Вчера в соответствии с новым законом о Счетной палате РФ кандидатура действующего руководителя палаты Сергея Степашина была внесена в Госдуму для утверждения на пост председателя. В интервью обозревателю Ъ НИКОЛАЮ Ъ-ВАРДУЛЮ СЕРГЕЙ СТЕПАШИН рассказал как его ведомство следит за исполнением законов в сфере использования госсредств.
— Вас можно поздравить с десятилетием Счетной палаты?— Да, январь у нас праздничный, 28-го завершаем юбилейные торжества в концертном зале "Россия".
— Но вас лично надо было поздравлять еще 3 декабря, когда вступили в силу поправки, вернувшие вас в узкий круг высших чиновников, к назначению и снятию которых прикладывает руку лично президент.
— Я бы так не стал говорить. Я думаю, не должность определяет право стать членом узкого круга.
— Но ваше право теперь подтверждено законом.— Да, хотя многие обвиняют авторов закона, в их числе и меня, в том, что мы теряем независимость. Но наивно полагать, что если ты подотчетен парламенту, и только ему, то это и есть твоя независимость. Дело не в самом статусе, а в том, что он дает возможность ряд наших серьезных проверок и представлений реализовывать теперь непосредственно через главу государства.
— Как именно вы собираетесь использовать потенциал главы государства?— Сейчас будем проверять монетизацию льгот. Счетная палата изложит свои выводы в записке, которую я передам президенту, он даст поручения. И, естественно, исполнительные власти на эти поручения реагируют моментально. Таким образом, востребованность нашей работы значимо повышается.
— Вы начинаете проверки, как выполняется закон о монетизации льгот, но больше пользы для льготников (да и для власти) было бы, если бы этот закон — возможно, с вашим участием — тщательнее готовили. Вы не находите?
— Мы в июне 2004 года получили поручение Госдумы. В июле было подготовлено наше заключение, где мы согласились с концепцией закона; мы и сейчас с ней согласны, но высказали замечания. В том числе по численности льготников, по тому, сможет ли ряд субъектов (мы назвали 32 субъекта) вытянуть ситуацию. Назвали цифру — 50 млрд руб., которых может не хватить. Многие замечания были учтены. Часть, к сожалению, нет. Вот и получилось то, что получилось. Сейчас нас будет волновать не тема транспорта, она уже решена, а два вопроса: все ли бюджетные средства дошли до дотационных субъектов, смогут ли они выполнить этот закон, и тема лекарств.
— Есть еще такая тема, как армия.— Армия — это отдельное направление. Этим занимается аудитор Пискунов. Президент дал команду на 20% повысить заработную плату всем военнослужащим не с 1 сентября, а с апреля, плюс составлена география (именно география) — где, по всей видимости, придется сохранить льготный проезд для военнослужащих. Одно дело — когда ты служишь в Москве или в Краснодаре. Другое — когда служишь во Владивостоке или на Таймыре, где стоимость билета в центр больше, чем твоя полугодовая заработная плата. Все это будет исправлено. И Счетная палата все эти вопросы будет проверять, такая проверка запланирована на этот год.
— Давайте вернемся на полшага назад. Вы сказали, что при монетизации видели нехватку 50 млрд руб. На самом деле оказалось, что дыра гораздо больше...
— Я объясню. Сыграли два фактора: инфляция и резкое повышение тарифов в начале этого года на ЖКХ, и особенно на транспорт, на электроэнергию и на газ. Вот отсюда и дополнительное финансирование, которое сегодня необходимо.
— И все-таки вы имели возможность предварительно показать болевые точки закона. Наверное, не вы один, во власти шло довольно широкое обсуждение.
— И активное.— И что же получилось? Если по Ленину, Россия оказалась на пороге революционной ситуации. Низы не хотят монетизации. Они, впрочем, никогда не хотят жить так, как им командуют верхи. Революционность в том, что низы побеждают: пенсионеры задавили общественным транспортом часть монетизации. И давление нарастает. Получается, идея закона правильная, все давали предварительные замечания — и наступили на грабли, которые лежали на виду, их никто не подкладывал. Это некомпетентность верхов. Как же так?
— Причин несколько. Одна на поверхности: просто плохо посчитали. Потому что одно дело — когда это на бумаге, а другое — когда это делают конкретные люди в конкретное время. Тут еще новогодние праздники навалились. Второе. Поезд ушел, конечно, но, безусловно, стоило подумать о поэтапности действия закона. Что, собственно, и получилось. Вот сейчас не стали трогать транспортную тему, пошли дальше по другим темам. Так и надо было делать сразу. Не сделали, потому что посчитали, что есть большой финансовый запас прочности, высокая конъюнктура цен на нефть, огромный авторитет главы государства, который возьмет все на себя. Что он и сделал.
А что касается "революционной ситуации", я не думаю, что она революционна, потому что серьезные экономические инъекции сейчас поступят. Вы правы лишь в одном: когда на власть идет серьезное давление через массовые выступления, особенно пожилого, наиболее активного поколения — это опасный синдром. Мы это проходили в 91-93-м годах. И поэтому не премьер-министр, как многие ожидали, не министр финансов, не Зурабов (министр здравоохранения и соцразвития.—Ъ) на первом этапе, а именно Путин взял все на себя, как и после Беслана, и после "Курска".
— Вы думаете, в сложившейся ситуации президент будет принимать резкие, в том числе кадровые решения? Или все останутся при своих, как после Беслана?
— Я с ним эту тему не обсуждал. Но, насколько я знаю президента, он никогда не торопится с кадровой чехардой. Я могу объяснить, почему, как мне кажется. Во-первых, он прекрасно понимает, что скоропалительные отставки положительного результата могут и не дать. Лучше человека заставить исправить ошибку...
— А уже потом уволить?— А потом видно будет. Я думаю, это правильно. Второе. Он сам побывал в ситуации отставника, знает, что это такое. А в-третьих, сегодня еще не та ситуация. Я думаю, кадровая политика должна встраиваться в определенную политическую конфигурацию, мы все это понимаем — с оглядкой на 2008 год.
— Понял. Предлагаю сменить тему. В круг задач, которые решает Счетная палата, входит контроль уплаты налогов крупнейшими плательщиками. Не кажется ли вам, что фискальные органы способны переначислением налогов за ряд прошедших лет (при том, что эти платежи уже неоднократно проверены) довести любую компанию, оказавшуюся под прицелом, до банкротства, а точнее, раз речь идет о платежах в госбюджет, до деприватизации? Дело ЮКОСа показывает, что надежда налогоплательщика на суд как-то не оправдывается, и получается, что фискальные органы независимо от того, хочет этого, например, их куратор Минфин или правительство, превращаются в самостоятельную политическую силу. По-моему, это опасно. Вы это замечаете?
— Что это есть, отрицать сложно. Я думаю, здесь вопрос только один на самом деле — жесткое соответствие требованиям закона. Другого пути нет. За этим мы всегда следили, когда проверяли МНС. Кстати, закрытие офшоров, которые одним давали возможность зарабатывать, для других оказались подсудным делом, сняло, по крайней мере, это искушение. Сегодня эта тема закрыта. И, кстати, в этом одна из заслуг и Счетной палаты.
— Когда ставится задача что-то искоренить — те же офшоры, то с налоговым администрированием все в порядке. С выполнением более тонких требований закона хуже. Например, вокруг появления специальных экономических зон, которые должны стать толчком инноваций, ломали копья пять лет, потому что идеолог налоговой политики замминистра финансов Сергей Шаталов считает любую налоговую льготу "пылесосом", заранее признается, что льготами смогут пользоваться все кому не лень. Это презумпция неэффективности налогового администрирования, разве не так?
— А что в этом удивительного?— Может быть, Счетной палате стоит этим заняться?
— Мы уже этим занимаемся. Знаете, в чем причина? У нас либеральное воззрение на экономику и реализация этого либерального воззрения людьми, которые учились прямо противоположному. Это факт. Нужен новый менеджмент, нужны люди с нормальным экономическим образованием, с экономическими знаниями.
— А я вижу еще одну причину. В исполнительной власти две очень разные группы людей. Есть ваши земляки-либералы. Но есть и другие — в тех же фискальных органах, например...
— Там тоже мои земляки.— Земляки в погонах. Есть силовая группа, и есть относительно либеральная.
— Я бы не стал этого бояться. Важен баланс — это раз. И второе — нужна идеология, именно идеология правительства. Чтобы мы могли договариваться и решать общие проблемы. А фискальным органам важно ставить задачу, они должны понимать, что от них хотят.
— А как ставить задачу, в законе?— В законе. Конечно.
— Давайте перейдем к докладу Счетной палаты об итогах приватизации. Как вы считаете, возможны рецидивы дела ЮКОСа?
— Думаю, да. Но это должно быть исключение из правил. Та же ситуация с Мурманским пароходством, которое взяло в доверительное управление ледокольный флот, не согласовав это с правительством. Или ульяновский "Авиастар". Просто растащили все — лобовое, грубейшее нарушение того законодательства, которое действовало в 90-х годах. Сейчас вопрос решается в Высшем арбитражном суде. Поэтому в нашей аналитической записке речь идет о том, что там, где даже в рамках того путаного-перепутанного законодательства были грубейшие нарушения законов, к ним мы будем возвращаться, но в судебном порядке. А о деприватизации вопрос ставить нельзя, и ставить его мы не будем. Я это говорил на фракции "Родины" и не встретил антагонизма.
Наш "доклад" ценен конкретными предложениями — и по закону о банкротстве, и по закону о недрах, и по деятельности РФФИ; мы предлагаем свои условия и услуги по предприватизационной проверке проведения тендеров, конкурсов, потому что впереди у нас земля, недра, железные дороги, РАО ЕЭС, много чего. И смотрите, с нашим участием совсем по-другому прошла приватизация Магнитки, и сумма другая. До этого 6% ЛУКОЙЛа. Ну по "Славнефти", к сожалению, мы определенную сумму потеряли, но $1,7 млрд все-таки страна получила. Вот для чего был сделан доклад.
— Опыт, осуждаемый в вашем докладе, используется и сейчас. Продажа "Юганскнефтегаза" — чем не залоговый аукцион наоборот? Цель заключалась в том, чтобы вернуть государству недоплаченные ЮКОСом налоги, правильно?
— Правильно.— Пока западные банки были готовы кредитовать "Газпром", была надежда, что это получится. Потом хьюстонский суд их испугал, банки отошли в сторону. Откуда взялись деньги, если они вообще появились? Похоже, от государства. Тогда государство из одного кармана перекладывает деньги в другой и получает "Юганскнефтегаз" на тарелочке с голубой каемочкой. Это и есть залоговый аукцион наоборот.
— Тогда я процитирую президента, а он сказал: если в свое время, в период дикой приватизации, могли столько забрать, почему государство не может вернуть?
— Не пора ли договориться, по каким законам мы живем — по тем, какие принимаем, или по Ветхому завету: око за око, зуб за зуб?
— На самом деле лучше не создавать таких прецедентов, как "Юганскнефтегаз" и как ЮКОС.
— Министр экономического развития Герман Греф сказал, что лучшее, что теперь может сделать государство,— это приватизировать "Роснефть", а потом и "Юганскнефтегаз" реприватизировать.
— Я готов с Германом Оскаровичем пополемизировать. Сейчас заканчиваем проверку "Роснефти", и по ряду показателей она ничем не хуже выглядит, чем моя любимая "Сибнефть". Поэтому пускай поконкурируют.