Большая литература всегда была неравнодушна к жанровой, и детектив в этом смысле — один из самых наглядных примеров. По просьбе Weekend Игорь Кириенков изучил, что делали с детективом представители разных литературных направлений, и выбрал 10 произведений, в которых этот жанр представлен нам с неожиданной стороны.
Эмиграционный детектив
Гайто Газданов «Призрак Александра Вольфа» (1947)
Фото: Художественная литература
Фото: Художественная литература
Во время Гражданской войны безымянный рассказчик столкнулся на пустынной дороге со всадником на белом коне — и, как он с тех пор полагал, убил его. Через много лет, уже перебравшись в Париж, герой узнает о существовании английского прозаика Александра Вольфа, опубликовавшего рассказ, в котором описано то самое происшествие — правда, с другой стороны.
Эмигрантская литература — не самое очевидное поле для поиска образцовых детективов, но, может статься, роман Газданова — лучшее из написанного в этом жанре по-русски. Пожалуй, метафорика книги — заглавный «призрак», Вольф-волк и сопутствующий комплекс оборотнических мотивов — выглядит чересчур навязчивой для истории о перемене участи и расколотой идентичности. Однако изящный слог и мастерское нагнетание саспенса (с которым в русской литературе, за редкими исключениями, дела обстоят неважно) с лихвой перекрывают некоторую прямолинейность символического плана. Ну а пронзительная экзистенциальная нота — не столько тоска по родине, сколько ощущение безнадежной заброшенности в мир — сообщает детективному жанру трагическую ноту. Что до кровавой развязки, то она, как считают современные исследователи, означает освобождение от созависимых отношений, в которых долгие годы пребывали рассказчик и Вольф, недоубийца и недомертвец. Так «Призрак…» оказывается еще и вполне актуальным терапевтическим детективом.
Авангардный детектив
Ален Роб-Грийе «Ластики» («Les Gommes», 1953)
Перевод Нины Кулиш
Издательство «Симпозиум», 2001
Фото: Les editions de minuit
Фото: Les editions de minuit
Кто-то пытался убить некоего Даниэля Дюпона — как будто по политическим причинам. Загвоздка в том, что тела нет, а следователь, которому надо разобраться в запутанном деле, чем-то напоминает подосланного к Дюпону киллера.
В предисловии к сборнику «За новый роман» Ален Роб-Грийе сетовал на то, что его второй роман, «Ластики», был встречен гробовым молчанием. Прошло 70 лет, и эта книга считается одним из первых текстов, написанных в традиции того самого «нового романа» — литературной школы, которая пыталась порвать с повествовательными конвенциями XIX века. Роб-Грийе переносит акцент с персонажей на окружающие их вещи (расстановке предметов в пространстве тут уделено куда больше внимания, чем эмоциям и переживаниям героев), показывает миражность классического саспенса и фактически выворачивает жанр наизнанку: детектив перестает функционировать, традиционное повествование дает непоправимый сбой. Развитие этих идей — и даже действенные способы вывести романную форму из кризиса — можно обнаружить в последовавших за «Ластиками» произведениях Роб-Грийе, тоже мимикрирующих под детективы: «Соглядатае», «Ревности», а также в фильме Алена Рене «В прошлом году в Мариенбаде», к которому писатель сочинил сценарий.
Семейный детектив
Патриция Хайсмит «Глубокие воды» («Deep Water», 1957)
Перевод Александра Александрова
Издательство «Азбука», 2022
Фото: Harper & Brothers
Фото: Harper & Brothers
Вик ван Аллен и его жена Мелинда уже много лет живут в формальном браке. У них есть договоренность: она может заводить любовников, если не будет вести себя слишком вызывающе. А Вик оставляет за собой право измываться над ее ухажерами — например, допоздна засиживаться в гостиной за книгой, мешая им уединиться. Однажды, дразня очередного спутника жены, Вик то ли в шутку, то ли всерьез берет на себя ответственность за нераскрытое убийство одного из предыдущих возлюбленных Мелинды.
Патриция Хайсмит известна циклом про гениального авантюриста Тома Рипли и многочисленными саспенс-романами, которые составили ей славу большой писательницы — безо всяких жанровых скидок. «Глубокие воды» — одна из ее ранних удач, которая долгое время была заслонена более популярными детективами и триллерами Хайсмит. В 2014 году внимание к роману привлекла автор «Исчезнувшей» Гиллиан Флинн, когда выбрала его для своего книжного клуба (при чтении «Вод» действительно становится понятно, сколь многим Флинн обязана своей великой предшественнице). Главная интрига книги — не в том, убийца ли Вик, а в том, что держит их вместе с Мелиндой, что вообще лежит в основе всякого брака. В этом смысле Хайсмит ставит вопрос так же прямо, как Толстой, что несколько комически усугубляется синтаксисом русского перевода, напоминающим о периодах «Анны Карениной». Впрочем, стоит признать, что последняя экранизация романа, снятая Эдрианом Лайном, дает куда более радикальные ответы, чем роман Хайсмит. То, что в оригинале описано как дисфункция, замешанная на взаимном разочаровании и приводящая к мрачному финалу, приобретает в фильме черты болезненной гармонии. Это делает историю Вика и Мелинды еще печальнее, еще глубже.
Документальный детектив
Трумен Капоте «Хладнокровное убийство» («In Cold Blood», 1966)
Перевод Марии Гальпериной
Издательство «Азбука», 2021
Фото: Hamish Hamilton
Фото: Hamish Hamilton
В 1959 году канзасский город Холкомб потрясла трагедия: кто-то жестоко расправился с одним из лидеров местной общины, его женой и двумя детьми. Через полтора месяца убийц нашли в Лас-Вегасе. О преступлении написала The New York Times, и про эту леденящую кровь историю заговорила вся страна. Тогда на нее обратил внимание Трумен Капоте, который по заказу журнала The New Yorker отправился в Канзас — и провалился в это дело на семь лет.
Автор «Завтрака для Тиффани» собрал примерно 8000 страниц материала, опросив всех, до кого смог дотянуться, включая приговоренных к смертной казни убийц. «Хладнокровное убийство» — одна из главных книг американской литературы 1960-x, благодаря которой в область высокой словесности на полных правах вошла журналистика. Ну, или наоборот: «Хладнокровное убийство» — пример того, как скрупулезный репортерский текст приобретает свойства серьезного психологического романа, предполагающего глубокое погружение в мотивацию действующих лиц. Впрочем, основательный подход к делу не уберег писателя от обвинений в манипулировании фактами, придумывании сцен и, в целом, «присвоении» чужой трагедии. Как бы то ни было, Капоте стал автором первого литературного true crime и проложил дорогу представителям «новой журналистики» вроде Тома Вулфа и Джоан Дидион, не столько балансирующих на границе между репортажем и прозой, сколько демонстративно ее игнорирующих. И конечно, без «Убийства» с его обилием тревожащих, навсегда врезающихся в память жутких деталей, невозможно представить себе бум документальных сериалов про убийства и маньяков на стримингах.
Конспирологический детектив
Томас Пинчон «Выкрикивается лот 49» («The Crying Of Lot 49», 1966)
Перевод Николая Махлаюка и Сергея Слободянюка
Издательство «Иностранка», «Азбука-Аттикус», 2022
Фото: J. B. Lippincott & Co.
Фото: J. B. Lippincott & Co.
Став распорядительницей внушительного состояния своего бывшего возлюбленного, калифорнийка Эдипа Маас обнаруживает следы заговора национального масштаба. Выясняется, что в США на протяжении нескольких столетий идет закулисная и крайне ожесточенная борьба между двумя почтовыми службами — «Турн-и-Таксис» и загадочного «Тристеро».
«Лот» — второй роман Томаса Пинчона и, возможно, идеальный текст для того, чтобы примериться к темам и приемам одного из самых значительных писателей XX века. А еще — роман, стоящий у истоков конспирологической беллетристики в ее современном изводе: без этой книги немыслимы ни «Маятник Фуко» Умберто Эко, ни библиография Дэна Брауна. Магистральный сюжет в «Лоте» довольно условен. Пинчон охотно отвлекается на побочные линии, предоставляя «экранное время» второстепенным персонажам и их причудливым историям (о мафии, продающей кости американских военных; о пьесе времен Французской революции под названием «Трагедия курьера»; ну и, конечно, о почте), которые, как выяснится на очередном витке повествования, имеют самое непосредственное отношение к Эдипе и доставшимся ей деньгами. Детектив, по Пинчону,— литературный жанр, весь построенный на зловещих совпадениях и многообещающих недомолвках. А конспирология (то есть смутная надежда на существование пресловутой «большой схемы вещей») — та оптика, благодаря которой многочисленные перебои в реальности можно засечь и привести в систему. Надо только, как Эдипа, настроить свой растревоженный ум на правильную частоту.
Абсурдистский детектив
Флэнн О’Брайен «Третий полицейский» («The Third Policeman», 1967)
Перевод Елены Суриц
Издательство «Текст», 2013
Фото: MacGibbon & Kee
Фото: MacGibbon & Kee
Безымянный рассказчик-сирота — фанатичный читатель и исследователь вымышленного философа де Селби, среди прочего излагавшего теорию о том, что Земля имеет форму сосиски. Мечтая опубликовать комментарии к трудам ученого, герой убивает лопатой старика Филиппа Мэттерса в надежде завладеть его деньгами. Это преступление запускает череду странных встреч с полицейскими, призраками и даже собственной совестью по имени Джо.
Флэнн О’Брайен — одна из крупнейших фигур ирландской литературы XX века. И хотя Джеймс Джойс и Сэмюэл Беккет быстро оценили значение его прозы, «Полицейский», написанный еще в конце 1930-х, не мог найти издателя 25 лет и был опубликован только после смерти автора — разумеется, уже в статусе потаенного шедевра. Российскому читателю роман О’Брайена может напомнить прозаические эксперименты обэриутов. С одной стороны, абсолютно рациональная жанровая канва: в данном случае история убийцы, который пытается уйти от ответственности. С другой — яркий сказ, внезапные повествовательные переходы, мрачный юмор и ощущение близости к тайне устройства мира, которая вот-вот была бы раскрыта, если бы в последний момент автор снова не перевел серьезный разговор в абсурдистский регистр.
Метамодернистский детектив
Пол Остер «Нью-йоркская трилогия» («The New York Trilogy», 1987)
Перевод Александра Ливерганта и Сергея Таска
Издательство «Эксмо», 2022
Фото: Faber & Faber
Фото: Faber & Faber
Первая история: замкнутый автор детективных романов Дэниэл Квинн по воле случая сам становится детективом. Вторая: сыщик Синий следит за Черным по заказу Белого, все глубже погружаясь в жизнь своего объекта. Третья: писатель-неудачник садится писать биографию своего приятеля — чрезвычайно одаренного автора, который бесследно пропал,— и постепенно занимает его место.
С выхода «Трилогии» прошло почти 40 лет, и за это время темы главной книги Остера — мерцание между вымыслом и реальностью, автором и персонажем, наблюдателем и тем, за кем наблюдают,— стали общим местом постмодернистской литературы. Да и сама ниша популяризатора французской философии — скорее выдуманная критиками, чем добровольно занятая писателем,— уже не кажется такой привлекательной. Но «Трилогия» — не просто идеи Барта и Деррида, принявшие оболочку развлекательного городского детектива. Остер рассказывал, что источником вдохновения для первой части книги послужил загадочный телефонный звонок (абонент хотел связаться с детективным агентством «Пинкертон») — стандартный зачин, например, для нуара. И писатель просто решил быть верным жанру, попутно обнажив его конвенции. Эта удивительная преданность литературе вкупе с душераздирающими автобиографическими деталями (Остер признавался, что так бы и остался Квинном, если бы не встреча с будущей женой, Сири) делает писателя предтечей метамодернистов с их установкой на искренность и завороженностью искусственностью прозы. Остер обнаружил, что детектив — при всей его строгости и некоторой даже механистичности — тоже может быть идеальной формой исповеди.
Романтический детектив
Джулиан Барнс «Как все было» («Talking It Over», 1991)
Перевод Инны Бернштейн
Издательство «Азбука», 2020
Фото: Jonathan Cape
Фото: Jonathan Cape
Скромный банковский клерк Стюарт и заносчивый учитель английского Оливер совсем непохожи, но дружат с колледжа. Когда Стюарт женился на реставраторше Джиллиан, Оливер понял, что тоже влюблен, и разработал план, чтобы ее отбить.
«Как все было» — это три параллельных монолога главных героев, каждый из которых настаивает на своей версии случившегося. Приключения истины в прошлом и в наше время — примерно так в максимально лапидарной форме можно сформулировать основную тему романов и рассказов Джулиана Барнса. Оттого многие его книги (от «Попугая Флобера» и «Дикобраза» до «Предчувствия конца» и «Одной истории») читаются как детективы: их протагонисты собирают улики, чтобы докопаться до правды или, наоборот, заболтать ее на глазах у читателя. В «Как все было» такой фигуры нет, точнее, она вынесена за пределы текста. Сыщиком, который должен сопоставить свидетельские показания рассказчиков и установить, что же произошло между ними на самом деле, становится читатель. Это придает романтической комедии, полной меланхоличных мудростей об отношениях полов, какую-то особенную убедительность. В конце концов, не так ли и мы изо всех сил стремимся выглядеть хорошими в глазах посторонних людей, как бы предупреждая возможные обвинения?
Университетский детектив
Донна Тартт «Тайная история» («The Secret History», 1992)
Перевод Дениса Бородкина и Натальи Ленцман
Издательство «Corpus», 2014
Фото: Alfred A. Knopf
Фото: Alfred A. Knopf
Выходец из небогатой семьи Ричард Пейпен поступает в элитный вермонтский колледж Хэмпден. Он изо всех сил хочет попасть на курс древнегреческого, который ведет Джулиан Морроу,— харизматик, в чьей группе всегда не больше пяти студентов. Ричард все же становится шестым и, сблизившись с остальными учениками, вскоре оказывается повязан с ними мрачной тайной.
«Тайная история» — дебют Донны Тартт, который она опубликовала в 28 лет. Хэмпден напоминает колледж Беннингтон, где писательница училась вместе с Бретом Истоном Эллисом; ему же и посвящен роман. Но «Тайная история» — название взято у византийского историка Прокопия Кесарийского — куда амбициознее слегка замаскированных мемуаров, даром что написаны они от первого (хоть и мужского) лица. Тартт удалось вывести уникальный гибрид кампусного романа (жанр, мастером которого был автор «Профессора Криминале» Малькольм Брэдбери), готической прозы, романа воспитания и детектива. Во многом это получилось благодаря крайне выигрышному сеттингу: колледж, где классовые противоречия одновременно снимаются и обостряются до предела,— очень удобное пространство для инициации любого рода. Свою роль сыграл и избранный героями предмет: античность в системе романа — это не только красота и гармония тела и мысли, но и великий соблазн. Примеряя на себя образы далекой эпохи и романтизируя дионисийство, герои утрачивают чувствительность к не без причины табуированным вещам — например, убийству.
Исторический детектив
Александр Терехов «Каменный мост» (2009)
Фото: АСТ
Фото: АСТ
3 июня 1943 года на Большом Каменном мосту произошла трагедия. 15-летний сын наркома авиационной промышленности Владимир Шахурин застрелил свою сверстницу, дочь советского дипломата Нину Уманскую, а потом покончил с собой. Спустя 60 лет отставной сотрудник ФСБ начинает собственное расследование, реконструируя не только события, который привели к гибели подростков, но и устройство психики советской элиты 1930–1940-х.
У «Каменного моста» двоякая репутация. Вроде бы это один из главных русских романов XXI века: вторая премия «Большой книги» в 2009 году, попадание в главные топы по итогам десятилетия, в конце концов, успешная экранизация. При этом читателей до сих пор сбивает с толку протагонист, чей бесцеремонный голос нетрудно принять за авторский, и противоречие между модернистским слогом и бульварным сюжетом о порочных нравах красной аристократии, завороженной и смертельно напуганной Сталиным (в книге его чаще называют Императором). Впрочем, думается, что мощнейшее впечатление, которое оставляет после себя эта длинная неприятная книга, можно объяснить иначе. Герой-рассказчик добросовестно пытается разобраться в случившемся: получает доступ к архивам, опрашивает родственников кремлевских вождей, многое домысливает сам. И, накопив чудовищный массив информации, в конце книги обнаруживает себя примерно в той же точке, что и в начале. Чем-то концовка романа напоминает катарсис «Зодиака» Дэвида Финчера — еще одного замечательного произведения о принципиальной непостижимости прошлого. Терехов показывает, как тщательно история оберегает свои секреты, насколько она на самом деле враждебна к посетителям. Онтологический пессимизм автора задает уникальную перспективу как для жанра детектива (представьте себе, чтобы Пуаро или Харри Холе в финале просто развели руками: бывает), так и для современной российской прозы, одержимой поисками утраченного времени.
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram