Вчера в Центральном доме художника открылась выставка "Монументы: трансформация для будущего". На ней (одновременно с аналогичной экспозицией в Нью-Йорке, о которой Ъ писал 23 июля) представлены проекты использования памятников советского тоталитарного прошлого, присланные на международный конкурс, который был объявлен в 1991 году ветеранами соц-арта Виталием Комаром и Александром Меламидом.
Монументальный соц-арт
Бурная история человечества начиная с Великой Французской революции сопровождается цепью символических актов — разрушением одних памятников, воздвижением других и впоследствии заменой их на предыдущие. Поэтому сегодня наиболее авангардной (и, следовательно, наиболее стратегически верной) идеей является не демонтаж монументов, а их сохранение: если эпоха революций закончилась и истории нет, то, слава Богу, все дозволено. Конкурс, объявленный Комаром и Меламидом, преследовал как благородные цели (спасение уникального культурного слоя), так и эгоистические, ведь в последние годы начал катастрофически исчезать сам предмет их искусства: не только советская идеология, но и ее материальные остатки. Соц-арт, анализ идеологического языка социализма в его же собственных формах, изобретенный Комаром и Меламидом в начале 70-х годов, с самого начала строил памятник Великой Эпохе в виде отдельных монументальных символов, вроде мехового серпа и молота Леонида Сокова или красного ящика с надписью "Сделано в СССР" Ростислава Лебедева. Нынешний конкурс объявлен, можно сказать, на заключительное и лучшее произведение этого самого оригинального направления в русском искусстве.
Проблема, однако, в том, что за 20 лет соц-арт стал нашим национальным видом спорта. Всякий из нас владеет техникой доведения идеологии до абсурда, и это уже не так интересно. Московские художники любят распевать песни сталинской эпохи, но, насколько мне известно, не добавляют к ним куплетов собственного сочинения. Дать монументам право высказаться самим за себя, оставив их в покое, было бы, вероятно, самым правильным решением: мысленное иронизирование тоньше пририсовывания усов, чем, по сути дела, занимается большинство участников. Даже очень хороший проект Арта Шпигельмана (Art Spiegelman), у которого "Рабочий и колхозница" шагают с постамента в пустоту, меркнет перед подлинным (неосуществленным) проектом Шадра (1937), где Рабочий яростно размахивает молотом, почти сталкивая с постамента Колхозницу, балансирующую на одной ноге. Соцреализм по-прежнему будет посильнее "Фауста" Гете, в этом смысле выставка заранее обречена на полный провал, это можно спокойно принять и заняться анализом того, что получилось.
Все либо кич, либо пародия на него
Проекты на выставке делятся на абсолютно умозрительные и хоть сколько-нибудь реальные. Среди первых интересны те, что подвергают рефлексии само понятие утопии, не ограничивая себя утопией коммунистической: проект Владимира Паперного (см. Ъ от 23 июля) и работа Игоря Макаревича, превращающего "Монумент покорителям космоса" в мемориал Николая Федорова (строившего грандиозные планы воскрешения всех мертвых) — с гробом, устремленным в небо вместо ракеты, и погостом на месте "Аллеи космонавтов". Из проектов, которые можно попытаться представить себе осуществленными, сильнее всего вариации на темы руин — такое деконструирование памятников, которое делает их комичными и одновременно страшными: лишь эта смесь способна пронять современное скептическое (но втайне романтичное) сознание, полное по отношению к своему прошлому одновременно иронии и любви. В работе Ирины Наховой воздетые десницы памятников Ленину торчат из вод Гудзона рядом со статуей Свободы. У Лизелот ван дер Хейден (Liselot van der Heijden) до боли знакомый силуэт бронзового пальто распят на палке подобно пугалу, лишенный своего владельца: цитата зияет как открытая рана.
Один из самых умных (а не только остроумных) проектов принадлежит самим Комару и Меламиду, каждый художественный жест которых всегда тщательно продуман. Они предлагают запечатлеть в бронзе сам акт поругания памятника Дзержинскому неизвестным героем борьбы с тоталитаризмом, сидящим у бронзового кумира на плече. Таким образом, они не просто демистифицируют фигуру Дзержинского (что было бы, мягко выражаясь, неоригинально), но демистифицируют сам акт его демистификации, изящно демонстрируя, что это развенчание есть плод все той же "бронзовой" идеологии. Действительно, бодрое уничтожение родимых пятен социализма и попытка стереть их из памяти вполне отвечает директивам Совнаркома от 15 апреля 1918 года о снятии памятников "царям и их слугам". Сильной стороной творчества Комара и Меламида всегда был их тотальный, бескомпромиссный скептицизм: в современном мире, по их мнению, все есть либо кич, либо пародия на него.
Соц-арт всегда был чисто эстетической идеей, мысленной игрой с готовыми формами (поэтому это одно из первых явлений постмодернизма в мировом искусстве) — и только пародировал социальную и политическую деятельность. Даже сейчас, когда соц-арт есть уже прошлое, выставка представляет собой скорее не практический проект, но его грандиозную симуляцию. Лишь на Западе все это может быть принято за чистую монету, ведь участие художника в социальной жизни там сейчас очень модно. Если же все-таки случайно какой-нибудь из этих гротескных проектов будет осуществлен — наша публика, с ее хорошо тренированным чувством юмора, сумеет его оценить. Кому как не нам выполнить, наконец, проект Давида, предложенный им Конвенту 17 брюмера 1793 года: монумент из обломков поверженных статуй, увенчанный колоссом Народа с надписью "Просвещение" на лбу, с фигурками Свободы и Равенства на ладони и огромной дубиной Геркулеса в другой руке.
ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ