В Петербурге состоялся конкурс на строительство элитного жилья на территории федерального памятника — комплекса Русского музея. На конкурсе, проведенном "Корпорацией С", победил проект архитектора Юрия Земцова, предлагающего выстроить шестиэтажный жилой дом фасадом в Михайловский парк. Рассказывает ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.
На входе в Этнографический музей корреспондента Ъ встретил пикет жителей Петербурга с плакатами "'Корпорация С', вон из Михайловского сада". Архитектурные конкурсы редко сопровождаются такой заинтересованной позицией населения, но здесь ситуация особая: строить жилой дом на этом месте — все равно что строить коттеджный поселок в Александровском саду в Москве. Дом расположен на территории памятника федерального значения — Русского музея императора Александра III, строительство здесь запрещено законом об охране памятников, и это тот случай, когда закон охраняет едва ли не красивейшее место Санкт-Петербурга — Михайловский сад.
Председатель Государственной инспекции охраны памятников Вера Дементьева неоднократно заявляла в прессе, что по закону строительство здесь невозможно. Директор Русского музея Владимир Гусев был заявлен членом жюри конкурса, но не явился на заседание, его заместитель Александр Боровский заявил корреспонденту Ъ, что позиция музея в отношении строительства резко отрицательная. Но несмотря на это, несмотря на то что в работе жюри отказались участвовать представители Минкульта (не было ни начальника управления культурного наследия Анны Колупаевой, ни Владимира Малышева, заместителя руководителя Федерального агентства по культуре), внутри Этнографического музея корреспондент Ъ встретил едва ли не атмосферу эйфории.
Члены жюри смотра пережили огромный творческий подъем. Как заявил на объявлении результатов смотра президент Союза архитекторов России Юрий Гнедовский, "смотр показал, что мы, сегодняшние архитекторы, можем позволить себе встать в ряд с великими архитекторами прошлого и дополнить их композиции своими работами". Глава же "Корпорации С" Василий Сопромадзе даже увидел в выигравшем проекте следы вмешательства неземной красоты. "Я думаю, что ангелы напели Юрию Земцову его проект".
В этот день ангелы напели Юрию Земцову шестиэтажный жилой дом с четырьмя подъездами. Дом лишен каких-либо архитектурных деталей, но в формах его окон чувствуется присутствие классической темы — окна третьего-четвертого этажей объединены вместе и создают ощущение бельэтажа. Фасад напоминает здание типовой сталинской послевоенной школы, если убрать портик. Такие здания во множестве рассовывали по незаметным переулкам Васильевского острова архитекторы начала ХХ века — это доходные дома второго сорта. Их безордерный классицизм символизировал тогда следы благородства, необходимые и в небогатом жилье на задворках.
Когда люди теряют чувство реальности, это ощущение поразительное. В Михайловском парке ставится подчеркнуто непримечательный крупный жилой дом. В городе, где дома с таким уровнем архитектуры стеснялись ставить в конце дальних магистралей, где-нибудь в районе Аптекарского острова. При этом все испытывают колоссальную гордость уж и вовсе непонятно за что.
Причины, приведшие к такой победе архитекторского самомнения, лежат в некоторой спешке инвестора — господина Сопромадзе. При прошлом губернаторе Владимире Яковлеве он уже построил один столь же серый дом на исторической территории Михайловского замка императора Павла I — силами того же Юрия Земцова. Дом этот, сам факт появления которого может рассматриваться как преступление с точки зрения закона об охране памятников, украшен табличкой "создан иждивением губернатора Санкт-Петербурга Владимира Яковлева", превосходно продался, и Василий Платонович решил продолжить украшение города, тем более что администрация сменилась и появились новые заказчики квартир, выходящих в императорский парк.
Но здесь проект более скандальный — дом все же непосредственно примыкает к Михайловскому дворцу. В связи с этим было решено использовать метод Эрика Мосса, который употреблялся в конкурсе на Мариинский театр. Тогда, напомню, сначала к проектированию был привлечен калифорнийский архитектор с репутацией мировой звезды, он сделал чрезвычайно авангардный проект, и, чтобы от него отделаться, был проведен международный конкурс. На нем изменилась проблематика: вместо того чтобы спорить о том, можно ли вообще строить в Питере здание в форме бесформенной стеклянной кучи, все стали рассуждать, чья куча лучше — Эрика Мосса или Доменика Перро.
На этом конкурсе на роль посторонней звезды был приглашен московский архитектор Михаил Филиппов, уникальный мастер классической архитектуры. Однако логика Эрика Мосса предполагала бы, что сначала создается проект Филиппова, потом его изгоняют, но остается некий уровень работы, а потом уже под этот уровень строит другой архитектор. Эту многоходовку господин Сопромадзе терпеть не мог. Жилой дом у Михайловского дворца — это вам не Мариинский театр, тут деньги жгут. Сначала заказав Филиппову проект вне конкурса, он потом все же включил его в конкурс, с тем чтобы все провести в один ход.
Это чрезвычайно прискорбно, поскольку Филиппов, как ни странно, нашел способ строить на этом уникальном месте. Жилой дом он превратил в садовый павильон, который встает в Михайловский парк, не вступая в спор с дворцом Росси. Его проект по крайней мере показывал: для строительства рядом с Росси необходим некоторый уровень артистизма, некий эстетический принцип, просто не позволяющий ставить в Михайловском саду здание уровня типовой сталинской школы.
Филиппов все равно бы не выиграл, как не выиграл Эрик Мосс — питерская архитектурная бюрократия ему бы этого не позволила. Но была бы ясна точка отсчета. Тут же возникла ситуация, при которой, скажем, Юрий Гнедовский, автор комплекса "Красные холмы" и Дома музыки в форме кастрюли, или Владимир Логвинов, президент Московского союза архитекторов, в жизни не построивший ни одного примечательного здания, судят, как достраивать ансамбль Росси. Они этого совсем не понимают, они не знают, от чего оттолкнуться. С тем же успехом их могли бы позвать оценивать конкурс решений теоремы Ферма — свою глубокую глухоту в отношении классики они доказали всей творческой жизнью. Но главное все же не процесс, а результат.
У них были возможности заявить, что закон запрещает здесь строить. Они могли обратить внимание на пикеты, на позицию охраны памятников, на бойкот со стороны Русского музея. Но нет, они приняли обращение к губернатору Валентине Матвиенко с просьбой продолжить проектирование на данном месте вопреки законодательству. Вкупе с ангелами господина Сопромадзе, вкупе с решением, искренне утверждающим, что второразрядный доходный дом идеально дополняет Росси, все это настолько возмутительно, что даже мило. Все равно как если бы члены Союза писателей, начитавшись собственных произведений до одурения, пришли бы к выводу, что способны сочинять на уровне Пушкина, и обратились бы к президенту с требованием разрешить им продолжить, скажем, повести Белкина, где бы и президенту нашлась достойная роль.
Самое забавное здесь в том, что это только начало. В Петербурге сменился главный архитектор, теперь им стал Александр Викторов, который выдвинул программу строительства новых 400 зданий в центре города — и все среди памятников. Член жюри, депутат законодательного собрания Петербурга Владимир Гольман убеждал всех собравшихся, что эта уплотняющая застройка — идея Валентины Матвиенко, и всячески прославлял ее мудрость — так, будто она тоже поучаствовала в решении застроить Михайловский парк. Так что это только первое из 400 таких зданий, и скоро мы точно также перестанем узнавать Петербург, как перестали узнавать Москву. Почему бы, скажем, не дополнить другой ансамбль Росси и не застроить таким же жильем Дворцовую площадь?