Интервью

председатель правления РАО "ЕЭС России"

"Сейчас нет противостояния, нет конфликта"

— Термин "торможение реформы" стал почти общепринятым. Вот и вы не спрашиваете, было торможение или нет, а спрашиваете, в чем причина торможения. Если объективно ставить этот вопрос, то надо сказать, что с конца июня (как раз после того, как было объявлено о переносе заседания правительства на декабрь) до конца августа значимых решений по реформе действительно не было. В то же время начиная с конца августа мы получили от правительства первые директивы по созданию ОГК, а потом и ТГК. И все последующие заседания совет директоров РАО принимал абсолютно ключевые решения по продвижению реформы. Если совсем укрупненно, то что такое реформа? Реформа — это правила рынка плюс игроки на рынке. Вот игроков мы за это время создали самых главных: и ОГК, и ТГК. А вместе с ними создавали и инфраструктуру рынка — межрегиональные распределительные сетевые компании (МРСК) и межрегиональные магистральные сетевые компании (ММСК). Поэтому необъективно говорить о торможении реформы с конца августа по настоящее время. Я не считаю, что имеет место торможение реформы.

— Высказывалось предположение, что накануне принятия решений по реформе электроэнергетики "Газпром" вел игру на понижение курса акций РАО ЕЭС. С тем чтобы скупить их подешевле. Что вы думаете по этому поводу?

— Есть такая тенденция — найти злого врага и приписывать ему все возможное и невозможное. Но я бы рассуждал рационально: а зачем "Газпрому" обваливать акции РАО? "Газпром" уже является собственником 10% наших акций, и снижение курса на нем самом сложно сказывается. 10% наших акций, при любой капитализации, это от одного до полутора миллиардов долларов. Во-вторых, как мне кажется, "Газпрому" есть чем заниматься помимо нас, особенно в последнее время. Кроме того, РАО ЕЭС ведь "падало" вместе с рынком. В тех же случаях, когда падение акций РАО ЕЭС было гораздо сильнее рынка, это почти всегда было связано с неопределенностью или негативными новостями по реформе электроэнергетики.

— И тем не менее ясно, что преобразования в энергетике во многом зависят от реформы "Газпрома". Как вы думаете, решится ли правительство наконец его реформировать?

— Я бы разделил этот вопрос на два уровня. Уровень номер один — это рынок газа. Уровень номер два — это преобразования в структуре газового сектора. Считаю, что первое, то есть создание рынка газа, остро назрело. И даже перезрело. Ситуация, когда есть газ балансовый и газ забалансовый с разными ценами, абсолютный абсурд и очевидный генератор нездоровых тенденций на рынке. Ясно, что создавать рынок газа можно, даже не преобразовывая "Газпром", точно так же, как рынок электроэнергии мы создали, еще не преобразовав РАО ЕЭС. Создание рынка газа — это гораздо менее политический вопрос, это вопрос здравого смысла, профессионализма и политической воли — ничего более. А вот вопрос преобразования "Газпрома" — это уже вопрос политический с понятными привходящими обстоятельствами. Не готов прогнозировать, что здесь произойдет. Но для меня было очень симптоматично, что, завершая заседание совета по конкурентоспособности 8 декабря, Михаил Ефимович Фрадков однозначно отметил, что преобразования в энергетике влекут за собой необходимость преобразований в газовом секторе. Собственно, он говорил про реформу "Газпрома". И это кое-что значит.

— А не кажется ли вам, что ситуация, связанная и с отсутствием реформы "Газпрома", и с присоединением к нему "Роснефти", и с его намерением завладеть "Юганскнефтегазом", расколола правительство?

— Очевидно, что в правительстве существуют разные точки зрения по этому поводу. Они были высказаны. Я бы не назвал это расколом. Я понимаю, журналистам нужны броские образы, но, даже понимая, что у Германа Грефа и Виктора Христенко могут быть разные оценки на этот счет, я не могу это расхождение назвать расколом.

— Ваш диалог с Олегом Дерипаской о судьбе энергореформы начинался на грани конфликта. Скажите, как вам удалось договориться, найти компромисс?

— Диалог — это слишком мягко сказано. На самом деле все начиналось даже не на грани конфликта, а с реального, острого конфликта, конфликта сразу по нескольким направлениям. И по поводу Богучанской ГЭС, и по Красноярской ГЭС, и по Саяно-Шушенской ГЭС. По каждому из них были предприняты серьезные действия, кое-где жесткие с обеих сторон. Возьмем Богучанскую ГЭС — Олег Дерипаска претендовал на ее достройку по известному варианту. Нас этот вариант не устраивал. Мы предлагали другие. Так продолжалось до тех пор, пока правительство не заняло абсолютно внятную позицию. И стало очевидно, что, когда правительство занимает ясную позицию, это сразу же снимает саму возможность для противостояния. Результат — правительственная комиссия сейчас завершает выработку нескольких вариантов достройки станции. В здравом уме с этим невозможно не согласиться, то есть появление в этом вопросе позиции правительства уничтожило корень конфликта. В другой части конфликта — по Саяно-Шушенской ГЭС,— к сожалению, не удалось найти здравой логики в действиях уважаемого Алексея Ивановича Лебедя. Он последовательно нарушил свои обещания. И мы действовали до конца жестко, отстаивая свою точку зрения и законность. Это сделать удалось. Пленумом Высшего арбитражного суда (инстанцией, решения которой не могут быть пересмотрены) было принято окончательное решение — все заявки товарища Лебедя о национализации станции были признаны незаконными, отклонены полностью и необратимо.

В то же время могу назвать сферу, в которой мы прислушались к господину Дерипаске. Он настаивал на том, что нужны прямые договоры между производителями энергии и крупными потребителями, которых в сегодняшней конструкции рынка электроэнергетики нет вообще. Мы, отстранив эмоциональный момент, решили проанализировать эту идею по существу. И должны были признать, что это правильно. Сама идея прямых договоров впервые появилась в законе об электроэнергетике, кстати говоря, тоже в порядке компромисса с алюминщиками. А сейчас мы ее вместе с Олегом Дерипаской в рамках правительственной комиссии под руководством министра промышленности и энергетики довели до целостной конструкции, включающей формулу расчета долгосрочной цены. Потому что это здравая вещь: без долгосрочного договора у наших энергоемких потребителей не может быть инвестиций. И сами энергетики во многих случаях под долгосрочный договор могут выстраивать инвестиционный процесс. То есть где-то мы вошли в противостояние и победили, а где-то мы услышали аргументы оппонентов и согласились с ними.

— В итоге концепция реформы несколько изменилась. Означает ли провозглашенный курс на реорганизацию РАО с пропорциональным распределением акций между акционерами отказ от приватизации ОГК?

— Нет, это уж точно не отказ от приватизации. Давайте разберемся с терминами. Реорганизация РАО с пропорциональным разделением акций между акционерами приводит к тому, что у государства в ОГК появляются акции — от 40% до 50% в каждой из ОГК. Вот эти акции государства на последующем этапе как раз и могут быть приватизированы. Формально говоря, это и есть приватизация, то есть преобразование государственной собственности в частную. Но это слова, а теперь по сути. На самом деле это не изменение концепции, эта идея была с самого начала. Эту идею активно отстаивали миноритарные акционеры РАО еще два года назад. И если заглянуть в нашу стратегию "5 + 5", то там эта идея прописана однозначно. Вместе с тем мы добиваемся ясной цели, фиксирующей итог преобразований в РАО ЕЭС: реорганизация РАО ЕЭС через разделение с пропорциональным распределением акций между акционерами. И настаиваем на том, что это может и должно быть сделано в конце 2006 года, когда подготовка к преобразованиям будет завершена.

— Хорошо, допустим, такое решение будет принято, а что насчет самих аукционов по ОГК?

— Ответ простой — это полномочия правительства. И если правительство сочтет правильным продать, например, пятую ОГК, не дожидаясь конца 2006 года, мы вполне в состоянии это сделать. В том числе и потому, что пятая ОГК будет полностью консолидирована и создана к маю-июню будущего года. Иными словами, идея, предлагаемая нами, не является новой, она классическая, фундаментальная, исходная идея. А самое главное, что она не отменяет другие конструкции.

— Пожалуй, главные решения мы уже получили — на заседании совета по конкурентоспособности 8 декабря. Напомню, что наиболее часто звучавшим словом на совете было слово "консенсус". Сейчас нет противостояния, нет конфликта. На сегодняшний день 36 региональных энергосистем в стране разделено. Учреждены три ОГК, шесть ТГК, приняты решения о создании четырех МРСК и семи ММСК. И нет ни одного протестующего губернатора, потребителя или акционера. Почему? Потому что, во-первых, концепция правильная. Во-вторых, мы осуществляем ее предельно осторожно и предельно взвешенно. А что касается нужных решений, то есть острейший вопрос ликвидации перекрестного субсидирования, вопрос тарифного небаланса (отрицательного сальдо цен на электричество для поставщиков и покупателей на федеральном оптовом рынке электроэнергии.—Ъ). Потому что тарифный небаланс провоцирует конфликтные процессы. Сегодня отношения между продавцами и покупателями электричества на оптовом рынке, регулируемом государством, не упорядочены. Вот здесь-то и требуется решение правительства, иначе суды будут решать. И таких крупных вопросов, по которым должна быть поставлена точка правительством, насчитается пять-шесть.

Интервью взяла АЛЕНА Ъ-КОРНЫШЕВА