В Большом театре завтра состоится первая балетная премьера сезона: знаменитый хореограф Джон Ноймайер перенес на московскую сцену свой спектакль "Сон в летнюю ночь". Перед премьерой труппу театра выкосила эпидемия гриппа — почти 50 артистов сидят на бюллетенях. О впечатлениях от Большого ДЖОНА НОЙМАЙЕРА, впервые поработавшего в Москве, расспросила ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.
— Вы избегали встречи с Большим с советских времен. И вот она свершилась. Не разочарованы?
— Трудный вопрос. Если говорить максимально честно, все повернулось не так, как я ожидал. Действительно, еще со времен Григоровича были попытки найти время и предмет работы с Большим театром. В этом году я был удивлен их чрезвычайной организованностью. Мне вдруг показалось, что это позволит работать в максимально благожелательных условиях. Я выбрал "Сон в летнюю ночь" потому, что среди моих произведений это такая "современная классика", то есть тот язык, который может быть легко понят в Москве — и артистами, и публикой. Я надеялся, что проведу больше времени в Большом. Но из-за небольших проблем со здоровьем я не проработал здесь столько времени, сколько хотел. Это было очень короткое, хаотичное время, и комментировать этот период я бы не хотел. Когда ты находишься на рабочей кухне, нельзя критиковать вещи и людей, с которыми работаешь. Лет через десять я мог бы рассказать об этом более открыто и более свободно. Но сейчас это этически неверно, если вы понимаете, что я хочу сказать.
— Артистов выбирали вы сами или театр?— Выбор танцовщиков абсолютно мой — без исключения, до последнего человека в кордебалете. Я смотрел труппу в Париже, Лондоне, на репетициях, в классах, на спектаклях. Конечно, по причинам болезни артистов были всякие замены, но это не проблема. Проблема в том, что увидеть и отобрать танцовщика — это не совсем то, что работать с ним. У меня были в жизни случаи, когда уже в процессе репетиций оказывалось, что я сделал неправильный выбор. Тогда я говорил: "Вы очень хороший исполнитель, я приличный хореограф, но у нас не получается работать вместе".
— То есть, поскольку вы мало работали с артистами Большого, вы не могли произнести вовремя эти слова?
— Я так не хочу формулировать, а то получается, что я уже сужу то, что я сделал. Лучше сначала посмотрим балет, а потом будем говорить о результатах.
— Тогда что-нибудь позитивное. Кто вам понравился из артистов?— Большое удовлетворение принесла Светлана Захарова. Я ее знал еще по работе в Петербурге, и мне было интересно, как этот очень красивый инструмент, который я видел в классических ролях и восхищался им, сможет исполнить другого рода движения. Я надеялся, что в ней есть что-то большее, большая эмоциональная глубина. И очень рад, что в двойной роли Ипполиты-Титании она смогла создать сильный характер.
— На роль Лизандра-садовника вы пригласили своего солиста Ивана Урбана.— В Большом было несколько танцовщиков на эту роль, и все они разболелись. А в этом балете важен артистический баланс, здесь ансамбль из шести человек и характеров, и каждый должен быть очень сильным исполнителем. Иван Урбан замечательно сработался в артистами Большого. Приятно, что он смог внести сюда дух Гамбургского балета, показать пример, потому что мы иначе работаем, видимо. Это было очень мило и с чувством юмора и с огромным уважением к партнерам по сцене. Он балет знает очень хорошо, поскольку он танцевал в нем две главные роли и постарался, насколько это возможно, стать частью московского ансамбля.
— Почему вы перенесли действие шекспировской пьесы в XIX век?— Из-за музыки. Мне показалось, что интересно взять музыку Мендельсона ко "Сну в летнюю ночь" — она была написана во времена первого немецкого перевода Шекспира. И чтобы создать единый мир, я одел исполнителей в костюмы времени Мендельсона. Но когда от этой реальности мы уходим в космический мир, мы используем современную абстрактную музыку Лигети.
— В этом году вы поставили "Сон в летнюю ночь" у себя в Гамбурге — чтобы показать, как нужно исполнять это произведение?.
— Мы в прошлом году сделали огромнейший фестиваль из 19 спектаклей, чтобы отметить 30 лет моей работы в Гамбурге. И многие недоумевали, что не был выбран "Сон в летнюю ночь". Поэтому мы решили поскорее его возобновить. И это оказалось удачно — техническая группа из Большого театра смогла приехать в Гамбург и посмотреть, как ставится свет, как работают декорации.
— Что вы в Гамбурге показываете на Рождество?— "Щелкунчика". Забавно, что никакого Рождества в моей редакции "Щелкунчика" нет. Мой спектакль — о классическом балете. У меня Дроссельмейер — такой своеобразный Петипа: немножко дьявольский, немножко забавный. Я никогда не мог представить себе, что мой "Щелкунчик" станет рождественской традицией. Но запросы публики определили ему это место.