Серебряная медаль, завоеванная двукратным олимпийским чемпионом Сергеем Чепиковым в гонке преследования на чемпионате мира по биатлону, стала знаковым событием в карьере 38-летнего спортсмена. С СЕРГЕЕМ ЧЕПИКОВЫМ побеседовала корреспондент Ъ ВАЛЕРИЯ Ъ-МИРОНОВА.
— Медаль, завоеванная в 38-летнем возрасте, наверное, будет особой в вашей богатой коллекции наград различного достоинства?
--Если честно, то я и сам не знаю, сколько у меня дома медалей с различных биатлонных чемпионатов. Килограммов пять наберется точно. Лежат себе в мешке в кладовке, я их даже оттуда никогда не достаю. Зачем? Медали-то — они все одинаковые. Знаю только, что среди них нет ни одной золотой за победу в личных гонках чемпионатов мира. Но это серебро лично для меня даже не золотое, наверное, а бриллиантовое. Во всяком случае, эту свою медаль я ставлю в один ряд с золотом, полученным мной в индивидуальной 20-километровой гонке на Олимпиаде 1994 года в Лиллехаммере.
— За счет каких внутренних резервов вам удалось показать стопроцентную меткость, а главное — решить самую для вас трудную проблему последнего рубежа?
— Как сказал мне мой личный тренер Владимир Рекунов, стрелял я ну просто отлично. Без всякого ритма, исключительно на попадание. Очень многие биатлонисты пытаются выдержать определенный ритм. А на самом деле надо просто нажимать на крючок только тогда, когда мишень в мушке. При этом в ритм ты стреляешь или хаотично, значения не имеет. Важен результат.
— Когда вы ушли с последнего рубежа, сразу поняли, что идете вслед за Уле Эйнаром Бьорндаленом исключительно за серебром?
— Я понял: все, меня сейчас догонят. Увидев Свена Фишера сзади и зная, как он умеет финишировать, я подумал, что быть третьим — тоже нормально. Бегу себе при этом, бегу, за техникой слежу. Догонит — догонит. И, честно говоря, удивился, когда Фишер, от которого я ждал большего, начал отставать.
— В 1995 году вы перешли в лыжные гонки и вернулись в биатлон только в 2001-м. А нельзя было совмещать два вида, как это сейчас с успехом делают Бьорндален и Ларс Бергер?
— В наших условиях сделать это было тяжело: надо было договариваться с лыжной федерацией, когда и где отбираться в сборную. В российском биатлоне и лыжах отборочные соревнования проходят в разных местах и в разное время. Норвежцам проще: они отобрались на лыжный чемпионат в декабре в Бейтоштолене, где мы были на предсезонном вкатывании, а лыжники провели этап Кубка мира. В конце концов, я не жалею о своем лыжном эксперименте. Жизнь не должна быть рациональной. Зато я классикой побегал. Это тоже большой кайф в жизни.
— Мне кажется, что из вашего лексикона в последнее время постепенно исчезают такие понятия, как "эксперимент", "мечта", "кайф", зато все чаще вы говорите про заработки.
— Значит, раньше правду боялся говорить. Если бы не платили, вряд ли вообще кто-то бегал бы. И все равно я не считаю деньги первостепенной категорией. Есть что-то большее. Когда летом я вхожу в состояние целенаправленного тренинга, деньги отступают на второй план. А на чемпионате мира я про них вообще забываю. Деньги — это искусственное изобретение, и если в них будет прямая заинтересованность, мне кажется, не получится такого спортивного полета и выдающихся результатов.
— А спорт — естественное, по-вашему, изобретение?— Естественное. Как любой другой творческий процесс. Прошел сезон — анализируешь свои слабые места, а потом снова выстраиваешь свою подготовку. Вот я уже тренируюсь без плана. Не записываю даже пройденные километры.
— А как?— А как музыка пишется? По вдохновению. Естественно, нужно опираться на какие-то физиологические моменты. Вроде руководство сборной привыкло, что я не заполняю никаких листочков с километрами. Ну не выгонять же меня! Вот и на предчемпионатском сборе в Рамзау я сам выбрал себе высоту и место, где буду жить совсем один. Хотел, знаете ли, отдохнуть психологически, книжки почитать, и чтоб никакого командного духа. В общем, отправил сам себя поближе к Богу.
— Вы планируете принять участие во всех пяти гонках чемпионата?— Я уже ничего не планирую. Может, завтра проснусь и все — выпаду по каким-то причинам из обоймы. А тренеры, да, они рассчитывают на меня везде.
— Успех в какой из здешних гонок стал бы для вас наиболее престижным?— В индивидуальной на 20 км. Там такой подъем здоровый и так долго бежать! Вообще-то о том, где можно было бы еще зацепить медаль, я не думаю. Хочется уже на море, честно говоря.
— Вы уже объявили, что Олимпиада в Турине будет для вас шестой и последней?
— Официально — нет. Решение о том, тренироваться мне дальше или уже не стоит, я принимаю каждый год. Для начала иду к главному кардиологу Екатеринбурга, он встречает меня уже как родного и делает УЗИ сердца. У меня уже целая папка этих заключений. Вот в нынешнем году дал 99-процентную гарантию, что сердце меня не подведет. Можешь, сказал, бегать.
— А какой процент гарантии станет для вас критическим и вы скажете себе "стоп"?
— 80 уже хватит. А они могут очень резко наступить. Кому хочется в ящик сыграть, даже если за это медали дают? Так или иначе, но я даже себе еще не сказал, что туринская Олимпиада будет для меня последней. Да и вообще, когда бы я ни закончил свою спортивную карьеру, не хочу, чтобы меня официально провожали из спорта. Кто знает, может, опять посижу я дома, переслушаю все оперы на свете, скучно станет и вернусь.