Книги за неделю

Лиза Ъ-Новикова

В русском переводе вышел один из последних романов знаменитого американца Филипа Рота. Главный герой "Людского клейма" (2000) — черный человек, заставивший всех поверить в свою белизну. Нет, это не Майкл Джексон — вряд ли Филип Рот взялся бы выстроить роман из череды пластических операций. У Коулмена Силка, а так зовут героя, более замысловатая биография: он мог бы стать профессиональным боксером, служил во флоте, но в конце концов предпочел преподавание античной литературы и деканство в колледже. Он светлый негр, твердо решивший выдавать себя за белого: из черного боксера превратился в белого профессора. У такого решительного поступка есть своя цена. Коулмен навсегда забывает дорогу домой, ведь его черная семья выдаст тайну, так что мать Коулмена навсегда лишена возможности видеть внуков. Герой подобрал себе и национальность; Филип Рот, верный одной из своих ключевых тем, сделал Коулмена евреем. Но вот незадача, так смело перекроивший свою жизнь герой попадает в людскую ловушку: одно неосторожное слово в адрес "цветных" студенток — и черно-белого профессора обвиняют в расизме. Пришлось отвечать и за еврейство: что делать, издержки перевоплощения. К моменту начала повествования Коулмен Силк уже вышел на пенсию, и если бы не сосед, он так и провел бы остаток лет наедине со своей огромной тайной и огромной обидой.

А соседом загадочного декана случайно оказался не кто иной, как старый знакомый всех поклонников творчества Филипа Рота, столь же щедро наделенный славой, сколь и комплексами, прозаик Натан Цукерман. Правда, российскому читателю Цукерман пока мало известен, и неизвестно, захотят ли наши издатели вернуться к цукермановскому циклу 1970-1980-х годов. Тем более что из всех цукермановских романов у нас выбрали самый "знатный" текст: "Людское клеймо" принесло автору престижную Фолкнеровскую премию. Точно так же, как из злободневных политических романов Филипа Рота наверняка предпочтут самый свежий — антиутопию "Заговор против Америки" (2004), где на выборах 1940 года побеждает симпатизирующий Гитлеру Чарльз Линдберг.

В "Людском клейме" тоже есть политическая завязка: дело происходит летом 1998 года, в разгар "моникагейта". Президентский скандал в романе — постоянная тема для разговоров, но по-настоящему здесь отыгрываются на соседских "Билле и Монике". В тихом американском захолустье добропорядочность тоже может разгуляться не на шутку. Не успели успокоиться неистовые обвинители Коулмена Силка, как взошла новая сплетня. Теперь пенсионер-вдовец уличен в связи с молодой женщиной: уборщица Фауни Фарли младше его в два раза. К тому же Фауни не знает грамоты, а декан преподает ей совсем другие уроки.

У многих персонажей американского захолустья есть свои тайны, но отнюдь не каждый способен сотворить из себя нового человека. Чего стоит одинокая молодая французская преподавательница Дельфина Ру: она без устали плетет интриги против Коулмена Силка, которого и ненавидит, и тайно любит. И вот наказание: отчаявшаяся крошка Ру строчит объявление в раздел знакомств респектабельного "Нью-Йорк Ревью оф Букс" ("Серьезная ученая особа, незамужняя, стильная брюнетка хочет познакомиться со зрелым мужчиной... Возраст не важен, но интеллект обязателен, седеющие волосы приемлемы, даже желательны"), но по ошибке рассылает это откровение всем своим университетским коллегам.

Нет страстей и секретов только у самой "правильной" героини романа, сестры Коулмена Эрнестины. Она появляется в финале, когда и Коулмен и Фауни уже сполна заплатили за свои "прегрешения", чтобы долго и скучно читать мораль о вреде расизма. Наверное, без такой концовки текст Рота не был бы признан "настоящим добропорядочным американским романом". Но все же право на правду оставлено и грешной уборщице Фауни, не желающей идти на поводу у "расчудесного общества" и умеющей урвать "свой кусочек времени". Ведь должно же у человека остаться место, куда все равно поставят это неизбежное "людское клеймо".

А вот и российский ответ "Людскому клейму" — роман "Небеса" писательницы из Екатеринбурга Анны Матвеевой. Может быть, ответ не столь мастеровитый, ведь Матвеева еще молодой автор, но не менее амбициозный. По крайней мере, тематика двух романов вполне сопоставима по масштабу, у американцев — клевета на расовой почве, у нас — на религиозной. Анна Матвеева, в документальной повести "Перевал Дятлова" смело поведшая своих пропавших альпинистов на территорию Стивена Кинга, теперь решила поколдовать над одной прогремевшей в свое время газетной историей. В 1999 году православного епископа Никона обвинили в гомосексуальных связях и выжили с архиерейской кафедры. Матвеевского оклеветанного епископа зовут Сергием, а дело происходит не в Екатеринбурге, а в городе Николаевске. На отца Сергия ополчается братия. Сплетня и травля оказываются очень неплохими сюжетными двигателями. Возможностей даже слишком много, роман то и дело заносит то в детективную, то в любовную, то в символически-обобщенную сторону. Видно, что автору не так просто ровно вести повествование, то и дело хочется отклониться от столбовой сюжетной дороги. Ведь в Николаевске оказывается на удивление много претендентов на души горожан: здесь и рехнувшаяся последовательница Рериха и Блаватской, и секта вишнуитов, и амбициозные политики.

Отец Сергий даже и не выбран здесь в качестве главного героя. Его биография дана пунктирно: как удивил родителей, как в армии "с божьей помощью" избежал дедовщины, как стал епископом в 35 лет. Зато можно подробнее рассмотреть простых николаевских жителей, втянутых в орбиту скандала. Да еще придумать праведнику Сергию и его стороннику Артему прямо-таки дьявольского антигероя, рафинированного и жестокого депутата Антиноя Зубова, который вознамерился стать богом ("быть богом, дорогая, куда интереснее, чем быть депутатом").

Не случайно писательница не раздувает николаевский конфликт до совсем уж всероссийских масштабов: есть только намек, что скандал с отцом Сергием должен был по замыслу недоброжелателей перерасти в нечто большее. Автор не слишком увлекается и религиозной образностью, разве что пару раз по страницам романа прошелестит ангел. А из двух линий, связанных с главной героиней Глашей Разуваевой, любопытнее оказывается не путь к вере, а как раз отношения с инфернальным депутатом, своей недосказанностью напоминающие игру заокеанских Ганнибала Лектера и Клариссы. Хотя именно эта линия оказывается недорисованной.

Филип Рот. Людское клеймо / Перевод с английского Леонида Мотылева. М.: Иностранка, 2005

Анна Матвеева. Небеса. М.: АСТ, 2004
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...