В Приштине, столице частично признанной Республики Косово, проходит европейская номадическая биеннале Manifesta 14. Всякий раз Manifesta стремится выбирать на карте Европы наиболее беспокойные и в то же время наиболее перспективные в политическом, социальном и культурном отношениях точки. В 2022 году выбор оказался очень точным.
Уго Рондиноне. «not a word »
Фото: Manifesta 14 Prishtina / Ivan Erofeev
Уго Рондиноне. «not a word »
Фото: Manifesta 14 Prishtina / Ivan Erofeev
Река Ибар разделяет Митровицу на две части — северную, сербскую, и южную, албанскую, а Новый мост, построенный на месте старого, разрушенного во время войны, соединяет, точнее, соединяет условно: автомобильное движение по мосту перекрыто, на въездах — заграждения и посты миротворцев, но проходы для пешеходов оставлены. Этим немногочисленным, прямо скажем, пешеходам открывается лучший вид на инсталляцию «Европа без монументов» украинской художницы Станиславы Пинчук, разместившуюся прямо в реке, у опор моста. Инсталляция представляет собой три гигантские конструкции, точнее — три гигантских стальных скелета каких-то колоннообразных конструкций, которые, словно с небес, упали в Ибар. Внутри конструкций сделаны лавки для сидения, как в парке: Ибар мелеет летом, его можно перейти вброд, так что лавки — не декорация, а вполне функциональны. Это приглашение к диалогу, в идеале — диалогу тех, кого разделяет не одна только река. Впрочем, нынешнее политическое обострение в регионе говорит о том, что диалог — утопия. Колоннообразные конструкции тоже отсылают к утопии — пролетарского единства, интернационализма, братства балканских народов и прочих универсалистских идей модернизма.
«Европа без монументов» — фраза из интервью Богдана Богдановича (1922–2010), выдающегося сербского архитектора и теоретика градостроительства, прославившегося памятниками партизанам и жертвам нацизма,— он построил более двух десятков таких мемориалов по всей бывшей Югославии, и самый знаменитый из них — «Каменный цветок» в Ясеноваце. Нет, он не был конъюнктурщиком — он сам участвовал в Сопротивлении, истово верил в коммунизм и ненавидел национализм. Все его памятники — про единство вопреки межнациональной вражде. В 1982 году Богданович стал мэром Белграда, но превратить родной город в город счастья (один из его урбанистических трактатов был посвящен проблеме счастья в городе) не успел — к власти пришли националисты. Богданович ушел со всех постов, еще в 1987-м написал открытое письмо Милошевичу, назвав его «узколобым поджигателем войны», сделался непримиримым критиком режима и в итоге оказался в изгнании — последние годы жизни он провел в Вене, где работал над теоретическими сочинениями, в частности — про память и утопию в титовской Югославии. В интервью, к которому отсылает название инсталляции, он говорил, что мечтает о Европе без монументов войнам и бедствиям. И при этом прекрасно понимал, что для осуществления этой мечты все его творения должны быть разрушены.
Станислава Пинчук символически выполняет пожелание Богдана Богдановича: стальные конструкции — это призрак его «Памятника павшим шахтерам», как будто бы сброшенного в Ибар с вершины Партизанского холма. Некогда бывший эмблемой Митровицы, монумент Богдановича до сих пор возвышается над городом, хотя и утратил ряд элементов. Памятник, посвященный восстанию шахтеров «Трепчи», в ходе которого сербы и албанцы вместе сражались против нацистских оккупантов, представляет собой двадцатиметровый бетонный трилитон: две массивные колонны, словно две руки, сербская и албанская, тянущиеся к небу из-под земли, держат полукруглую в сечении балку, напоминающую шахтерскую вагонетку. Памятник, как и все работы Богдановича, абстрактен, но располагает к таким буквалистским прочтениям. Кроме того, памятник напоминает мост — мост дружбы народов и солидарности трудящихся. Пинчук было три года, когда распался СССР, официально проповедовавший те же идеалы,— до недавних пор было принято гордиться тем, что Советский Союз, в отличие от Югославии, распался почти бескровно, пусть со временем это «почти» казалось все более и более спорным. Художница родилась в Харькове, выросла и училась в Мельбурне, живет в Сараево — видимо, жизненная география определила тематическое поле ее творчества: войны, зоны конфликтов, вынужденная миграция. В «Европе без монументов» она впервые обращается к наследию модернизма — это проблемное наследие и стало одной из главных тем Manifesta 14 в Приштине.
«Европа без монументов» — единственный большой проект Manifesta 14 за пределами Приштины, и его документацию можно найти на главной площадке биеннале, в «Гранд-отеле». Без путеводителя и карты Manifesta в облупившейся многоэтажке в центре города трудно опознать былую гордость косовской столицы, роскошную гостиницу с персональным номером Тито (теперь он открыт для публики) и большой коллекцией искусства югославских художников, разворованной в ходе войны и мутных приватизаций. Девять этажей «Гранд-отеля» заняты огромной выставкой, причем почти 40% участников — художники Косово, классики модернизма и современники, точнее — современницы, акцент сознательно сделан на женском искусстве. Manifesta впервые в своей истории дает такую фору местной художественной сцене, которую даже в соседних странах Европы знают весьма поверхностно, по звездам вроде Фляки Халити или Петрита Халиляя. Остальные площадки биеннале разбросаны по всей Приштине (Manifesta по обыкновению занимается культурно-урбанистической картографией города — на этот раз с помощью одного из своих «креативных медиаторов» Карло Ратти, итальянского архитектора, урбаниста и активиста, профессора MIT). Добрая половина площадок — памятники югославского модернизма, павшие жертвой войны, межнациональной розни и краха социалистической утопии.
На окраине Приштины помещается мемориальное кладбище с памятником павшим партизанам в центре — еще один «каменный цветок», гигантские бетонные лепестки и металлические тычинки, собирающиеся в глобус, работа коллеги Богдана Богдановича, белградского архитектора Светислава Личины. Партизанский миф был одной из основ югославской идеологии братства и единства народов, составляющих СФРЮ. В ходе войны кладбище превратилось в место захоронения солдат Армии освобождения Косово, здесь же находится могила первого президента республики Ибрахима Руговы. Что же касается «цветка» Личины — он, покрытый граффити и слоем битого стекла, разрушается, как и интернационалистские мечты модернизма. Косовский художник Сислей Джафа устанавливает внутри этого монумента социализма, создававшегося на века, временный памятник капитализму: у бензоколонки, размещенной в одном из лепестков, на протяжении ста дней работы биеннале дежурит заправщик, умножая абсурдность всей мемориальной конструкции. Швейцарский художник Уго Рондиноне еще более ироничен в отношении другого приштинского шедевра модернизма, «Памятника братству и единству» работы белградского скульптора Миодага Живковича: двадцатиметровый трехгранный обелиск, символизировавший нерушимую дружбу сербов, албанцев и черногорцев, обернут розовой фольгой, отчего приобрел вид елочной игрушки — фальшь, мишура и ничего более.
Фото: Cevdet Erek / Manifesta 14 Prishtina, Ivan Erofeev
Фото: Sislej Xhafa / Manifesta 14 Prishtina / Ivan Erofeev
Фото: ICA–Sofia / Manifesta 14 Prishtina / Ivan Erofeev
Фото: Marcello Maranzan / Stanislava Pinchuk
Фото: Tuan Andrew Nguyen / Manifesta 14 Prishtina /
Фото: Manifesta 14 Prishtina / Ivan Erofeev
Интервенции затрагивают не только монументы, но и архитектурные ансамбли модернизма в Приштине. Турецкий художник Джевдет Эрек делает светомузыкальную инсталляцию «Брутальные времена» в подвалах Дворца печати «Рилиндья». До войны памятник брутализма начала 1970-х служил и штаб-квартирой всех центральных косовских периодических изданий, начиная с газеты «Рилиндья» («Возрождение»), и второй по величине типографией на Балканах. Потом был запрет печати на албанском языке, война, приватизация, распродажа типографского оборудования, запустение. Потом настала эпоха рейвов — пустые цеха оказались идеальным пространством для электронной музыки. В «Брутальных временах» Эрека из подвалов «Рилиндьи» вырываются алые сполохи и шумы индастриала — призраки коммунизма братаются с призраками глобализма. Дворец юности и спорта, шедевр сербского архитектора-бруталиста Живорада Янковича, сильно пострадал при пожаре в 2000 году: над сгоревшим зимним стадионом, ныне служащим платной парковкой и бесплатным туалетом, завис фирменный серебристый дирижабль южнокорейской художницы Ли Бул; театральное пространство Красного зала отвели для перформанса молодого косовского художника множественной гендерной идентичности Астрита Исмаили — постгуманистическое будущее, нарисованное в его танцевально-скульптурной композиции, несколько контрастировало с обветшалым интерьером середины 1970-х.
Как известно, успех Manifesta во многом зависит от содействия местных властей — в Приштине оно было налицо. Косово называет себя самой молодой страной Европы — и в смысле даты рождения, и в смысле огромного процента молодежи среди населения. Новое правительство страны тоже молодо, образованно (на открытии 47-летний премьер-министр Альбин Курти сказал, явно импровизируя, что выставочная структура биеннале, расползшейся по Приштине, напомнила ему ризому Делёза — Гваттари), и рассматривает европейскую биеннале Manifesta как еще одну заявку на членство в ЕС. Биеннальная картография Приштины, соединившая все культурные узлы и одновременно выставившая напоказ все больные места города, была сделана с благословения 46-летнего мэра Приштины Перпарима Рамы, архитектора и урбаниста, как и Богдан Богданович: в 2012 году Рама был куратором первого косовского павильона на Венецианской архитектурной биеннале, так что к подобным мероприятиям относится со всей серьезностью.
«Святой отец, я мусульманин, но хотел спросить: разве это грех — родиться в Косово? В чем мой грех?» — уроженец Приштины Дритон Хайредини, учившийся в Мюнстере, обошел все исповедальни в мюнстерских церквях, спрашивая священников, почему ему, родившемуся в центре Европы, нужна виза для поездки в любую европейскую страну. Видео «Грех», демонстрирующееся в «Гранд-отеле», было снято в 2004 году — вопрос не снят до сих пор. Впрочем, Косово не теряет надежды выстроить на руинах югославского модернизма со всеми его утопиями нечто более подходящее для современной жизни. Петрит Халиляй собирает буквы и звезды, оставшиеся от старых вывесок «Гранд-отеля», чтобы сложить из них строчку их песни Njomza, американской поп-звезды косовского происхождения. Буквы и звезды загораются в ночи, вразнобой мигают, но иногда собираются в стих: «Когда зайдет солнце, мы раскрасим небо».
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram