях, особенно если учесть ваш прогноз на начало следующего года?
— Мы сейчас пересматриваем всю нашу работу. Конечно, самое печальное для нас — что разрушились долгосрочные отношения с компаниями.
Я работаю в «Доме с маяком» семь лет, и нам только недавно удалось донести до многих партнеров, что на разовые пожертвования трудно прожить и что нужны «длинные» проекты.
Когда мы знали, что компании проводят конкурсы и мы несколько раз в год можем подаваться на гранты, это помогало планировать будущее. Получив один грант, мы уже думали про другой. Сотрудники этих компаний были включены в благотворительность, появилась соответствующая корпоративная культура.
Сейчас многие наши партнеры ушли с рынка. На их место приходят новые компании. Если мода на благотворительность в бизнесе сохранится, это нас спасет.
В последние годы развивалась так называемая легкая благотворительность. Человек делает заказ в кафе, а возле кассы лежит QR-код нашего фонда, и покупатель одним движением руки переводит деньги. Если и в других кафе тоже выставят в зоне касс такие QR-коды, это нам поможет.
Недавно мы проводили сбор на покупку оборудования для ребенка и помимо СМС-номера для пожертвований попросили добавить в плашку на экране QR-код нашего фонда — это дало нам дополнительно 500 тыс. руб. за эфир. Средний чек был 100 руб., то есть пожертвовали очень много людей.
Некоторые наши партнеры, делая благотворительность легкой, добавляют в свой продукт пожертвования в какой-то фонд. Хороший пример — «Яндекс», который предлагает покупателям при заказе еды или такси округлять расходы. И эти деньги, полученные в результате округлений, поступают в несколько благотворительных фондов. Банк «Тинькофф» сделал возможным для клиентов отправлять кэшбэк на благотворительность: за последние месяцы мы получили от «Тинькофф» более 1 млн руб. в виде кэшбэков.
Раньше мы проводили много фандрайзинговых мероприятий, приглашали на них селебрити, это нас тоже выручало. Например, хороший московский отель «Балчуг Кемпински» дает нам площадку под мероприятие, привлекает многих своих партнеров, все они перечисляют нам пожертвования, а мы приводим на площадку известных людей, и таким образом все стороны получают свой пиар-продукт, а фонд — еще и средства. Для кого-то это небольшие суммы, а для нас — огромные.
После того как часть компаний из категории «люкс» ушли из России, такие мероприятия тоже стали невозможны. Но мы все время ищем какие-то варианты.
Есть акции, которые уже много лет приносят нам деньги, и сейчас мы тоже на них надеемся. Например, акция «Дети вместо цветов». Ее придумала учительница, которая решила, что лучше получить один букет от класса, чем 30 букетов, которые некуда ставить, а сэкономленные деньги перевести на помощь тяжелобольным детям и в классе на уроке рассказать школьникам о благотворительности.
— Я помню, что эту акцию критиковали многие родители. А как к ней относятся сейчас?
— Да, нам писали, что нельзя лишать цветов учителей, что дети на линейках должны быть с цветами. Но чем дольше проводится акция, тем сильнее меняются люди.
Мы проводили опрос среди школьников, он показал, что букеты на 1 сентября важны не столько детям, сколько родителям.
Суть акции в следующем: родители, дети и учителя договариваются, что каждый ребенок принесет 1 сентября не букет, а один цветок. Класс зарегистрируется на сайте «Дети вместо цветов», и ребята могут прийти за стикерами, лентой для общего букета, открыткой для учителя и плакатом в офис благотворительного фонда помощи хосписам «Вера».
1 сентября дети дарят учителю по цветочку — у него собирается красивый букет. А учитель проводит урок добра, рассказывает про благотворительность. Раньше наши сотрудники ездили в школы, проводили такие уроки. Но теперь, когда акция разрослась, это невозможно. Мы записали видеоматериалы для разных возрастов, в записи участвовали известные люди. Эти видео смотрят в школах, потом мы получаем много видеоотчетов, приветов, подарков от детей.
Акция «Дети вместо цветов» собирает огромные суммы. В прошлом году мы собрали больше 43 млн руб., весь сентябрь поступали пожертвования. В последние годы к акции подключились цветочные магазины, что для нас стало сюрпризом. С каждого купленного цветка они переводят в фонд 10–20%. Это круто — все участвуют: дети, родители, учителя, цветочный бизнес. Дети, узнавая о нас, проявляют интерес к волонтерству. Это хороший старт для погружения в благотворительность.
Нам стали часто писать учителя: «Мы показали ваш ролик в классе, ребята очень впечатлены, мы хотим прийти к вам на экскурсию». Мы в детском хосписе «Дом с маяком» проводим экскурсии два раза в месяц, на них можно записаться. Часто люди говорят: «Ой, нам было страшно, но у вас так уютно и нет запретов, мы даже не думали, что в России такое возможно». Эти экскурсии тоже что-то меняют в людях: они начинают иначе смотреть на болезнь, смерть, жизнь и благотворительность.