Событие недели — "Код 46" (Code 46, 2003) Майкла Уинтерботтома (17 декабря, РТР, 1.35 ***). Уинтерботтом — режиссер-хамелеон, снимает много, по два фильма в год, и они неизменно оказываются в конкурсных программах главных международных кинофестивалей. Количество перешло в качество: в 2002 году Уинтерботтом завоевал берлинское золото за фильм "В этом мире" (In this World), бесхитростную, почти репортажную трагедию об афганских подростках, бегущих с нищей родины в благословенную Европу. Сразу после этого он снял "Код 46": на первый взгляд киберпанковскую антиутопию, а если приглядеться, то в определенном смысле продолжение "В этом мире". В кадре время от времени мелькают люди в центральноазиатских головных уборах и с восточными именами. Они живут в пустыне, хватают за рукава притормозивших на обочине белых господ, впаривают им какую-то шипучку и предлагают побриться. Одним словом, ведут себя сугубо реалистически, как ведут себя люди в Пакистане или Египте. Уинтерботтом снимает будущее, не прибегая ни к компьютерным эффектам, ни к дорогостоящим декорациям: будущее уже состоялось или почти состоялось. Фантастическое допущение по большому счету одно: пустыня теперь — это весь мир, за исключением городов, напоминающих осажденные крепости. В городах живут те, кто имеет заветный "пропуск", представители пресловутого "золотого миллиарда". Впрочем, их пропуска тоже строго ограничены по времени: они вроде бы и господа вселенной, но над ними есть высшая сила, скорее всего анонимная и бесформенная, некий электронный разум. "Снаружи" — все прочие, изгои постиндустриального общества, достигшего в своей регламентированности такой изощренности, какая не снилась тоталитарным режимам. Главная опасность, которую общество выжигает на корню,— совокупления и беременности, нарушающие некую, тоже не названную режиссером, сексуальную гармонию: людей клонируют, выращивают в пробирках, делают им аборты, стирая затем любые воспоминания, связанные с любовной связью. Уинтерботтом не грузит зрителей объяснением этого непростого мироустройства: оно вырисовывается постепенно и тем более пугает. А фильм оказывается очень старомодной, совершенно не вписывающейся в киберпанковский мейнстрим трагедией о невозможности любви в мире будущего, вроде "451 по Фаренгейту" Рея Брэдбери или даже "1984" Джорджа Оруэлла. О той же "проблеме пропуска" — забавный фильм бельгийца Стефана Вуйе "Зимняя жара" (25 degres en hiver, 2003), снятый в том числе и на российские деньги компании СТВ (23 декабря, РТР, 0.30 ***). В Европе сейчас снимают много угрюмых драм о незаконных иммигрантах. Для Вуйе же эта проблема — повод для симпатичной лирической комедии, снятой с неуловимым сюрреалистическим сдвигом. Мигель — нелепый курьер, который никогда не доставляет авиабилеты вовремя. Соня — преследуемая полицией одесситка, забравшаяся в его машину. Его жена уехала на заработки в Америку и пропала. Ее муж точно так же растворился в Бельгии. У него хлопот полон рот. Она с провинциальной настырностью втягивает и Мигеля, и его восьмилетнюю дочку в поиски беглеца. Необходимую энергетику фильму придает взбалмошная мамаша Мигеля, сыгранная альмодоваровской звездой Кармен Маура. Фильм вполне предсказуем: достаточно быстро понимаешь, что весь этот огород стоило городить только ради того, чтобы два одиночества, Мигель и Соня, нашли друг друга. Но эта предсказуемость не мешает получать удовольствие от скромного, человечного и не старающегося подладиться ни под какие стереотипы фильма. Зато Патрис Леконт сознательно складывает свою "Улицу наслаждений" (Rue des plaisirs, 2002) из романтических клише французского кино (18 декабря, НТВ, 0.50 **). Фильм — жестокий шансон о той блаженной эпохе, когда правительство в конце 1940-х годов еще не запретило публичные дома и бедным, но благородным шлюхам не приходилось мерзнуть на панели. Одна из таких девиц и вспоминает историю любви Малыша Луи, выросшего в борделе ребенка, и местной "звезды" Марион, мечтавшей стать певицей. Он защищал ее жизнь во время бомбардировок, помогал ей прослушиваться на радио, принимал как должное то, что она любит другого, и оплакивал ее, когда она погибла от пули гнусного румынского сутенера. Одним словом, французская экзотика на продажу, не ретро, но стилизация под ретро, откровенно картонная, условная, пошлая, но вместе с тем необъяснимым образом трогательная. Леконту удалось уловить тот дух демократического романтизма, который господствовал во французском кино многие десятилетия.