Событие недели — "Пустоши" (Badlands, 1974) Тэрренса Малика, единственного современного режиссера, соответствующего мифологическому представлению об одиноком непокорном гении, "проклятом режиссере" вроде Орсона Уэллса, отшельнике, который редко нарушает молчание, но снимает только шедевры (30 января, "Культура", 22.45 *****). Действительно, все три фильма, которые снял ныне 70-летний Малик, мальчик с техасской фермы, ставший в университете специалистом по философии Мартина Хайдеггера, "Пустоши", "Дни жатвы" (Days of Heaven, 1978) и "Тонкая красная линия" (The Thin Red Line, 1998),— абсолютные шедевры. Сюжет "Пустошей" основан на нашумевшем в 1950-х годах уголовном деле, кровавой одиссее двух подростков из Южной Дакоты, ставших вроде бы ни с того ни с сего "прирожденными убийцами". Кстати, на "Пустоши", несомненно, оглядывался и Оливер Стоун, когда 20 лет спустя снимал эпопею о своих Микки и Мэлори. Отец, художник, рисующий рекламу, запрещает 15-летней дочке встречаться с полюбившимся ей пареньком: этот вахлак ей не ровня. Отец и станет первой жертвой парочки: его убийство, как и все многочисленные последующие расправы, не вызывают никакой эмоциональной реакции не только у малолетних преступников, но даже у зрителей. Убийцы невинны и естественны, иррациональны, и кажется, собственная безопасность волнует их гораздо меньше, чем пьянящая возможность быть вдвоем. Они ищут свой персональный рай и находят его в девственном лесу, где ведут себя не то как Робинзоны, не то как первые люди на земле. Идиллию прерывает появление "охотников за головами", которых тоже приходится убивать. А потом — убивать приютившего их друга, заподозренного в намерении предать, гостей, приехавших к нему, шерифа. В конце концов ребятам просто надоедает убегать. Они не попадаются и не сдаются, они просто, как запыхавшиеся дети, на время прерывают игру. Его казнят, она с неожиданным для дикого подростка женским коварством отделается условным заключением. Но главное в "Пустошах" не сюжет: Малика меньше всего на свете заботит динамизм действия. Главное, как и во всех его фильмах,— образ Америки, величественной, прекрасной, беспощадной, аморальной природы. Дети-убийцы такая же часть этой стихии, как и порывы ветра, резвящиеся в лесу звери, шоссе в никуда и колосящиеся нивы. Фильм вызывает множество ассоциаций, но все они не кинематографического, а общекультурного толка. "Пустоши" — такой же оригинальный, самобытный, мощный феномен американской "почвенной" культуры, как проза Уильяма Фолкнера или живопись "регионалистов" 1930-х годов. Малик не просто режиссер — он, возможно, последний великий поэт Америки. С "Пустошами" на неделе соседствуют еще два шедевра, создающих эпический образ Америки, на этот раз урбанистической, на основе криминальной мифологии. "Банды Нью-Йорка" (Gangs of New York, 2003) — лучший за многие годы фильм Мартина Скорсезе (29 января, РТР, 22.05 ****). Не просто романтическая история любви на фоне жестокой войны уличных банд, уже в середине XIX века формировавшихся по этническому признаку, а эпопея о рождении современной Америки, притча о том, из какой грязи и крови прорастают империи. Скорсезе буквально визуализирует эту метафору: в финале небоскребы Манхэттена буквально вырастают из моря крови, пролитого на улицах Нью-Йорка первыми гангстерами, когда встревоженное правительство бросило против них корабельную артиллерию. Скорсезе удалось создать несколько незабываемых образов. Побоище в прологе, где деревянный, почти деревенский, заснеженный Нью-Йорк увиден отстраненно, сверху, как на картинах Брейгеля. Головокружительная панорама нью-йоркского дна, населенного самыми невероятными монстрами, предающимися всем возможным порокам. И конечно, финальная гибель бандитов во имя взявшегося за наведение порядка государства, между прочим, этим самым бандитам обязанного запуском машины пусть насквозь коррумпированных, но все же выборов. "Однажды в Америке" (Once Upon a Time in America, 1983) Серджо Леоне, самая великая в истории кино гангстерская сага, продолжает ту же тему криминальной природы американского успеха уже на материале 1910-1930-х годов (1 февраля, "Культура", 22.00; 2 февраля, "Культура", 22.10 *****). К мифологии американской провинции обращается Кэтрин Бигелоу в одном из самых странных в истории вампирских фильмов "Почти темно" (Near Dark, 1988) (30 января, РТР, 1.30 ****). Впрочем, слово "вампир" в фильме не произносится ни разу. Нет здесь и никакой привычной вампирской атрибутики, элегантных клыков и плащей с кровавым подбоем. Болтающийся по какому-то заштатному городку деревенский парень завязывает интрижку с приглянувшейся ему девчонкой. Чем ближе ночь, тем загадочнее она ведет себя. Ее поцелуи превращаются в укусы, а с наступлением ночи на сцену выходят ее друзья. Неприкаянные, злобные, в черной коже, рваных джинсах и линялых майках, они похожи на банду "ангелов ада", хотя на самом деле простые американские вампиры. В одном из самых впечатляющих эпизодов их главарь глумится над посетителями придорожного кафе, танцует на стойке бара, а когда бармен всаживает ему в живот пулю, недоуменно останавливается и выплевывает пулю на пол. В другом эпизоде полицейские обстреливают домик в мотеле, где коротают время, занавесив окна, заткнув тряпками все щели, вампиры, и лучи солнца, проникающего сквозь отверстия от пуль, буквально прожигают несчастных упырей насквозь. Бигелоу — единственный режиссер, которому удалось соединить традиционную для американского кино легенду о "бунтовщиках без причины", шокирующих сонную провинцию, с мифологией кинематографа ужасов.