Итальянская драма «Дети спящего великана» Лоренцо Паллотты удачно притворяется неигровой, но потом ее пожирает тьма то ли волшебной сказки, то ли жестокой притчи. Тем не менее автор уверенно называет свою работу документальной, и это один из самых интересных фильмов нынешнего фестиваля документального кино Doker.
Фото: Limbo Film
Фото: Limbo Film
Итальянский регион Абруццо, горы, леса, безысходная серая зима — время от Рождества до Пасхи. В деревне, состоящей, кажется, не из домов, а из стен и развалин, живет десяток семей, в основном старики, среди них — местный патриарх, вросший в свою каморку и изрекающий прописные истины. Из молодых — два брата, старшему, Симоне, вот-вот исполнится 18, младший, Маттиа, еще ребенок. Работы нет, молодым тут заняться нечем, «разве что вором стать». В свободное время Симоне гоняет по грязи на грузовом мотороллере, представляя, что это гоночный автомобиль. Болтается с братом по лесу, подглядывает за местным отшельником, безумцем Филиппо, разговаривающим с животными. С этого года Симоне будет отвечать за мрачноватые городские праздники: под Новый год ему предстоит соорудить чучело, которое сожгут в ночи, чтобы наступающий год был добрым. К Пасхе он должен будет найти жертвенного агнца, заколоть его, а потом взойти с крестом на местную Голгофу.
По-итальянски фильм называется «Sacro moderno», то есть «Современная святость». Международное название — «Дети спящего великана» с уточнением: «Спящий великан — идиома, обозначает страну, которая в данный момент не является сильной и влиятельной, но обладает большим потенциалом стать таковой». Эти два названия дополняют и перекрикивают друг друга: итальянское объясняет, чем заняты современные юродивые, пастыри, отшельники, и рассказывает, как новое поколение подхватывает крест, падающий из рук стариков. Международное название умиленно отворачивается: все это лишь детские игры, пусть ребятишки резвятся, пока великан не проснулся.
Фото: Limbo Film
Фото: Limbo Film
Фото: Limbo Film
Фото: Limbo Film
Фото: Limbo Film
Фото: Limbo Film
Критики сравнивали медленную поступь фильма с реализмом «Розетты» братьев Дарденн и магией «Счастливого Лазаря» Аличе Рорвакер, но здесь есть и хитроумная невинность «Четырех раз» Микеланджело Фраммартино, и полное подчинение пейзажу, как у какого-нибудь Малика или Рейгадаса. Начавшись как социальное высказывание (деревня умирает, молодежь хотелось бы тут задержать, заинтересовать), «Дети спящего великана» уходят в рассказ о повседневности, потом блуждают по территории магического реализма и теряются в буреломе религиозной притчи о святости, соблюдении заповедей и власти язычества.
Тридцатилетний режиссер Лоренцо Паллотта, родившийся в почти таком же небольшом городке, говорит, что главной задачей его дебютного полного метра было показать, как герои по-разному дистанцируются от иерархической системы, сложившейся в деревне, от «тихого насилия», которое проникает повсюду. Симоне существует на виду у всей деревни, чувствует свою ответственность за нее, становится хранителем традиций. Филиппо отказывается иметь дело с людьми: люди заняты дурацкими ритуалами, они не слушают, только оценивают друг друга. Правда, его и овцы не слушают: он читает им Евангелие от Матфея, и, когда добирается до строчки «Итак, не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем», овцы по одной уходят, как будто не веря словам пастыря.
Вся эта история о завтрашнем дне обращена в прошлое: деревня Интермесоль существует, по некоторым сведениям, еще со времен Римской империи. Паллотта снимает деревенские праздники как шествия слепых в тумане, а на открывающих титрах дает хорал на слова Пьера Паоло Пазолини о бедном и грешном мире, который торгует виной и презрением: «Я же виновнее всех, я жажду грехов и лишений».
В коротком метре Паллотты «Ossa» (2018) замкнутый, неуверенный в себе подросток тоже сбегал от мира — пытался раствориться в пейзаже. У последних жителей деревни в «Детях спящего великана» проблема совершенно другая: они пытаются в пейзаже укорениться, остаться, стать верстовым столбом, крестом, сделать себя целым миром. Социальное и религиозное высказывание превращается в портрет местности, обладающей разумом и требующей жертв. Паллотта, по его словам, снимал «намеренно магическую вселенную, границу между мрачной волшебной сказкой и драмой взросления».
Все актеры — жители той самой умирающей деревни, все ритуалы действительно должны быть соблюдены. Деревья, стены, шествия, овцы, люди — все они играют сами себя, принципиально не замечая, что на них направлена камера. В финале от заявленной документальности, как и от социальности, как и от драмы взросления, не остается даже пепла. Что остается? Пафос притчи, неубедительные безумства античной трагедии, безжалостность настоящих страшных сказок. Пейзаж, не нуждающийся в человеке.
Кинотеатр «Каро 11 Октябрь», 20 августа, 20.20
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram