Про десятилетнюю Настю Савельеву, девочку, которая видела, как убили ее мать и как сгорел ее дом, мы писали год назад. У нее еще был лейкоз, ей нужна была трансплантация костного мозга, она была очень полная от гормонов, совершенно лысая от химиотерапии, ей негде было жить, если выживет, и у нее никого не было, кроме бабушки, которая бросила пить, чтобы ухаживать за внучкой, но так мучилась от абстиненции, что не могла отличить сырое мясо от вареного.
Год назад Таня наткнулась в интернете на сообщение о том, что Насте Савельевой собрали денег на трансплантацию костного мозга. Кликнула мышкой, прочла мою заметку про то, что Настя умрет, если не сделать ей трансплантацию, а потом прочла отчет о том, что деньги собраны и Настя готовится к операции. Никакого смысла звонить в гематологическое отделение РДКБ не было, но Таня все равно позвонила и спросила доктора, чем еще можно помочь Насте Савельевой. Доктор сказал, что денег больше не нужно, Настю готовят к трансплантации, девочка сидит в стерильном боксе одна, к ней в бокс никому нельзя входить, но можно разговаривать с ней через стекло.
— Может быть, вы придете поговорить с ней? Ей одиноко и страшно.У Тани свои две дочери: старшая дочь-подросток, тоже Настя, и двухлетняя Даша. Еще Таня работает в бухгалтерской фирме мужа, то есть у нее не особенно-то было время ходить по больницам и болтать с незнакомыми девочками, даже если те сидят в стерильном боксе, даже если им одиноко и страшно. Но Таня пошла почему-то.
К тому времени врачам пришлось отказаться от услуг Настиной бабушки, которая вызвалась быть у внучки сиделкой и даже бросила пить для этого, но, видимо, так плохо чувствовала себя из-за отсутствия алкоголя, что никак не могла запомнить, что девочке с убитым костным мозгом, запертой в стерильном боксе, смертельно опасно есть сырые сосиски и вообще смертельно опасно есть что-нибудь не сваренное в скороварке. Приезжали еще какие-то дальние Настины родственники, хотели удочерить девочку, если выживет, но они думали, что девочку дают вместе с квартирой, и, узнав, что девочку дают без квартиры, уехали.
Два месяца Таня разговаривала с Настей через стекло и подарила ей через стекло настоящую (простерилизованную) куклу Барби. Мы сидим сейчас в Таниной кухне, и Настя особо подчеркивает, что это настоящая Барби. Настя стала вдвое стройнее с тех пор, как я видел ее год назад, у Насти отросли красивые черные волосы, и она зовет Таню мамой. Она говорит, что тогда в боксе ей очень хотелось, чтобы Таня ее удочерила. И потом, когда врачи разрешили Насте выходить из бокса и Настя впервые обняла Таню и стала прогуливаться с ней, надев респиратор, по коридором больницы, ей еще больше захотелось стать Таниной дочкой. А что вы думали? Дети после трансплантации костного мозга долго еще гуляют в респираторе. Потому что им смертелен любой микроб.
И Таня тоже хотела удочерить Настю. И Танина старшая дочь тоже уже ходила к маленькой Насте в больницу и мечтала, чтобы Настя стала ее сестренкой.
— Я только боялась, что муж не разрешит,— говорит Таня.— Я все время притаскиваю в дом всякую живность, собак раненых, кошек, а он у меня армянин и считает, что животные в доме — это нечисто. Я однажды притащила лабрадора, а он сказал: "Выбирай — или я, или собака".
Поговорить с Таниным мужем взялась теща, Танина мать. Таня нарочно ушла из дома, позвонила домой, мать сняла телефонную трубку и положила на стол, чтобы Таня могла по телефону слышать, что скажет муж. Старшая Танина дочь тоже слушала из соседней комнаты, кажется. А маленькая Настя в больнице писала Тане письмо, что просит взять ее в дочки, но поймет и не обидится, если взять нельзя.
— Мне нужно поговорить с вами,— сказала Танина мама зятю, когда тот пришел домой.
— Слушаю вас,— у него не было времени, он собирался в командировку.— Вы знаете, вот есть эта девочка Настя в больнице... У нее совсем никого нет... Ну, эта девочка, которую навещает моя дочь...
И вдруг он сказал:— Что у нас, тарелки супа не найдется? Ну, если у девочки никого нет, то надо ее брать, конечно. Странно вы, русские, как-то относитесь к детям, вы их бросаете.
После этих слов Таня пошла к Насте в палату и сказала, что берет ее в дочки. Я теперь сижу у них на кухне и спрашиваю девочку:
— А где письмо? Где письмо, в котором ты просила Таню удочерить тебя.— Я его порвала,— говорит Настя.— Мне нельзя было прыгать на кровати, потому что кости после трансплантации очень хрупкие, но я прыгала и рвала письмо. Потому что оно было не нужно.