"Хлеб и розы" (Bread and Roses, 2000 ***), фильм живого классика, столпа английского кинематографа Кена Лоуча, посвящен классовой борьбе и роли профсоюзов в повышении сознательности пролетариата. Звучит страшновато, но тем не менее не стоит фильм игнорировать. Социальный реализм — визитная карточка британского кино. Расцвел он в 1980-х годах, в эпоху либеральных реформ Маргарет Тэтчер, которую режиссеры искренне ненавидели. Телевизионные деньги дали возможность отлить ненависть в безупречную экранную форму. Европейское кино в целом игнорировало "униженных и оскорбленных": англичане явочным порядком монополизировали их бытописание, это было необычно, это давало возможность жюри фестивалей, присуждавших один за другим призы Стивену Фрирзу, Майку Ли или Кену Лоучу, откорректировать свой гламурный имидж и предстать в благородном виде борцов за народное счастье. Но даже на фоне работ других режиссеров фильмы Лоуча были чем-то особенным. Драмы о загнанных в тупик работягах, вынужденных идти на преступления, которые Лоуч безусловно оправдывал, отличались удивительной для реалистического кино монументальностью, почти античными мотивами судьбы. Пафос фильмов Кена Лоуча усиливало то, что он был убежденным троцкистом. Периодически он выбирался из родных трущоб и совершал экскурсы в "горячие точки" — былых времен или актуальные. "Земля и свобода" (Land and Freedom, 1995), памятник троцкистам, оказавшимся во время гражданской войны в Испании единственными борцами против двух зол, фашизма и сталинизма, одновременно производил настолько мощное впечатление, что в Канне в конце просмотра зал подхватывал звучащий с экрана "Интернационал". Но в 1990-х годах британский реализм в работах его эпигонов измельчал, а ветераны расслабились, впали в сентиментальность. "Хлеб и розы" — пример такой усталой, сентиментальной революционности. Майа — нелегальная иммигрантка из Мексики. Побывав на панели, испытав уйму унижений, она поймала свою "синюю птицу": попала в Лос-Анджелес и устроилась ночной уборщицей в офис крупной компании. Нелегалам и там совсем не сладко, но они дорожат своим жалким везением. Но тут появляется возмутитель спокойствия, адвокат Сэм, который подбивает женщин на борьбу за свои права. Удача Лоуча — выбор Эдриэна Броуди на роль Сэма. Он совсем не похож на догматика: мальчишка, озорник, для него агитация под носом у злобной охраны — веселое приключение. Естественно, у него завязывается роман с Розой. Ее товарки не сразу, но решаются на забастовку. Но счастья как не было, так и нет. Одна из девушек уволена, а она студентка, ей надо оплачивать учебу. Майа идет ради нее на кражу и отправляется обратно в Мексику под полицейским конвоем. Можно предположить, что, сними Лоуч такой фильм лет на десять раньше, финал не обошелся бы без одного-двух трупов. Можно предположить также, что, родись Валерий Рожнов не в России, а в Англии, его "Ночной продавец" (2005 ****) тоже был бы драмой о тяжкой доле студента, вынужденного подрабатывать продавцом в ночном лабазе, принадлежащем откровенно бандитской роже. К счастью, Рожнов снимал свой дебют на петербургской студии СТВ: фильм получился неуловимо французским по интонации, отдаленно напоминающим черную комедию Бертрана Блие "Холодные закуски" (Buffet froid, 1980). Сам по себе ночной магазин — достаточно сюрреалистический объект. Тем более если по улицам бродит потрошитель, активизирующийся в дождь. А все персонажи, от владельца магазина до последнего алкаша, вымаливающего бутылку водки, ведут себя по меньшей мере странно. Слова из песни Шнура "никого не жалко, никого", определявшие пафос другого громкого дебюта СТВ, "Бумера", звучат и в "Ночном продавце". Песня сопровождает явление выжившего героя фильма Петра Буслова, заскочившего за выпивкой, но звучит здесь не с болью и отчаянием, а с мрачным азартом. Это констатация факта: внешне отмороженный, бесстрастный студент в финале, кажется, готов орудовать топором и битой. Каждый следующий эпизод, каждая попытка сначала спастись от маньяка, а потом самому не быть обвиненным в его преступлениях загоняет его в новые и новые ловушки. Безумен мент Андрея Краско в идиотской шляпке, с пронзительным взглядом маньяка, некогда спасенный от смерти свиньей. Безумна жена хозяина магазина, неожиданно сыгранная Ингеборгой Дапкунайте, потасканная стерва-нимфоманка, которая трахает все, что движется, а оказавшись прикованной наручниками к трупу маньяка, ни на секунду не теряет ни кокетливости, ни капризности, ни безжалостной эгоистичности. Но упоительнее всех в своем безумии маньяк-эстет Виктора Сухорукова, о котором, пожалуй, можно говорить как о великом актере. "Безумны все" — мораль не новая, но Валерий Рожнов сумел выразить ее лаконично и небанально.
