Платья непрямого действия
Путеводитель по сюрреалистическим мирам Эльзы Скьяпарелли
В Парижском Musee des Arts decoratifs проходит выставка «Shocking! Сюрреалистические миры Эльзы Скьяпарелли». Выставка сделана с большим размахом и действительно показывает все те «миры», в которых Скьяпарелли формировалась как кутюрье и как человек, которого ее главная конкурентка Коко Шанель называла «художник, шьющий одежду».
Фото: Les Arts Decoratifs / Christophe Delliere
Скьяпарелли и Шанель
В этой полной сарказма фразе Габриэль Шанель слышится ревность к главной сопернице на сцене парижской моды 1930-х. Связана она отнюдь не только с соперничеством в моде. Обе дамы-кутюрье были близки к художественной богеме. Шанель и Скьяпарелли дружили с одними и теми же ее представителями, например с Кокто и Дали. Этого самого по себе было бы достаточно для ревности, но была и более важная вещь: Шанель не использовала их рисунки для своих платьев, а вот Скьяпарелли — да. Именно ее амбиции на «художественность» в моде и раздражали Шанель.
В связи с этим существует клише: Chanel якобы воплощала рафинированную простоту и французский шик, а Schiaparelli — буйную фантазию и яркую декоративность. Но это не соответствует действительности. Вещи Chanel 1930-х годов были вполне декоративны, а вещи Schiaparelli отличалась подчеркнутой ясностью и простотой. Ее линии просты и благородны, ее силуэт, будь то плоский, прямой и вытянутый в ранних 1930-х или с жесткой расширенной линией плеч и драпированными юбками поздних 1930-х, всегда отличался чрезвычайной четкостью. Модные критики отмечали ее чувство цвета и «талант к простоте», а журнал Vogue в 1930 году пишет, что ее одежда необычна, элегантна, практична и на ней «нет клейма эксцентричности».
Принципиальное отличие Скьяпарелли от Шанель в том, что она пыталась использовать в своей дизайнерской практике метод сюрреалистов, механизм воздействия их арт-объектов.
Скьяпарелли и сюрреализм
Контекст на выставке собран точно и богато — от фотографий Мана Рея и рисунков Дали и Кокто до живописи Леонор Фини (которая, кстати, сделала много дизайнерских работ для Скьяпарелли, например флакон ее знаменитых духов Shocking по мотивам торса Мэй Уэст — он, этот флакон, потом станет прообразом парфюмерных флаконов-торсов Жана Поля Готье).
Но помимо рисунков есть, например, объект Дали «Veston aphrodisiaque» — пиджак, увешанный стаканами. Его соседство с платьями Скьяпарелли хорошо показывает разницу между сюрреалистским арт-объектом и сюрреалистской одеждой и то, что сама Скьяпарелли эту разницу прекрасно понимала. Она думала о платьях прежде всего как о том, что носят женщины. Ее метод ясно демонстрирует знаменитое «платье с омаром».
Это простого силуэта платье, и омар на подоле с рисунка Дали вовсе не выглядит натуралистично или провокационно. Провокацию создает актуальный художественный контекст. На выставке рядом с платьем висит «Минотавр» того же Дали, где омар (куда более, кстати, натуралистичный) вылезает из живота самки минотавра. Трактовку сюрреалистической интерпретации платья дает в каталоге выставки Жан-Луи Гельмен, исследователь дизайна и декоративных искусств: омар расположен на подоле так, будто появляется из живота женщины. (И надевшая это платье для съемки в Vogue Уоллис Симпсон, будущая герцогиня Виндзорская, не могла не понимать этого пугающего и эротического подтекста.) Так Скьяпарелли переводит язык сюрреалистического искусства на язык сюрреалистической моды, так работает ее собственный сюрреализм: строгая простота силуэта — острота, неожиданность и глубина ассоциаций, вызванных деталями.
Скьяпарелли и история культуры
Скьяпарелли — и в этом еще одно ее отличие от Шанель — была очень неплохо образованна, а для женщины, чья молодость пришлась на 1920-е, так и вообще отлично. Она — опять же в отличие от Шанель — происходила из хорошей семьи, ее отец был ученым, изучал санскритские манускрипты, преподавал в Римском университете, в котором Скьяпарелли потом училась, и работал в библиотеке палаццо Корсини. Детство и юность, проведенные буквально среди книг и римских музеев, университетское образование, путешествия по миру в самом молодом возрасте — Скьяпарелли чувствовала себя свободно внутри мировой культуры. Когда она начнет делать моду, в этой моде не будет путешествий по странам и континентам — индийских, китайских, египетских мотивов. Но, глядя на ее украшения, на фурнитуру ее нарядов, особенно на пуговицы, которым на выставке посвящен отдельный стенд, видишь все то время, что она провела в музеях Капитолия и в этрусском музее виллы Джулия, а также в разговорах со своим дядей, известным египтологом и директором туринского Египетского музея.
Так же свободно она использует остальную историю культуры — пасторали XVIII века, ампир, барочные trompe-l’oeil, ориентализм ее наставника Поля Пуаре и, наконец, сюрреалистов. Никогда прямо, в лоб, в виде готовых цитат — но всегда переработанно, как часть большого контекста, который был ей родным, в котором она родилась и выросла. Все это создает ей совершенное особое место среди других, прошлых и нынешних дизайнеров, всегда занимавших у искусства образы и идеи.
Скьяпарелли и ее влияние
Сегодня, когда о сюрреализме в моде опять громко заговорили, все выглядит так, будто бы между Эльзой Скьяпарелли и сегодняшними фэшн-сюрреалистами пролегает пустыня. Это, конечно, не так, и создатели выставки «Shocking! Les mondes surrealistes d’Elsa Schiaparelli» это отлично продемонстрировали. Они показывают отдельные мотивы, которые она повторяла раз за разом, которые стали узнаваемыми и потом использовались многими. Например, так любимые ею бабочки, которых Скьяпарелли использовала во вполне архетипическом смысле, появляются в коллекции AH-1991 у Аззедина Алайи, причем не вообще бабочки, а именно те самые.
Но еще интереснее то, как влиял сам принцип ее работы — например, Жан Поль Готье пытался использовать те самые сюрреалистические механизмы, которыми владела Скьяпарелли,— когда кружево появляется не только как декоративный элемент и не как отсылка исключительно к будуару, но как красивая поверхность, скрывающая под собой нечто странное, неожиданное или пугающее. И конечно, рядом с ее «ампирными» платьями вполне можно было бы выставлять «ампирные» платья Александра Маккуина, чего кураторы выставки не делают, но тонкая и очень виртуозная игра со стилями, свободное владение историческим костюмом — это то, что было у них обоих, что их сближает.
Скьяпарелли и нынешняя Schiaparelli
На выставке много работ нынешнего художественного директора Schiaparelli Даниэля Розбери, вплоть до его самой последней кутюрной коллекции, дефиле которой прошло буквально накануне открытия. Их соединение в одном пространстве показывает, насколько далеки современные вещи Schiaparelli от того, что было сюрреализмом самой Скьяпарелли. Если у Скьяпарелли по одному рукаву пиджака спадают вышитые золотые волосы намеченной в профиль головы с рисунка Кокто, то у Розбери — рельефно, недвусмысленно вышитые по всей спине черного кейпа толстые золотые пряди, призванные, видимо, продолжать голову модели, в нем выходящей. Если у нее изящная аппликация из розовых роз на спине пальто с рисунка того же Кокто, то у него — огромные рукава из жирных роз. Там, где она открывает дорогу самым разным ассоциациям, он не оставляет никакого простора для фантазии, стремясь к буквалистскому воплощению всего: если розы, то огромные и золотые, если облака, то белые и тоже огромные. Розбери все предпочитает делать полноразмерным, 3D и желательно в золоте, но вместо сюрреалистической глубины получается исключительно эксцентричность и декоративность. В логике нынешней Schiaparelli омар должен был быть представлен в виде золотой скульптуры и вылезать из тела модели.
Скьяпарелли и современная мода
Все это, конечно, оживляет вечный разговор на тему «Мода — это искусство или нет?» Итальянский философ Эмануэле Кочча говорит: «Мода — самая активная в текущий момент философская лаборатория». Именно эту мысль он проводил в своем только что состоявшемся в Гарварде четырехмесячном курсе под названием «Эго в вещах: мода как моральная лаборатория». Он прямо говорит, что мода — «место, где все искусства смешиваются и объединяются, чтобы преобразовывать наши тела, личности и жизни». С таким подходом мода, безусловно, работает как искусство — но, конечно, не всякая мода, а только мода новой волны.
Если говорить о сюрреализме как о способе с помощью метафор и образов постигнуть окружающий мир, то в этом смысле, конечно, настоящим сюрреалистом является Демна Гвасалия с его людьми, одетыми в черное с ног до макушки или вышагивающими по воде в костюме скуба-дайвера, да даже и просто выходящими в махровом халате на подиум. Или модели Алессандро Микеле, дефилирующие с восковыми копиями собственных голов в руках или в нарядах, напоминающих смирительные рубашки. Они — современные сюрреалисты, а вовсе не Розбери с его золотыми скульптурами, приделанными к платьям, или Джонатан Андерсон с его скейтбордами, вмонтированными в свитшоты.
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram