генеральный директор ЗАО "Северсталь-ресурс"
"Пока в Китае есть спрос, конъюнктура будет держаться"
— Почему металлургические компании сейчас выходят на разработку месторождений с нуля, хотя еще год назад заявляли, что проекты green field (требующие строительства добычной инфраструктуры с самого начала) себя не окупают?
— Я думаю, это связано в первую очередь с тем, что для больших горно-металлургических компаний разработка новых месторождений все больше становится одной из точек роста, одной из возможностей для развития. Фактического дефицита сырья для черной металлургии на рынке нет, ни по коксующемуся углю, ни по железорудному концентрату. Но российский рынок сильно зависит от мировой конъюнктуры. Вслед за растущими ценами на металлопрокат более привлекательным становится и бизнес по продаже сырья для сталелитейной промышленности (уголь, руда, металлы, использующиеся в качестве легирующих добавок.—Ъ). Металлурги видят, что рынок сырья растет, перспективы у него на ближайшее будущее хорошие. Поэтому они начинают активно входить в уголь и в меньшей мере в добычу железной руды (ее добыча требует вдесятеро больших затрат, чем добыча угля.—Ъ).
— А что изменилось за последний год?— Во-первых, изменились перспективы рынка, во-вторых, металлурги заработали средства для инвестиций. Основная причина, почему теперь можно заниматься месторождениями,— изменилась стоимость денег, кредитов, капитал дешевеет. Уже нет таких требований по сроку окупаемости — два-три года, компании ищут проекты со сроком окупаемости в пять-семь лет.
Кроме того, бум на месторождения связан с тем, что металлурги больше думают о стратегии и понимают, что запасы будут истощаться. Это произойдет не сейчас и даже не через пять лет. К примеру, работающих сейчас угольных месторождений хватит в среднем на 30 лет, но в металлургических компаниях считают, что уже сейчас необходимо укреплять свои минерально-сырьевые базы.
— Вы считаете, у металлургов есть достаточный опыт для работы в горно-добывающем бизнесе?
— Металлургическим компаниям, конечно, приходится осваивать новую отрасль, ведь раньше они только производили кокс, лили чугун, сталь и прокат делали. Уголь они никогда не добывали, не говоря уж про проведение геологоразведки. И это совсем другой бизнес. Во всем мире не так много больших компаний занимаются геологоразведкой — из-за больших рисков.
— Но российские компании готовы идти на риски разведки на новых месторождениях с учетом бума на рынке?
— Да, в связи с ажиотажем вокруг сырья многие горняки заинтересовались green fields, и они готовы, не исключая и нас, к работе вместе с зарубежными компаниями, которые накопили в этом большой опыт. Впрочем, бум возникает в любой отрасли — недавно повсюду активно строился интернет, а сейчас будем месторождения осваивать.
— Можно ли ожидать такого же краха, как в интернет-бизнесе, в горно-добывающей отрасли?
— Нет, конечно, едва ли будет так, как с интернетом. Но все же риск цикличности рынка есть всегда, и многие про него забывают. Известно, что цены не будут держаться на нынешнем уровне, неизвестны только сроки, в которые начнется снижение. А вообще, как говорил известный экономист Джон Мейнард Кейнс, все определяет поведение толпы. Сейчас понастроят мощностей, выбросят на рынок сырья условно по $100 за тонну, а покупать его будут по $10. Кто-то в итоге разорится, кто-то продаст права на месторождения. Но пока в Китае есть спрос, конъюнктура держаться будет.
— А каким образом можно хеджировать эти риски?— Искать месторождения с лучшим качеством запасов, к примеру, с меньшей себестоимостью добычи. Управлять циклом инвестиций, понимать, что надо делать обоснованные оценки по инвестициям, не закапывать деньги в землю.
— Велики ли риски при приобретении месторождения с недоказанными ресурсами или запасами? Часто ли требуется проводить доразведку?
— Да, довольно часто. Вообще, это зависит от месторождения, от его размеров и степени изученности. Сейчас в основном на продажу выставляются участки, разбуренные еще в советские времена, информация по ним есть. Разумеется, надо переоценивать вложения с учетом последних технологий добычи.
— Много ли таких месторождений?— Не очень. Трудно сказать, насколько они уже распроданы. На участке с прогнозными ресурсами добывающий бизнес должен потом уточнить запасы — путем геологического доизучения месторождений современными методами, разведочным бурением (а все это уже довольно дорого) — в объеме, необходимом для получения запасов категорий A+B+C1. И только после этого запасы начинают разрабатываться. На аукцион выставляют участки с разной степенью освоенности, и зачастую геологическое доизучение объекта является непременным условием для участия.
— Вы считаете риск доразведки наиболее значительным при выходе металлургов на green field?
— Нет, потому что степень разведанности обычно отражается в предварительной документации по участку, и тут можно как-то прогнозировать будущие расходы. Самый большой риск — купить лицензию только на разведку, а не на добычу. Доразведка месторождения — дорогостоящая работа, и, не имея уверенности в том, что оно будет принадлежать недропользователю, вряд ли кто-то будет инвестировать в этот процесс. Насколько я понимаю, в новом законе о недрах планируется изменить это положение, но пока оно остается большой проблемой. Вообще, доразведка — всегда рискованный бизнес с высокой вероятностью отрицательного результата.
Еще один риск — не успеть. Лицензия предоставляется на определенный период, и, к примеру, по условиям аукциона через три года компании надо добывать не менее миллиона тонн. Если не успели довести добычу до оговоренной планки, то Министерство природных ресурсов может отозвать лицензию, и вы потеряете все, что вложили. Впрочем, у нас в стране лицензии только-только начинают выставлять на продажу, пока большими проектами никто особенно не занимался, и подобные вещи происходят нечасто. Но в будущем такие риски могут стать ощутимыми, когда металлурги присмотрятся к месторождениям и начнут их разработку.