Цена вопроса

Наталия Ъ-Геворкян

специальный корреспондент

У нас просто страсть какая-то дружить до последнего с бесперспективными режимами. Похороны как бы уже назначены, и тут выскакиваем мы и пытаемся что-то наварить на политических трупах. А потом похороны неминуемо происходят, и выясняется, что поезд ушел, что наварить нам ничего не удалось, что договариваться надо было не с теми, а договориться с новыми нам мешает несвоевременный приступ дружбы с теми, по ком уже отзвонил колокол. Так было с Милошевичем, так было с Саддамом, так было с Кучмой. Вот теперь мы резко задружились с Сирией. Более неподходящего по времени и обстоятельствам партнера трудно было себе придумать.

Причем в отличие от ситуации с Ираком Сирия оказалась под консолидированным прицелом США и Европы. Россию и просили, и настойчиво предупреждали: не стоит продавать оружие Сирии, будьте разборчивее в связях, загляните на пару шагов вперед. Сергей Иванов сначала врал, что никаких переговоров с Сирией нет и в помине, потом не менее страстно доказывал, что Россия не нарушает никаких международных запретов, а переговоры были, есть и будут. Одновременно с этим Путин обнимается с Бушем, который включает Сирию в список нехороших стран. А еще через несколько дней в Москву едет зам сирийского министра иностранных дел с какой-то гипотетической надеждой, что в ситуации консолидированной позиции Запада относительно Сирии Москва поможет. Москва же придумала себе такой новый вид спорта: принимаем в свои объятия всех, кому больше некуда идти, и пытаемся выжать из этой ситуации все возможные для себя выгоды. Списываем десять из двенадцати миллиардов долларов их долга нам, размораживаем ситуацию и начинаем взаимовыгодное сотрудничество, продаем, например, им ракеты. Вопрос, успеем ли заработать на этих отношениях подаренные десять миллиардов? Ведь, собственно, это цена вопроса, не правда ли? Отвечаю — не успеем. Потому что под нажимом мирового сообщество Сирия или будет вынуждена договариваться с Западом, или рискует превратиться в страну-изгоя, с которой все прервут отношения.

Зачем мы поддерживаем падающие режимы? Кому и что сей странной геополитикой пытается доказать российская власть? Опыт показал, что Россия ничего ни разу в аналогичной ситуации не выиграла — ни политически, ни стратегически, ни финансово. Игра в имперскую мощь выглядит все более убогой, особенно с учетом неумолимого сжимания пространства и возможностей бывшей советской империи. Иногда мне кажется, что иррациональные в общем внешнеполитические шаги рассчитаны на внутреннее потребление, на "патриотическое" брызганье слюной любимых кремлевских комментаторов, доказывающих в записанных эфирах, что вот какая Россия великая, своеобразная, защищающая свои собственные интересы вопреки всем и вся. Но тогда не нужно по тому же телевизору показывать в дружеском объятии Путина и Буша. Псевдопатриоты могу просто сдвинуться (и еще неизвестно куда) от непонимания: или мы защищаем, как умеем, наш последний оплот на Ближнем Востоке, например, или мы дружим с Бушем, выбивающим из-под нас одну опору за другой. Кстати, извините, не из-под нас, а из-под Кремля, что тоже довольно любопытно.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...