Попробуйте представить, что вам необходимо "загримировать" вашу нынешнюю квартиру под самые дремучие брежневские времена. Что будете делать — придется ли выворачивать пол с подогревом, или достаточно будет календарь со стенки снять? Героиня романа Ольги Славниковой "Бессмертный" обошлась минимальными средствами. Не очень счастливая в семейной жизни телевизионщица Марина достала старенький телевизор "Горизонт", выписала газету "Правда" и повесила на стену портрет Брежнева. И даже почти ничего не пришлось прикрывать газетками. Квартира застыла в 1970-х. Писательница Ольга Славникова назвала это "консервировать впрок субстанцию времени". Дотошная Марина еще смонтировала у себя на телестудии ролики с "вечными" брежневскими новостями. Затеяла она все это ради своего отчима, ветерана войны Алексея Афанасьевича, вот уже четырнадцать лет лежащего в параличе и не ведающего о перестройке, ускорении и гласности. У ветерана оказалось сильное сердце, по Славниковой — "багровый крупный корнеплод, для которого парализованное тело стало чем-то вроде грядки, оплетенной синими набухшими корнями". Марина старалась не зря: действительность могла бы добить и самого крепкого. Жалея отчима, героиня жалеет и себя, не представляя свою жизнь без отчимовой пенсии. Мать Марины Нина Александровна все эти годы безропотно ухаживает за мужем, без конца чистит его габардиновый костюм, а заодно смахивает пыль с Брежнева.
Обе женщины, конечно, делают вылазки в реальный мир: Марина участвует в предвыборной кампании какого-то подозрительного кандидата в депутаты, а Нина Александровна во время походов на рынок боязливо приценивается к новой и почему-то никак не доступной жизни. Только чем дальше, тем непонятнее становится, где, в квартире или на улице, видимость, а где реальность. Мертвечину в романе чуешь, но откуда запашок — непонятно. Славникова называет это... нет, на бесконечно извилистые цитаты места не хватит.
С этой фирменной славниковской фразой сатирического романа не получится, хотя многие писатели наверняка не устояли бы перед соблазном заставить ветерана подняться со своей трофейной кровати и вместе с другими пенсионерами пойти маршем протеста к министру Зурабову. Но Славниковой чужды как сарказм Войновича, так и ностальгия немецкого фильма "Гуд бай, Ленин", где сходным образом обыгрывается зазор между гэдээровскими и фээргэшными временами. Писательница настаивает на приоритете, но ведь кочующие сюжеты существовали всегда. И сама Славникова в своих Алексее Афанасьевиче и Нине Александровне явно вывела современных "старосветских помещиков", в чем-то монструозных, в чем-то трогательных и "застоявшихся" в своем мирке.
Законсервировать целую эпоху попытались в романе "Половина неба" молодые авторы Линор Горалик и Станислав Львовский. Рекомендуют они себя как "дети семидесятых". Казалось бы, вот кто воспоет олимпийского мишку, вареные джинсы, пепси и Саманту Смит с Катей Лычевой. Про стиляг, Элвиса Пресли на "ребрах", брюки-дудочки и злых дружинников, эти брюки разрезающих, мы уже слышали, слышали, слышали. А что скажут "взрослые дочери и сыновья" тех "молодых людей"? Судя по роману "Половина неба", им есть что сказать, но только друг другу.
Этот диалог сплошь состоит из перечислений — пепси, страх перед атомным взрывом, Калининский проспект, резиновые Микки-Маусы, рижский радиоприемник VEF, смерть Брежнева, смерть Андропова, смерть Черненко, "молодой" Горбачев. В каждой главе возникают все новые черты времени, но в целом получается как-то негусто: никаких открытий, никаких парадоксальных мыслей, только воспоминания и бесконечные эмоции. Да и натяжки есть, а ведь если затеяли "клуб" для тех, кому тридцать, все должно быть точно.
Даже для небольшого романа реалий 1980-х у Линор Горалик и Станислава Львовского не хватило. Тогда главного героя сделали фотографом, разъезжающим по миру. Получилась своеобразная закольцовка: в 1980-е мальчик мечтал об американской жвачке Wrigley`s, а теперь в постылом нью-йоркском аэропорту JFK он томно грезит о "Пионерской зорьке" и о девочке, которой нес портфель. Девочку с портфелем авторы выдали замуж за американского ветеринара. Дети семидесятых из "Половины неба" вообще как-то очень дружно потянулись за океан и даже русский язык подзабыли: в романе целыми страницами изъясняются на английском, а перевода не дают. А ведь многие из нынешних тридцатилетних в школе только французский или немецкий изучали. И как им быть? В общем, нельзя ли попросить другую "половину неба"?
Ольга Славникова. Бессмертный. М.: Вагриус, 2004Линор Горалик, Станислав Львовский. Половина неба. М.: Иностранка, 2005