История успеха. Или поражения?

Пять лет назад Русфонд учредил Национальный регистр доноров костного мозга

…Все началось в 2016 году в Петербурге. В НИИ имени Р. М. Горбачевой открывали новую лабораторию для первичного типирования доноров костного мозга (определения генов тканевой совместимости). НИИ построил ее по своим лекалам и на деньги Русфонда. Красная ленточка, речи, телекамеры... На торжестве Русфонд узнает, что в ФРГ, в Фонде Стефана Морша, реагенты на типирование одного донора обходятся в €25. А Русфонд для НИИ покупает по €200. И в новой лаборатории переплачивать?! Мы поехали в ФРГ, разобрались: немцы еще в 2010 году внедрили новую технологию. То есть в 2016-м мы вложились в морально устаревшую? У немцев скорость и качество типирования выросли, а цена упала. А НИИ Горбачевой не хочет перемен. И 31 августа 2017 года Минюст РФ зарегистрировал первый в РФ НКО-регистр: Национальный регистр доноров костного мозга имени Васи Перевощикова (Национальный РДКМ). У Васи, мальчика из Удмуртии, нашли рак крови, но не нашли ему донора — ни в России, ни в мире.

Национальному РДКМ приказали долго жить?

Если упрощенно, строительство донорского регистра как движение граждан и как производство зависит от двух вещей: энтузиазма и денег. По нашим прикидкам, Национальный РДКМ мог бы сегодня насчитывать до 200 тыс. доноров — интерес к нему стабильно высок, да деньги лимитируют. Мы вложили 816,6 млн руб. (сколько собрали!), рекрутировали доноров при поддержке прессы, соцсетей, партнерских НКО, коммерческих и госструктур, открыли самую современную NGS-лабораторию первичного типирования. Итог: в Национальном РДКМ — 70 280 доноров.

Да, он стал крупнейшим регистром в РФ всего за четыре года и четыре месяца. Сравним: госрегистров полтора десятка, в них — до 120 тыс. доноров, стартовали кто в 2010 году, а кто и в 1988-м, когда РСФСР учредила Республиканский регистр доноров костного мозга. Да, у нас самые высокие скорость и качество типирования, а стоимость в разы ниже, чем в локальных госрегистрах. Да, наши доноры — это уже треть общероссийской базы. Но это не 200 тыс. доноров. Это втрое меньше.

Проблема в том, что поточное нон-профит-производство за счет филантропов построить можно, а вот непрерывно эксплуатировать — не получится. Еще в начале века это установили исследователи социального предпринимательства Роджер Мартин и Салли Осберг. Оценивая собственный опыт и практики мира, они пришли к выводу, что есть всего два способа субсидирования таких проектов: государственное и рыночное, когда проект самоокупаемый. Филантропия хороша как подмога. Она не гарантирует постоянство.

События развиваются так, что вопрос стоит о выживании нашего НКО-регистра. 1 сентября вступит в силу закон о создании Федерального регистра. Правительство утвердило Правила его ведения и поручило Федеральному медико-биологическому агентству (ФМБА) его создание и развитие. ФМБА предложило нам безвозмездно передать свою базу, ссылаясь на Правила. А те не признают Национальный РДКМ поставщиком из-за НКО-происхождения — иной, чем в ФМБА, организации дела. Это значит, что у НКО нет и права на госбюджет. Между тем в 2023 году ФМБА рассчитывает включить в регистры своих клиник 18 тыс. новых доноров за счет госбюджета. В прежние годы власть больше чем за 4 тыс. доноров ФМБА не платила, а госрегистры Минздрава вовсе не финансировала. Но ведь и статус у ФМБА теперь другой!

Иными словами, агентство от имени государства предлагает нам самоликвидацию. Я это к тому, что госбюджет для госрегистров в 2023 году обнулит пожертвования Национальному РДКМ. Такая логика у благотворителей: НКО-регистр вправе иметь госфинансирование, а если нет, то государству он не нужен. Зачем же ему жертвовать?..

Мы, разумеется, не сидим сложа руки. “Ъ” регулярно сообщает о наших дискуссиях с правительством, с ФМБА. В августе получены новые ответы на наши запросы. Они обескураживают. Об этом — позже, а пока о свежем исследовании НМИЦ гематологии (Гемцентра), которое показывает, что почем в этой отрасли.

Что почем в донорстве костного мозга?

Качество донорской базы у нас обычно комментируют общими словами, нет методики его определения. И вот главный внештатный трансфузиолог Минздрава, замдиректора Гемцентра Татьяна Гапонова обнародовала исследование на основе такой методики. Аналитика Гемцентра уникальна и на удивление показательна. Жаль только, это статистика одной клиники. Полную картину качества донорской базы РФ даст сводный анализ данных трансплантационных центров. Но главное понятно уже сейчас, судите сами.

В 2019–2021 годах Гемцентр для 217 пациентов нашел 864 предварительно совпавших донора в госрегистрах Минздрава и ФМБА. Но после связи с донорами, отказов части из них, медобследования и дотипирования совместимыми с больными оказались лишь 204 донора из 864 (23,6%).

Вопрос: 660 отвергнутых доноров (76,4%) из 864 — это норма?

Гемцентр предоставил нам с вами делать выводы.

Больше всего отводов, 321 донор (37,2%), после дотипирования. То есть причина — в низком качестве первичного типирования? В регистрах Минздрава и ФМБА оно проводилось в низком разрешении, а в ФМБА — еще и по четырем генам вместо принятых пяти. У регистров ФМБА и самый высокий процент отводов после дотипирования: 48,8% — 200 доноров из 410 предварительно совпавших. Регистры агентства, напомню, единственные в стране живут за госсчет. Еще деталь: крупнейший в ФМБА регистр Кировского НИИ гематологии и переливания крови покупал реагенты для первичного типирования по 21 тыс. руб. на одного донора, Национальный РДКМ — по 7 тыс. руб.

Отныне Кировский НИИ — администратор Федерального регистра.

Гемцентр в 2019–2021 годах не пользовался нашей базой, и в исследование мы не попали. В те же три года Национальный РДКМ из 207 предварительно совпавших получил 143 совместимых донора (69,1%). Ущербный у госрегистров показатель — отвод после дотипирования — в Национальном РДКМ вообще равен нулю (0%). Мы стартовали с первичного типирования в высоком разрешении. В этом все дело.

Нынче, на 25 августа, у нас из 111 предварительно совпавших готовы к донации 86 доноров (77,5%).

Мы преждевременны?

Коллега в “Ъ”, слушая эту историю то ли успеха, то ли поражения, резюмирует: «Вы преждевременны, держитесь — придут другие времена. Либо закройте лавочку». Закрыться? Миллионы сограждан поверили в нас — и мы не оплошали. И никакая это не лавочка. Из журналистов и менеджеров, врачей и биологов мы создали НКО-регистр эффективнее, чем целое ФМБА за госсчет.

В 2016 году Германия открыла нам и без того очевидное: частный бизнес оборотистей государственного, регистры нон-профит — эффективней государственных. В этом смысле ФРГ с крупнейшей в мире донорской базой (9,8 млн доноров) — живое наглядное пособие. Базу ФРГ создали 26 локальных регистров: 13 НКО и 13 госклиник. Госклиники за 30 лет вырастили базу до 331 тыс. доноров. А НКО привлекли остальные 9,5 млн немцев. Для НКО постоянный рост и эксплуатация регистра есть смысл существования. В госклиниках регистр уж точно не основное производство. Вот, в сущности, и все отличия.

Национальный РДКМ демонстрирует тот же эффект на российской почве, в наших реалиях. Но есть и разница: Германия ввела рынок, законами приравняв трансплантат костного мозга к лекарству. А оно — товар. Возможен ли в России рынок трансплантатов? Точно не сейчас. Причин уйма, вот одна: костный мозг человека есть орган — торговля органами запрещена. Но мы покупаем в той же ФРГ за €23 тыс. и 30 лет пересаживаем россиянам такой импорт (впрочем, платит не государство, а пациенты либо благотворительные фонды).

Остается госфинансирование развития этого донорства. Оно возможно, но не для всех. Государство поручает Федеральный регистр ФМБА, и агентство не промах — монополист, а как же! И вот ФМБА заказывает государству на 2023 год бюджет для своих регистров и ничего не заказывает для Национального РДКМ.

Правительство не против. Пока как-то так.

Лев Амбиндер, президент Русфонда

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...