— В чем основное различие между частными ликвидаторами и конкурсными управляющими и АСВ?
— Разница прежде всего заключается в мотивации. Частный ликвидатор или конкурсный управляющий — это предприниматель. Для него важен собственный доход. Агентство же не извлекает прибыль из процесса ликвидации — соответственно, не возникает конфликта интересов ликвидатора и кредиторов банка.
— Однако собственно работой с банком занимается не все агентство, а конкретный человек?
— Мотивация конкретных людей — это уже дело самого АСВ. Думаю, они умеют решать подобные вопросы.
— Но дело ведь не только в человеческом факторе. Вот, например, вкладчики банка "Диалог-Оптим" сейчас осаждают суды, поскольку без этого конкурсный управляющий якобы не мог принять их требования...
— Ситуация с банком "Диалог-Оптим" достаточно иллюстративна. В подобной ситуации оказались и другие банки, процедура банкротства которых началась до выхода изменений и дополнений к федеральному закону "О несостоятельности (банкротстве) кредитных организаций". По старому закону все требования кредиторов должны пройти через арбитраж. Сегодня несколько составов Московского арбитражного суда заняты вынесением определений по делам клиентов этих банков, и для "Диалог-Оптима" это кончится в лучшем случае в мае. В результате сейчас конкурсный управляющий не может выплатить даже те 13% от суммы вкладов, что есть в банке. В декабре 2002 года, когда принимался закон "О несостоятельности (банкротстве)", возможность возникновения таких ситуаций недоучли. За два года понимание пришло.
— Как отразится на банках объединение функций ликвидатора и конкурсного управляющего в АСВ?
— Для банков разница между ликвидацией и конкурсным производством стерта. Банки, направляемые на принудительную ликвидацию, как правило, не восстанавливаются. Просто в ликвидации могут участвовать акционеры банка. И пока, насколько мне известно, само агентство тоже не видит в этом проблемы.
— А бывают ли вообще структуры, возражающие против расширения своих полномочий?
— Бывают. Например, функцию корпоративного ликвидатора предлагали Банку России. И мы возражали против этого. Потому что вести надзор, а потом ликвидировать — это действительно конфликт интересов. Ведь надзор — это не управление текущей деятельностью. Единственный случай, когда мы берем на себя управленческую функцию,— это при введении временной администрации. Да и то исполнителями являются сотрудники Банка России, а не Банк России как юридическое лицо.
— Однако кандидатуру ликвидатора суду представляет Центробанк.— Тем не менее ликвидатор нам не подчиняется — мы его контролируем так же, как и банки, но не даем указаний, обязательных к исполнению. Если нас чем-то не устраивает работа ликвидатора, мы будем обращаться в суд. Кстати, в этом отношении ситуация с приходом АСВ не меняется: мы также можем подать в суд и на их действия в качестве конкурсного управляющего или ликвидатора. Соответственно, ликвидатор сам отвечает за свою работу. В этом отношении АСВ гораздо предпочтительнее частного ликвидатора, поскольку отвечает за свою работу собственным имуществом. Частному же ликвидатору и конкурсному управляющему для покрытия своих рисков приходится оплачивать страховку из имущества банка.
— Как конкретно контролируется работа АСВ?— Несколькими путями. Руководители Банка России вместе с представителями правительства входят в совет директоров АСВ. Между ЦБ и АСВ существует соглашение об обмене информацией. С целью расширения взаимодействия сотрудникам АСВ предоставлена возможность участвовать вместе с инспекторами Банка России в проверках банков. Кроме того, ничего не изменилось в самой процедуре контроля работы конкурсного управляющего. Первое назначение АСВ конкурсным управляющим прошло в декабре. Пока проверок их работы не проводилось. Но они будут.
— Верно ли, что Центробанк совместно с агентством выступает за расширение ответственности владельцев банков-банкротов?
— Случаев привлечения к ответственности людей, реально доведших банк до банкротства, крайне мало. В основном все упирается в вопрос доказуемости этого факта. В прошлом году, например, в правоохранительные органы нами был передан материал по четырем банкам. По двум из них, Содбизнесбанку и банку "Кредиттраст", есть информация о возбуждении уголовных дел. Но дойдут ли эти дела до суда, неизвестно. Гораздо легче доказать ответственность членов совета директоров банка, а не акционеров, и новая редакция закона о банкротстве ее устанавливает. После случая с Содбизнесбанком мы также выступили с предложением об уголовной ответственности за противодействие временной администрации, но пока ответа на нашу инициативу нет. Надо посмотреть, как будут работать уже сделанные изменения.
— А как быть с ответственностью надзорного органа?— Центробанк не виноват в преднамеренных банкротствах: надзорный орган не ворует деньги из банков. Невозможно написать закон, который всех защитит от грабежа. Правоохранительные органы не дают гарантии от грабежа. Они обязаны находить грабителей, если такое случится, а в остальное время — следить за порядком. Преднамеренное банкротство физически происходит в банке. Мы физически находимся вне его. Банки с разной частотой разоряются во всех странах — вне зависимости от принятого законодательства.
— Как Банк России относится к тому, что бывшие руководители разорившихся банков продолжают работать "по специальности"?
— Если новая должность такого руководителя требует согласования в Банке России, то он его не получит. Если не требует, то это вопрос репутации банка — брать на работу таких людей или нет. В развитых странах работа таких отраслей, как банковская, определяется не только законами и инструкциями, но и традициями. Надеюсь, со временем так станет и у нас.